Лыжные части РККА 1941-1945г.г.: 241 отдельный лыжный батальон Ленинградского фронта

241 отдельный лыжный батальон Ленинградского фронта

241 отдельный лыжный батальон Ленинградского фронта в действующей армии с 17 февраля 1942г. до 5 мая 1942г. в составе 54-й армии участвовал в боях на Ленинградском фронте, пытаясь прорвать блокаду Ленинграда. Расформирован батальон 5 мая 1942г.

Батальон сформирован в Уральском военном округе в Челябинской области в 26 ЗЛП 21 ЗЛБР. Командование батальона было такое: комбат - лейтенант Гаврилов, комиссар - политрук Урванцев, помкомбат по материальному обеспечению - лейтенант Белин. Командир первой роты - лейтенант Андреев, второй роты - лейтенант Бабурин, третьей роты - лейтенант Бояринцев, командиром хозвзвода был Огородников В. И. Начальником штаба был лейтенант Драчев С. В., позже им стал Карепанов Ф. М.

На фронт из Челябинска 241 ОЛБ был отправлен 19 января 1942 года в 11-30 эшелоном 30368, совместно с 248 ОЛБ.

По видимому в Ярославле эшелон переформировали, так как далее на фронт 241, 242, 243 ОЛБ ехали через Свердловск, Киров, Вологду, Череповец, Бабаево, Тихвин, Волхов. До Вологды эшелон заходил в Ярославль. Там лыжники жили в артиллерийских казармах. Там же получили снаряжение и вооружение. Грузились в эшелон ночью. только закончили погрузку, как налетели немецкие самолеты и начали бомбить станцию. Но эшелон под бомбежку не попал.

Батальон долгое время сохранял боеспособность , так 18 марта 1942 г в батальоне было 569 человек при 31 пулемете, 100 ППШ, 15 минометах, имея 5 радиостанций и 16 лошадей. Как видим батальон имел практически полный штат по личному составу, вооружению и снаряжению. 242 и 243 ОЛБ в это время имея аналогичное вооружение и снаряжение, имея немного меньше личного состава - 547 и 545 человек соответственно..

Кочетов Илья Матвеевич старшина 241 ОЛБ

Из воспоминаний Ильи Матвеевича Кочетова старшины 241 ОЛБ «За неделю до отправки на фронт 241-й батальон вышел на занятие. Но занятия не было. «Лыжников выстроили на опушке леса, к ним присоединились 242-й и 243-й ОЛБ. Через некоторое время подъехало несколько легковых машин. И вот с правого фланга раскатилось: «Ура!» Лыжники услышали: «Здравствуйте, товарищи лыжники!». Все узнали К.Е.Ворошилова. Он приказал 2-й роте выйти из строя и «атаковать» посёлок. Сам надел лыжи и пошёл вслед за ротой. Когда атаку закончили, Ворошилов собрал батальоны вокруг себя, встал на сани и произнес речь. Его плохо было видно – под ноги поставили ящики. Я стоял от Ворошилова в десяти-пятнадцати метрах. Он сказал: «Лопату, как ложку, держите при себе. Вы атаковали очень кучно, в бою будет много раненых. Вспомните меня, старика».
Когда лыжники отправлялись на фронт, стоял сильный мороз, дул северный ветер. Вагоны продувались насквозь. В пути доставали печки, утепляли вагоны. Через Свердловск – на Вологду, Череповец, Бабаево, Тихвин, Волхов. В Ярославле попали под бомбёжку, но никто не пострадал. В Волхове выгрузились.

Наступали в составе 54-й армии от Волхова на Любань. Шли по болотам, заваленным метровым слоем снега. Любань взять не смогли, а стояли в 15 км от деревень Дубовик и Липовик. Стояли в обороне до весны.
На правом фланге по ходу наступления был сосновый бор, в котором засел противник. Своим отчаянным сопротивлением угрожал ударом во фланг наших наступающих частей. Нашему батальону была поставлена задача: выбить противника из этого бора. Сперва мы пытались выбить противника прямо с фронта, но понесли значительные потери и отошли на исходные позиции. Затем командование батальона решило совершить обходный маневр. Мы обошли противника и он был вынужден отойти. У нас были ранены помощник командира роты Огородников, смертельно ранен комроты Андреев и многие другие.
С января по 20 мая 1942 года 243-й батальон находился в лесу. Когда началось таяние, лыжники оказались по колено в воде со снегом. В это время дорог не было, и они носили продукты и боеприпасы со складов к передовой на себе.
За зиму батальоны понесли большие потери. В нашем батальоне осталась одна треть состава, в 243-м лыжбате потерь было еще больше. Значительные потери были и в 242-м батальоне. В связи со значительными потерями и таянием снега батальоны потеряли свое значение. Из-за больших потерь 243-й батальон присоединили к 241-му, а 242-й батальон влился в какую-то другую часть. 241-й батальон вскоре преобразовали в отдельный моторазведбат. Наша часть была снята с передовой и мы отошли в тыл к Черной речке, где получили пополнение до штатного расписания - 750 человек. На пополнение пришли ребята из Алтайского края. Командиром разведбата был назначен Гаврилов, но примерно через месяц был переведен куда-то в дивизию. Его сменил майор Фейман, но он тоже не долго командовал батальоном. Во время Синявинских боев с 31 августа по 26 сентября он не вышел из окружения.
...
Немецкие части сжимали остатки 4-го гвардейского корпуса. Батальон Андрея Давыдова занял круговую оборону. Небольшой пятачок земли был взят в кольцо. Поначалу немцы беспрерывно атаковали, но, не добившись успеха, решили взять на измор. На деревьях они установили репродукторы и усиленно вещали, чтобы русские сдавались. Тогда комбат достал боевой патрон, показал его бойцам и сказал: «Этот патрон я использую на себя в самую тяжёлую минуту». Солдаты поняли и последовали его примеру, каждый положил к сердцу, партбилету по боевому патрону. И стояли насмерть.
В конце сентября 1942 года решено было прорываться из окружения. Местом прорыва избрали Чёрную речку у «Чёртова моста». Хотели оставить двух радистов с рацией – выкопали и замаскировали для них нишу, но немцы в последний момент обнаружили её, и радистам пришлось уходить. Восемьдесят бойцов-лыжбатовцев, как стемнело, подошли к мосту. Здесь к ним присоединились бойцы из пулемётной батареи. Поначалу всё шло гладко: по-пластунски переползли кладку, но кто-то перебегал её во весь рост, и немцы, обнаружив лыжников, открыли шквальный огонь. С большими потерями, но всё-таки удалось преодолеть первую линию обороны фрицев. Просидели в болоте до следующей ночи. Так по болоту и шли к своим, пробивая коридор. Выйти из окружения помогла Карельская дивизия, обратившая внимание на грохот боя.
В октябре 1942 года вместе с 4-м гвардейским корпусом выехал под Сталинград. Наступал от Сталинграда на Кантемировку, Чертново, Рубежное, ст.Лозовая, Павлоград. Прошёл с боями около 600 км. В июне 1943 года батальон был преобразован в моторазведроту, где командиром назначили А.М.Давыдова.
А боевой патрон комбат Давыдов пронёс по фронтовым дорогам до самой Австрии. И когда попал на Дальний Восток, то израсходовал его на первого самурая.»

Борисов Глеб Гурьевич командир отделения 241 ОЛБ

Из воспоминаний командира отделения 241-го лыжного батальона Г. Г. Борисова, "Меня зачислили в 26-й запасной лыжный полк. Это было 1-го октября 41-го. Началась усиленная боевая подготовка. Командованием Уральского военного округа неоднократно проводились инспекционные проверки. Однажды наш 241-й лыжбат инспектировал Маршал Советского Союза К.Е.Ворошилов. Когда были построены бойцы-лыжники, он сказал примерно так: «Сейчас на фронте настолько плотный пулемётный и автоматный огонь, что там, где по уставу положено действовать роте, действует взвод, а где должен действовать взвод, действует отделение. Только при такой расстановке сил можно избежать больших и ненужных потерь. Зарывайтесь глубже в землю, научитесь владеть лопатой, как в столовой ложкой. Плотнее прижимайтесь к родной земле, она поможет вам разгромить врага».
Лыжники 241-го батальона выгрузились в Волхове, как и многие другие лыжные батальоны уральского формирования. Дальше они шли трое суток на лыжах. Шли без пищи и отдыха, в сорокаградусный мороз, несколько раз попадали под артобстрел. Недалеко от полотна железной дороги лежали вперемежку трупы гитлеровцев и красноармейцев. И нетрудно было догадаться, что здесь недавно прошёл жестокий бой. Батальон продолжал движение к исходному рубежу. Лыжники прошли ещё километров восемь, прежде чем остановились на ночлег. Ночь провели в шалаше, наскоро оборудованном из еловых веток. Утром началась бомбёжка, и были первые жертвы...
...Воздух сотрясается воем. Жужжат и рвутся мины. Гитлеровцы стреляют беспорядочно.
– Вперёд! – кричит командир, перекрывая гул разрывов. И белые маскхалаты бросаются вперёд. Они торопятся, потому что только быстрота и натиск могут выручить их в этом ураганном миномётном огне. Стреляют на ходу. Бегут, соревнуясь со смертью. Ничего не видно – снежная пыль залепляет глаза. Вот кто-то падает, окрашивая снег розовыми пятнами. Ему уже никогда не встать.
– За Родину! У-р-р-а-а-а!
Свистят, чиркают пули, поднимая фонтанчики снежной пыли. Но уже никто не остановит стремительный порыв бойцов из 241-го отдельного лыжного батальона. Нашим лыжникам лестно, что фашисты называют их «белыми призраками» или «снежными призраками». Действительно, они напоминают привидения – белые халаты хорошо маскируют лыжников, словно скрадывают на фоне белого снега. Скрытые ночные рейды, внезапное появление позволяют устраивать в стане гитлеровцев такой переполох, такую свистопляску, отчего те долго не могут опомниться. Правда, настоящие привидения, да ещё в таком огромном количестве, скорее всего, не обучены ходить на лыжах и поражать врага из автоматов. Наши же «привидения» обучены многому, в особенности бить врага. И вот уже смолкли два пулемёта, забросанные гранатами. Лыжники с ходу ворвались в село. После короткого боя вражеский гарнизон был разбит.
22 марта 1942 года вторая и третья роты 241-го лыжного батальона пошли в наступление. Однако фрицы через полчаса обнаружили наступательную цепь лыжников и открыли огонь. И всё-таки первой роте лейтенанта Андреева удалось незаметно приблизиться к немецким траншеям. Их мощный огонь привёл фашистов в замешательство и, не выдержав натиска, они начали отходить. Лыжники в том бою захватили трофейное оружие и продукты.
Через сутки небольшая группа лыжников в белых маскировочных халатах появилась в другом населённом пункте. Все они были молоды и сильны: карталинец Иван Коломеец, магнитогорец Дмитрий Мамаев, челябинец Николай Дюрягин и Степан Катаргин из Чувашии. Они добровольцами ушли на фронт и сражались в одном батальоне. Сейчас перед ними стояла задача захватить «языка». Солнце лишь тронуло шапки заснеженных елей, когда «снежные призраки» вышли к автомагистрали. На дороге, расчищенной от снега, остановились две легковые машины. Возле них копошились фрицы.
– То, что надо! Троих, где офицер, прижимаем очередями к земле, остальным дадим прикурить! – командует сержант.
Раздались две длинные очереди, и немцы распластались на снегу. Рывок, и вот уже разведчики оседлали и разоружили троих. Когда пленных доставили в штаб, оказалось, что офицер – инженер в чине майора – важная птица. За эту операцию все были награждены медалями «За отвагу».
Фронтовая жизнь была полна неожиданностей. Однажды при выполнении боевого задания он и ещё несколько бойцов должны были пройти через болото по бревенчатому настилу лежневой дороги, которую фашисты держали под прицелом: как только замечали движение, тут же обрушивали шквал огня. Лыжники шли быстро. И всё-таки кто-то из бойцов замешкался. В это время совсем близко разорвался снаряд. Фонтан грязной воды взметнулся вверх. Взрывной волной меня сбросило в болотную жижу. Рядом оказалось бревно, за которое успел ухватиться. Очередной снаряд, срикошетив о настил, ушёл под воду.
– Кажется, всё, – подумал, ожидая взрыва.
Но мина не разорвалась. Только после того, как обстрел прекратился, благополучно выбрался из болота. Придя в себя, подумал, что родился в рубашке.
...
Наш 241 батальон действовал у деревни Зенино. 2-го апреля 1942 года я был ранен и отправлен в госпиталь, который находился на "Заячьей поляне" в 3-х км от Шапки. Это было трудное время. Фашистские самолеты очень часто бомбили Шапки. Начался разлив талых вод, наши кухни стало затоплять и мы помогли их перетащить на более высокое место. Наш госпиталь очень часто подвергался обстрелу, а также минометному огню. Во время затишья мы шли в хирургическую палату на перевязку. Вдруг снова начался обстрел, врач Никитина лет 30-35 делала операцию раненому. При каждом взрыве медсестры и санитары шарахались в сторону и приседали, только врач Никитина продолжала операцию. Сколько выдержки и самообладания требовалось врачу.
    Весь штат госпиталя был укомплектован в феврале 1942 года в блокадном Ленинграде. В конце апреля или начале мая весь госпитали переехал в Путилово. В конце мая наш 241-й лыжбат встал на отдых и формировку в 3-х км от госпиталя.
    20 июня я выписался из госпиталя и прибыл в свой батальон, который формировался как разведбат и входил в состав 4-го гвардейского корпуса. Солдаты занимались строительством лыжневой дороги, нормой для солдата было 5 погонных метров в день. Строили линию обороны с хорошими бревенчатыми дзотами, расчищали сектор обстрела.
    Питание было скудное, поэтому создавали специальную команду по сбору щавеля и крапивы для щей. Вскоре штаб корпуса стал переезжать на новое место и наш взвод сопровождал его в качестве охраны.
    Прибыли в дремучие лес, там нас встретил командир саперов и нужно было построить три просторных блиндажа. Но Гаген возмутился и сказал, что он должен воевать и находиться на переднем крае. Мы сменили место и устроили КП у Апраксина городка. Вскоре туда же перебазировались штаб нашего батальона и другие тыловые части. Снова строительство укреплений и блиндажей. Через три дня после ухода штаба корпуса фашистская авиация двое суток бомбила старое место расположения и от дремучего леса остались одни пни.
    До 5-го сентября наша группа занимала участок на правом фланге прорыва, через деревянный мост вправо от высоковольтной линии, вдоль которой была немецкая оборона со всеми укреплениями. Там нам приходилось бывать много раз, выполняя разные задания. Пробираясь на участок, попадали под сильный обстрел. Передний край очень часто бомбили немецкие самолеты.
    В первых числах сентября была введена в прорыв 2-я ударная армия. Нашему взводу, в количестве 32-х человек, было приказано занять оборону за болотом, под носом у немцев и держать оборону до подхода смены. Утром немцы нас обнаружили и по сигналу красной ракеты начали обстрел нашего участка. Было выпущено около 50-ти снарядов и мин. Затем немцы увидели, что мы шевелимся и живые, снова начали обстрел. Затем взвилась голубая ракета, прошло несколько минут и в небе появилось 9-12 самолетов и начали бомбежку с воздуха. Так принимали на себя не прекращающиеся удары в течении двух суток. На третью ночь пришел офицер разведки со сменой и мы пошли во двор охраны. Вскоре мы подошли к деревянному мосту через Черную речку и обстрел прекратился. Следующей ночью бойцы 2-й ударной армии вступили в бой и продолжали наступление - вторая попытка прорыва блокады. Снова начался обстрел. Солдаты шли плотной стеной по всей дороге, по настилу и гибли от взрывов. Из 32 человек в нашем взводу осталось 19. Днем было опасно ходить по этой дороге, работали пулеметчики и снайпера. За ними охотилась наша пехота. Однажды мы заметили на одном дереве "кукушку". Когда подобрались, то на дереве никого не было, но под ним мы нашли стреляные гильзы. Мы обшарили все вокруг, нет никого. Но вскоре мы нашли замаскированный окоп, земля куда-то убрана. При опасности немец нырял в окоп и закрывал западня мхом и ветками. Мы его расстреляли. Немцы сбрасывали в наше расположение парашютистов и чтобы не привлекать внимание перестали засылать автоматчиков и снайперов. В первой декаде сентября к нам приезжало командование. Их машины пересекли мост и командование вышло из машин. Мы окружили их кольцом 10-15 метров и так двигались. Отошли на 200 метров. В это время налетели немецкие самолеты и разбомбили машины вместе с экипажем. Мы проследовали к трем блиндажам. Нам приказали занять круговую оборону вокруг блиндажей. Вскоре немцы начали обстрел блиндажей со стороны Мги или рабочего поселка № 6. Обстрел продолжался до 23 часов. Пока мы окопались 6 человек из взвода погибло.
    Нам удалось захватить в плен немецкого офицера, он рассказал, что он с группой солдат из 26 человек просочились в тыл и по сигналу должны были атаковать с фронта и тыла и захватить КП. Немцы просочились через расположение танков, но наткнулись на шедшее пополнение, поднялась стрельба, 14 немцев было убито, часть взята в плен. Только майор немец с 2-мя солдатами смогли уйти к своим.
    Однажды по распоряжению командования мы уносили на самодельных носилках раненого старшего лейтенанта Дементьева. Много раз попадали под обстрел и бомбежку, но все же донесли его в хоздвор. Когда вернулись нам сказали, что Невской Дубровки приходила разведка и договорились 21 сентября закончить прорыв и соединиться. Но черед два дня , 22 сентября стало известно, что мы отрезаны. Генерал Гаген требовал помощи, чтобы пробить коридор на встречу корпусу и продолжить прорыв блокады Ленинграда. Ему ответили, что один полк уже пытался прорвать коридор, но безуспешно. И нам стали забрасывать продукты с самолетов.
    21 сентября со стороны Невской Дубровки началась артподготовка, мы с замиранием сердца слушали и ждали прорыва. Нас разделяли 3-4 километра. Только закончилась артподготовка, как в воздухе появились немецкие юнкерсы, которые шли на Невскую Дубровку. Над нами сбрасывали листовки, предлагали сдаваться. Так продолжалось 2 дня и Невская Дубровка замолчала. После этого генерал Гаген подготовился к прорыву к своим частям. Гаген выделил две группы по три человека. Одной приказал вечером 28 сентября пробраться к сгоревшим броневикам и разоружить их. Другой группе в последний раз принять самолеты с боеприпасами. Нам было сказано, что если по возвращении мы не обнаружим штаб, значит ушли на прорыв, и что мы должны рассчитывать на свои силы. Мы возвратились к 5 часам утра и штаба не было. Мы выставили охрану и решили до ночи отдохнуть в блиндажах. В блиндаже я нашел чистый плащ-палатку и взял ее. Скоре из охраны пришел солдат и сказал - немцы. Мы приготовились к бою, но через некоторое время нас начали обстреливать из миномета. Мы решили уйти в лес, по дороге к нам присоединились еще солдаты. Нас обнаружил самолет корректировщик и снова начался обстрел. Мы двинулись на нижний деревянный мост. Перед мостом была полянка в 2000 метров, над головой рвалась шрапнель, а по мосту строчил немецкий пулемет. Первым перебежал командир группы Давыдов Александр, за ним и я, так все остальные. Двинулись вверх к Чертову мосту к высоковольтной линии. Там обнаружили круговую оборону наших частей до 30 метров, внутри 4-5 блиндажей, в них раненые солдаты и три медсестры, раненые были подготовлены к эвакуации, но остались. Они были обречены на плен или смерть, выйти с нами могли только мед сестры. Немцы нас обстреливали несколько раз. Медсестры посоветовались между собой и решили остаться с ранеными. Наступила темнота и мы двинулись дальше. Немцы освещали местность ракетами, мы затаивались пока погаснет ракета, и ползли дальше. Если кто передние заметит что, ногой предупреждает заднего. Так Смельченко дернул меня за ногу и сказал с нами батя Гаген. Мы ползем мимо множества трупов и пней, вот и обгоревший березовый пень, нужно сворачивать влево, дальше через 10-15 метров немцы. Вскоре Гаген взял с собой двух наших солдат и ушел с ними, мы добрались до артиллерийского блиндажа, напротив двора охраны и завалились спать. Когда проснулись в потолке сияла дыра. Взрывом снаряда снесло накат. Позднее узнали, что Гаген со своим штабом нарвался на оборону немцев и почти все погибли: начальник политотдела Пухов, начальник штаба Федман, пилитрук нашей роты Поляков с адъютантом Дерябиным, санинструктор роты Суханов, лейтенант Звездин и другие. Генерал Гаген сутки просидел в воронке с водой и позднее присоединился к нам.
    Вскоре наш корпус передал свой участок другим частям. Наш 4-й гвардейский корпус погрузился в эшелон и мы выехали в Москву. Около сельхоз выставки простояли трое суток и поехали дальше в город Балашев.
    Затем снова двинулись дальше. Выгрузились и маршем прибыли в Верхний Лиман. 16 декабря форсировали Дон и пошли в наступление. Заняли Богучар, Контимировку, Чертково и пошли освобождать Украину.
    Боевые действия под Синявино хорошо запомнились. Хочется поделиться своими воспоминаниями о боевых подвигах товарищей, которых давно уже нет в живых. Несмотря на то, что фашисты в то время имели превосходство во всем: хорошее взаимодействие, связь, хорошее вооружение, техника, авиация, наши солдаты воевали за свою жизнь, землю, Родину, свое счастье. Поэтому, находясь в самых трудных и нечеловеческих условиях, смело шли на врага, презирая смерть и твердо верив в свою победу над фашистами. Всегда нам сопутствовала удача, хотя в живых из нас осталось мало. Сколько было неизвестных героев, которые в самых безвыходных положениях находили в себе силы. Они увлекали за собой остальных солдат, которым было по 18-19 лет и подразделение выходило из безвыходного положения, а тот герой погибал. Кто и из какого он подразделения оставалось неизвестно."

Давыдов Андрей Максимович, командир 241 ОЛБ.

Комбат 241-го батальона Андрей Максимович Давыдов вспомнил такой любопытный случай: «Моя рота занимала один из участков обороны под Киришами. Ежедневно наблюдая за действиями противника, заметили, что к противнику прибыло подкрепление – около двухсот солдат. Немцы по определенному распорядку дня ходили на кухню в одни и те же часы. Когда было установлено время скопления немцев у кухни, я получил разрешения на уничтожение пополнения. Мне выдали двух человек для связи. Мы зарание подползли на близкое расстояние и ожидали. Когда немцы получили пищу и преступили к трапезе мы вызвали огонь нашей артиллерии, сообщив координаты. Шквальный артналет и от немцев осталось мокрое место.
Находясь в обороне, мы прикрывали стыки частей. Однажды в наш тыл забрел немецкий егеревский полк лыжников. Стали исчезать обозы с продовольствием и боеприпасами. Нашему батальону была поставлена задача – найти немецких лыжников. Лыжники вычислили место расположения немцев. Они действовали небольшими группами, захватывая обозы и совершая диверсии. Однажды разведка моей роты заметила движение немецких лыжников в наше расположение. Мы рассредоточились по обеим сторонам дороги и стали ждать. Немцы, не дойдя до нас с километр, выслали разведку, мы ее пропустили, за разведкой двинулись основные силы немцев. Мы подпустили их на близкое расстояние и открыли шквальный огонь из всех видов оружия. Многие фашисты были уничтожены, часть взята в плен. Так по частям наши войска уничтожали немецких лыжников.
Остатки немецкого полка пересекли линию фронта и ушли в свое расположение. После этих боев 241 лыжный батальон действовал во время второй попытке прорыва блокады южнее Синявио.

...

У нас с продовольствием и боеприпасами было неважно – сидели на голодном пайке. Обстановка такова, что оборона была непрямой линией, наши соединения были разрезаны на части. Получалось, что и мы в окружении, и немцы. Снабжение у немцев было по воздуху. Лыжбат занимал оборону на стыке частей. Через нас проходила трасса немецких самолётов, они прилетали и сбрасывали грузы. Я разгадал немецкие сигналы, подаваемые ракетами с разными цветами, и рискнул подать свои, чтобы принять грузы. Доложил командованию о своём решении, оно согласилось. Я сел на броневик, отъехал на километр и стал дожидаться немецких самолётов, дал из ракетниц условные сигналы. Самолёты пошли на снижение и сбросили грузы. Забрав продовольствие и боеприпасы, мы подкрепили свои войска. Понравилось. Через несколько дней, изучив новые сигналы, вновь выехал принимать немецкий груз. Смотрю, летят три самолёта, а следом ещё три. Первой «тройке» дал сигнал, но они прошли мимо, хотя и снизились, вторая «тройка» самолётов пошла на снижение, и вместо боеприпасов и продовольствия на нас посыпались бомбы. Ударной волной меня отбросило и контузило, я неделю плохо разговаривал и заикался. Больше принимать грузы я не стал».

Из воспоминаний рядового, автоматчика 241 ОЛБ И.X. Барыш "23 февраля 1942 года его рота совместно с другими частями на смежных флангах вела тяжёлые бои по уничтожению врага, как на опушке леса неожиданно наткнулись на немцев. Ночью мороз был под 15 градусов, валенки промокли и ноги коченели. Завязался бой, вскоре вышли из строя боевые расчёты двух станковых пулемётов. И всё-таки через сутки немцы отошли, боясь окружения.
Много было схваток с фрицами, много полегло лыжников. Геройски погибли пулемётчики Захаров, Мясников и Балашов.
На одном из участков фронта они вели тяжёлые бои, а политрук Поляков объявляет: «Кто желает вступить в партию, подавайте заявления». Многие товарищи тогда подали заявления, и Барыш подал. Парторг Терёхин оформил документы, и все были приняты. Однако партбилеты не успели получить – политрук Поляков и парторг Терёхин погибли. Что стало с документами, Барыш не знает. Помнит, как выводил с поля боя командира роты Бабурина, раненного осколком в голову.
Вторично вступил в партию в марте 1945 года, когда родная рота участвовала в боях под Балатоном. Партийный билет мне вручил в Днепропетровске Л.И.Брежнев. Наград в лыжбате не получал, хотя по подсчёту политрука уничтожил 40 фашистов. Уже на Южном фронте я получил медаль «За оборону Ленинграда».

Новиков Василий Иванович разведчик 241 ОЛБ

Из воспоминаний разведчика 241-го лыжного батальона В. И. Новиков «В конце января 1942 года мы стали ощущать острый недостаток в продовольствии и боеприпасах. Не доходили до нас обозы. Вскоре стало известно, что в наших тылах орудует немецкий егерский полк. Он и перехватывал их. Нашему и 243-му батальону поручили найти и уничтожить егерей; казалось, немцы действовали небольшими группами. Помнится, вышли на опушку и увидели идущую колонну немецких лыжников. Они остановились на развилке дорог, в нашу сторону выслали разведку. Мы ее пропустили, она подала сигнал — стали подходить фашисты. Мы подпустили их на 100—150 метров и открыли огонь из всех видов оружия. Было убито около сотни немецких солдат, остальные взяты в плен. После этого боя лыжники егерского полка стали уходить через линию фронта к себе, а мы сами ходили в немецкие тылы».

Из воспоминаний И. Н. Лебедева, рядового 241-го лыжного батальона "Наш 241-й лыжный батальон входил в состав 4-го гвардейского корпуса и участвовал в боях под Ленинградом, в районах Зенино, Малиновка. В этих районах мы держали оборону, а ночью строили дорогу. По мере того сколько сделаем дороги, столько же продвинемся вперед. Немцы наш корпус называли "Черной смертью".
Я особенно хорошо помню, где было жарко нашему взводу - это станция Мга. Это было а период второй попытки прорыва блокады города Ленинграда. Очень трудно было в районе Синявино.
Мне и сержанту Яковлеву было поручено сопровождать танк КВ-55, т. к. мы ранее ходили в разведку и знали где слабые места в немецкой обороне. Мы сумели провести такую грозную машину в тыл фашистов., через леса и болота. Нам приходилось спрыгивать и заскакивать на танк, чтобы очищать смотровые щели танка, которые забивались во время движения. Сержант Федор Яковлев и я шли впереди танка, указывая путь движения. Так мы прошли оборону немцев, но они обнаружили нас и открыли по нам огонь из пулеметов. Сержант Яковлев погиб. Мы продолжали наступать и вышли на шоссейную дорогу, шедшую на Ленинград и отсекли пути отступления фашистам. Задачу командования выполнили. Вскоре подошли и другие боевые товарищи. Артиллерия Ленинградского фронта начала обстрел этой шоссейной дороги и одним снарядом была оборвана гусеница танка, а я был ранен. Танкисты затащили меня в танк, а сами под огнем наладили гусеницу и отошли за шоссейную дорогу в лес. Я оказался в своем родном батальоне и был направлен в госпиталь нашего корпуса. Мне хочется выразить искреннюю благодарность этим танкистам, спасшим мою жизнь."

К сожалению пока более подробно о боях в которых участвовал 243 ОЛБ ничего не известно.

Мызгин Николай и Севастьянов Павел Петрович - младшие командиры 248 и 241 ОЛБ.

Фотография сделана 26 октября 1941 года в г. Челябинск. На ней курсанты учебного батальона курсов младшего командного состава 26 запасного лыжного полка. (Подборный, Филонов – ком. отд., Севастьянов, -Пургин, Вишникин, Бузин, Мызгин, Андреев) после курсов многие попали в 248 и 241 ОЛБ.

Суханов Александр Константинович, боец 241 ОЛБ

По всей видимости к 20 апреля 241 ОЛБ был выведен в тыл, численность батальона в этот период составляла 389 человек.
Официально 241 отдельный лыжный батальон был расформирован 5 мая 1942г. 241 ОЛБ и совместно с ним 243 ОЛБ преобразован в отдельный моторазведбат 4-го гвардейского стрелкового корпуса. На 20 мая 1942 г разведбат имел в своем составе 337 человек, по всей видимости это были лыжники 241 и 243 ОЛБ, это ядро батальона из лыжников, пройдет через всю войну с Германией, а затем пройдет 800 км по бездорожью в войне с Японией.
В последующем статья о боевом пути 241 отдельного лыжного батальона будет дополнена.