ПО СЛЕДАМ «СНЕЖНЫХ ПРИЗРАКОВ»

Юрий ПЕСТЕРЕВ

ПО СЛЕДАМ «СНЕЖНЫХ  ПРИЗРАКОВ»
Документальное повествование

Воинам лыжных батальонов,
сражавшимся на фронтах
Великой Отечественной войны,
их ровесникам, живым и мёртвым,
а также «матери уральских фронтовых лыжников»
Александре Ивановне Поповой посвящается...

Ю.Е.Пестерев
По следам «снежных призраков». Документальное повествование. Челябинск: Издатель Татьяна Лурье. –156 с., илл.

Эта книга о памяти и поиске, о тяжёлых боях и подвигах воинов уральских лыжных батальонов в годы Отечественной войны, о патриотическом воспитании подрастающего поколения. Книга состоит из документальных очерков и воспоминаний уральцев – ветеранов войны.
Судьба воинов уральских лыжных батальонов, их стойкость и мужество служат примером для новых поколений россиян.
Книга приурочена к празднованию 55-летия Великой Победы над фашистской Германией, адресуется широкому кругу читателей.


   ПАМЯТЬ

Пока я помню, я живу.
Мир расцветает наяву,
А я брожу в кошмарных снах
И вижу павших в тех боях.
Я вырваться хочу из снов,
Но сны удерживают вновь.
Конечно, всем хотелось жить,
Учиться, верить и любить,
Но с точностью наоборот
Всё сделал сорок первый год.
И если ты покинул строй,
То не твоя вина... Был бой.
Какая может быть вина?
Была война. Была война...
Но просыпается от сна
С победой трепетной весна!
...Поправлю холм, скошу траву.
Пока я помню, я живу.

                               16 декабря 1999 г.


    От автора

Дорогой мой друг!
Я не могу назвать тебя иначе, если ты взял мою книгу в свои руки! Здесь тебе не обойтись без меня. В этой книге нет вымысла. Я не искал сюжет, не выдумывал героев, характеры. За многие годы поисковой работы я познакомился и сдружился с самыми разными замечательными людьми, ветеранами Великой Отечественной, проявившими мужество и героизм в боях с немецко-фашистскими захватчиками, подробно записал их воспоминания. А ещё вёл дневник.
Я люблю воспоминания ветеранов, дорожу человеческими свидетельствами-исповедями, понимаю их значение для изучения прошлого. Высокая идейность освещает их дела. Любовь к Родине, патриотизм вдохновляют этих людей, помогают преодолевать труднейшие испытания.
Встречаясь с такими людьми, я записываю их рассказы, много лет веду переписку. Главной темой стал поиск воинов уральских лыжных батальонов, входивших в состав 2-й Ударной армии на Волховском фронте. В этих лыжных батальонах сражались наши земляки, в том числе ученики моей родной школы №24 из железнодорожного посёлка Бердяуш. Чем больше накапливалось материала, тем больше вставало передо мной вопросов. Но отступать некуда. Делом жизни для меня стал наказ руководителя поисковой группы Александры Ивановны Поповой: рассказать правду о войне, о формировании лыжных батальонов, о подвигах уральских добровольцев-лыжников.
Нельзя было обойти вниманием и Любанскую операцию, которую не случайно называют оптимистической трагедией. Значение её исключительно велико. В самый тяжёлый для осаждённого Ленинграда период воины 2-й Ударной оттянули на себя значительные силы группы армии «Север» и сорвали новый штурм Невской твердыни.
И ещё важный момент, который держал меня в напряжении. Одной из главных причин тяжелейшего положения, в котором оказалась 2-я Ударная армия в период Любанской операции,
было бездействие и предательство бывшего её командующего Власова. Власов, бросив армию на произвол судьбы, сдался в плен. Это предательство долгие годы бросало тень на подвиг воинов 2-й Ударной армии, боль утраты была вдвойне тяжела и для родственников павших. Им иногда приходилось выслушивать намёки вроде: «А-а! Он воевал в той самой власовской армии». Больно и обидно было за ветеранов войны! И мне очень хотелось внести свою лепту в восстановление исторической справедливости.
Что касается объективных трудностей, то в какой-то мере я стремился преодолеть их путём изучения архивных документов, писем с фронта, подшивок фронтовых газет. А дневник и рабочие тетради помогли восстановить ход поиска от начала и до конца, многие факты, фамилии, даты.
И если поисковая хроника, неприукрашенные рассказы участ-ников Отечественной войны, отрывочные записи из дневника помогут тебе, мой друг, представить, как сражались наши отцы и деды, как шёл поиск, то это будет самой большой наградой автору.

Слово к читателю

Южноуральцы, ковавшие победу в тылу, совершили не только беспримерный трудовой подвиг, они покрыли себя неувядаемой славой и на фронтах Великой Отечественной войны. Десятки, сотни тысяч южноуральцев сражались в стрелковых дивизиях и танковых бригадах, в десантных соединениях и лыжных батальонах.
Среди героев, живых и павших, имена тех отважных воинов, которыми по праву гордится Урал. Их всех не перечесть. Об их подвигах, кажется, сказано и написано уже немало. Но вспоминаем мы, как правило, одних и тех же, кто и в те суровые годы был известен далеко за пределами родного края.
Книга златоустовского журналиста Юрия Пестерева открывает новую страницу Великой Отечественной войны, страницу малоизвестную, малоисследованную, и потому представляющую интерес для широкого круга читателей.
В ней читатель встретит волнующее повествование о более чем 25-летнем поиске воинов уральских отдельных лыжных батальонов, сражавшихся в годы Великой Отечественной в составе 2-й Ударной армии, рассказы о героических подвигах воинов-земляков, прошедших через жестокие и кровавые бои с превосходящими силами противника, через страшную, трудно вообразимую блокаду Ленинграда.
Более двадцати, а по последним данным уже более сорока миллионов человек, ушедших из жизни, десятки тысяч разрушенных городов и сёл, – вот цена Великой Победы. Если почтить минутой молчания каждого погибшего в годы войны человека, то это молчание продлится 40 лет!
Всё дальше и дальше уходят от нас годы Великой Отечественной войны, всё меньше и меньше остаётся живых свидетелей ратного и трудового подвига людей. Но ни локальные войны и конфликты, ни фальсификаторы нашей истории, ни даже время не затушуют, не ослабят память человечества о стойкости и мужестве, о славе тех, кто стоял у истоков подвига, кто 1418 дней и ночей шёл к Дню Победы.
На Ленинградском, Волховском, Северо-Западном, Карельском фронтах уральские лыжные батальоны вносили вклад в победу над врагом. Они громили гарнизоны гитлеровцев, взрывали мосты, склады с боеприпасами, уничтожали живую силу и технику, наводили страх на фашистов. Как жаль, что многие из них не дожили до победного салюта, не увидели брошенные к стенам Кремля паучье-чёрные штандарты. Как жаль, что в последние годы очень многие из них ушли из жизни, не по дням, а по часам редеет отряд оставшихся!
Так пусть хоть оставшиеся фронтовики прочтут эту книгу.
Она нужна живущим, она – напоминание тем, кто бряцает оружием: кто в наши дни проливает кровь, тот обязательно потерпит крах; война не должна повториться, потому что все народы Земли хотят жить в мире. Книга, думается, актуальна ещё и потому, что сейчас заметно у некоторой части россиян падение нравственной культуры, куда-то улетучивается патриотизм, который всегда был присущ советскому человеку. Больно и обидно, что так происходит. Молодое поколение должно учиться опыту жизни у старших. Сегодня, как никогда, необходимо как можно активнее участвовать в военно-патриотическом воспитании молодёжи, рассказывать в студенческих и школьных аудиториях, как отцы и деды защищали Родину. Мы уверены, что эта книга станет хорошим подспорьем, вдохновит на дальнейший поиск других.
Вспомним вместе с автором имена живых и павших, отдадим дань уважения людям, что способствовали Великой Победе, одержанной 55 лет назад.

                Областной Совет ветеранов
                уральских лыжных батальонов.
























    * * *

Внимательно прочитал главы из документального повествования журналиста Ю.Е.Пестерева о боевых действиях уральских лыжников. Невольно вспомнил события 1941 года. Лыжные батальоны начали бои в декабре 1941 года на Волхове, и они продолжались в течение шести месяцев, до июня 1942 года, когда остатки ОЛБ были выведены из боя на отдых и формирование. Зима была суровой, морозы достигали 45 градусов, над Ленинградом шли непрерывные воздушные бои, и всё небо было разрисовано выхлопными газами. Бои лыжных батальонов на подступах к городу воодушевляли ленинградцев на стойкость в сопротивлении фашистам, а героизм нам давал силы на разгром врага. Каждый боец-лыжник жил одной мыслью: отстоять Ленинград, помочь ему выстоять в суровые дни.
Огромную работу провёл автор в архивах, поездках, встречах с участниками этих боёв, чтобы описать события суровых, трагических дней нашего Отечества, чтобы донести правду до современного поколения о наших отцах и дедах, отстоявших честь, свободу и независимость нашей Родины. С каждым годом нас остаётся всё меньше, и я очень благодарен Ю.Е.Пестереву за интересный творческий труд по сохранению памяти о тех, кто отдал жизнь, ничего не требуя взамен.

                Г.Борисов, ветеран 241-го ОЛБ.













    Глава     первая

    О ТЁЗКАХ – ВЫПУСКНИКАХ ШКОЛЫ,
    КОТОРЫХ УЧИТЕЛЬНИЦА НАЧИНАЛА
    ИСКАТЬ В ГОДЫ ВОЙНЫ

        Я живым отдаю любовь,
        Чтобы мёртвым осталась память.

Февраль 1971 г. – декабрь 1999 г.

– Бей фрица, Митька! Дави гадов! – не выдержав, заорал что есть силы рядовой Бекетов.
Его друг рядовой Полтораднев хладнокровно нажал на спусковой крючок, и фриц, сражённый автоматной очередью, застыл на снегу. Лыжный батальон разворачивался в цепь и стремительно атаковал гитлеровцев. Вокруг свистели пули, шикали осколки, рвались мины. Мёрзлые комья земли вперемешку со снегом, поднимаемые взрывами снарядов, оседали на берег Керести...
Этот пороховой дым войны, смешанный с ранами земли, стал историей, памятью, нашей памятью, хотя ни я, ни моя учительница Александра Ивановна Попова не были участниками Великой Отечественной. И всё-таки я рискнул сказать, что пороховой дым войны живёт в нашей памяти. Он живёт в полуистлевших от времени письмах-треугольниках от её брата, от учеников, которые ушли на фронт со школьной скамьи. Ушли и не вернулись. Попова их помнит. Помнит матерей, которые ждали своих сыновей и бережно хранили письма с фронта. Бумага пожелтела, кое-где выцвела, и строчки поблёкли. По этим письмам ещё в годы войны она начинала разыскивать своих учеников.
Она любила их. Она любила нас, учеников последующих выпусков.
Сейчас, когда уже семь лет нет с нами этой удивительной женщины, пишу и горько сожалею, что слишком мало успел рассказать о ней при жизни. Помню, писал о ней – первой покорительнице Эльбруса, как она, тогда Шура Полтораднева, и четверо её подруг из Орджоникидзенского пединститута с простейшим альпинистским снаряжением штурмовали снежную вершину в далёком тридцать пятом, как потом отважных горовосходителей восторженно приветствовал легендарный Семён Михайлович Будённый. Помню, как Александра Ивановна на вечерних посиделках рассказывала о проводах на фронт мужа, как спустя три месяца от него перестали приходить письма (он попал в плен), как она мучительно и долго ждала и верила, что жив её Гаврик. Помню, как в Бердяушской школе учительница русского языка и литературы А.И.Попова организовала литкружок и учила нас писать стихи, как радовалась нашим первым творческим пробам. Почти тридцать лет прошло после тех доверительных бесед, а перед моим взором, будто это было вчера, стоит образ женщины неунывающей и беспокойной, с улыбкой-искоркой, с аккуратно и тщательно зачёсанными в кулышку тёмными волосами. Она увлекла меня поиском, вдохновила на этот труд, стала духовной матерью, мудрой наставницей...
...Евдокия Ефимовна Бекетова не находила себе места, из рук всё валилось. И вот однажды убитая горем женщина встретила учительницу сына.
– Здравствуйте, Александра Ивановна! Я – Бекетова, Митина мама.
– Митина! Здравствуйте! Как вы? Что пишет Митя?
И женщина рассказала о своей беде. Попову в посёлке знали многие, часто обращались за помощью. Вот и Бекетова решила просить её узнать у брата, Дмитрия Полтораднева, почему не пишет Митя, что с ним случилось.
– Всего одно письмо было от моего ученика Мити Бекетова, – рассказывала потом мне Александра Ивановна. – И письмо это его маме не удалось сберечь, остался лишь обрывок конверта, на котором рукой Мити написано: «Полевая почтовая станция 1550, 39-й отдельный лыжный батальон, третья рота». Как сейчас перед глазами стоит рослый, черноглазый паренёк с румянцем на щеках. Такой стеснительный был! А ещё он хорошо бегал на лыжах. Наверное, поэтому, когда осенью 1941 года на Урале стали формироваться лыжные батальоны, он попал водин из них, 39-й. В лыжном батальоне был и мой брат и ученик Митя Полтораднев.
Александра Ивановна выполнила просьбу Е.Е.Бекетовой. Приходили ответы. 23 февраля 1942 года Полтораднев коротко сообщал: «Скоро будем в Ленинграде. Обо мне не беспокойтесь. Митюшка Бекетов сейчас далеко от нас, встречу его, обязательно передам всё, что вы просили...» В письме, датированном 20 марта 1942 года, он старательно описывал (собирался стать историком, успел перед войной окончить два курса истфака) свою фронтовую жизнь: «Слышен гул канонады. Рядом рвутся мины и снаряды. Вот затараторила свою обычную песню «катюша», которая очень не по нутру немецким воякам. Они её называют «адской машиной»... Немцы очень боятся ночи и особенно ночного боя. Всё время освещают и простреливают пространство между собой и нами. А нам выгоднее ходить ночью. Лыжнику ночь и лес, как партизану – большие помощники. Можно незаметно и внезапно атаковать или разведать огневые точки врага. Скоро пойдём и мы. Сегодня намерены выкурить немцев из дзотов и блиндажей на мороз, перебить, а одного-двух взять, как «языков»...»
В письме Дмитрия говорится, что Бекетов далеко, значит – он его не видел. Теперь-то я знаю, что и не мог видеть. В книге «Битва за Ленинград» (1964 г.) под редакцией генерал-лейтенанта Платонова на 142-й странице читаю, что «19 февраля (1942 года – Ю.П.) войска Волховского фронта с ходу атаковали противника в Красной Горке и после короткого боя овладели этим населённым пунктом. Успех боя был обеспечен умелой организацией обходного манёвра, совершённого частями 46-й стрелковой, 80-й кавалерийской дивизий, 39-42 лыжными батальонами в ночное время по глубокому снегу и внезапной атакой вражеских позиций в Красной Горке».
Следовательно, знаменосец 39-го ОЛБ рядовой Бекетов вместе с бойцами из других подразделений 19 февраля находился в бою, и ему некогда было писать в то горячее время. Тёзкам так и не довелось встретиться, ибо 31 марта 1942 года от Дмитрия Полтораднева пришло письмо следующего содержания: «Некоторые мои земляки пали смертью героев за Родину-мать, в том числе и мой тёзка, про которого вы меня так часто спрашиваете в письмах. Жалко ребят, но ничего не поделаешь: мы призваны защищать свою Родину, свой родной посёлок, своих матерей и сестёр. И недалеко то время, когда наша страна мирно заживёт. Ждите нас победителями».
Однако Полтораднев ошибался – Бекетов тогда был тяжело ранен. Это подтвердил найденный членами группы «Поиск» несколько лет тому назад комиссар 44-го лыжбата И.Т.Носов:
– Бекетов мне знаком. Когда зимой сорок второго мы форсировали Волхов, то видели на льду молодого бойца, почти мальчика, раненного в грудь. Потом его санитары тащили на волокуше...
– Может, не дотащили? – обуревали нас сомнения.
– Дотащили, – утверждает Иван Тимофеевич.
– Но что было потом?..
В одном батальоне с ним был бердяушец Иван Медведев. Он искал Бекетова на месте переправы, но не нашёл ни среди убитых, ни среди раненых. Шёл снег, и его могло засыпать... Бомбёжка...
В Ленинградскм медицинском музее, где собраны сведения о раненых, Бекетова в списках также нет. Нет и Полтораднева, раненного в руку в бою на реке Кересть, как сообщил бывший связной 40-го ОЛБ П.М.Мельников из Троицка.
Мельникова помогла найти фронтовая фотография, сделанная фотокорреспондентом армейской газеты «Отвага» 27 апреля 1942 года в деревне Огорелье Ленинградской области. Заметка со снимком была опубликована 9 мая 1974 года в троицкой газете «Вперёд». На ней и узнал себя Пётр Михайлович.
Он был боевым другом Дмитрия Полтораднева и связным у начальника штаба батальона Александра Гончарова. Состоялась трогательная встреча в Троицке.
– Я расплакалась, – вспоминала Александра Ивановна, – а он меня утешал, успокаивал, как брат. Пётр Михайлович рассказал, как расстался с Дмитрием на берегу реки Кересть, как потом встретил Фёдора Гребенщикова (тоже связного) в Батьково Ленинградской области в лагере военнопленных. Как в Любани видел своего командира взвода Леонида Торопыгина.
Мельников последний из найденных нами боевых лыжников, кто видел живым Полтораднева...
Судя по письму от 7 апреля 1942 года, Полтораднев получилс Урала сразу две весточки и тут же на них отвечал: «Шура! Ты спрашиваешь: принимаю ли я участие в боях? Так зачем же нас Родина послала на фронт? Мой тёзка, о котором вы спрашиваете в каждом письме, убит. Жаль парня, но ничего не поделаешь – война, война за Родину. И не один сын в битве с врагом, который сейчас катится назад, отдал жизнь за освобождение Родины. И я не поколеблюсь ни на минуту отдать свою жизнь, если это нужно будет для быстрейшего разгрома фашизма. Не раз уже я был на волоске от смерти, но воля к победе, вера в правое наше дело брали верх, берут и будут брать над обречённой на смерть гитлеровской сворой».
А 26 апреля 1942 года на маленьком листке бумаги Дмитрий Полтораднев сообщил родным: «Дела идут хорошо. Частенько о нас пишут в газетах: армейской, фронтовой, центральной. Сейчас большое внимание уделяется нашему фронту, особенно клину, который армия, в ней и наш батальон, вбила в немецкую оборону. Был несколько раз Ворошилов... Обо мне не беспокойтесь. Я себя в обиду не дам и ни капельки вшивому фрицу не поддамся. Целую всех крепко. Ваш сын, брат и дядя Дмитрий Полтораднев».
2 мая 1942 года родные получили единственную фотографию. На ней, как удалось выяснить, Полтораднев был запечатлён вместе со связными 40-го ОЛБ Петром Мельниковым и Фёдором Гребенщиковым. 18 июня пришла открытка: «Живу хорошо. Подали на нашу часть документы о присвоении гвардейской дивизии, значит – скоро будем гвардейцами». И была ещё одна открытка – 2 июля, с очень кратким, но выразительным текстом: «Наша дивизия должна соединиться с частями Ленинградского фронта. Недавно вернулся из очередной «кавалерийской прогулки». У нас цветёт черёмуха...»
Это была его последняя весточка с фронта.
    Письма, давние письма военной поры,
    Стёрты даты, и выцвели строчки чернил,
    И слова навсегда неизменны.
    В полевой ты их сумке в те годы носил
    По дорогам судьбины военной.
    Как глоток из колодца в час пыльной жары,
    Как покоя домашнего стеныБыли давние письма военной поры!..
Эти поэтические строки Всеволода Рождественского из книги «Психея» были особенно дороги Александре Ивановне Поповой. Письма брата для неё остались радостью, тревожной памятью, болью.
Более пятидесяти лет фронтовым письмам! В них – дыхание войны, мысли и чувства воинов. И сколько в них прекрасного открываешь, а главное – человеческую душу. Невольно задумываешься, каких замечательных патриотов, защитников Родины взрастила обыкновенная уральская поселковая школа! Ни Полтораднев, ни Бекетов не награждены орденами. Они не за-крывали своим телом вражескую амбразуру дота. Они, восемнадцатилетние юноши, добровольно ушли на фронт и не дрогнули в схватке с врагом. Жестокая война не сломила их духа и веры в победу. Подвиг был уже в том, что через огонь и смерть они пронесли в сердце любовь к Родине, к своему народу, к своим матерям и родным. Да, они не совершали подвига, как Матросов или Гастелло. Но именно такие, как Бекетов и Полтораднев, земляки-тёзки, не покинув поля боя, защитили собой родную землю.
Каждый раз, когда приезжаю к Поповым, рассматриваю фотографии, вглядываюсь в лицо Дмитрия Полтораднева на портрете: глаза, наполненные едва заметной грустью, тонкие, плотно сжатые губы, ямочка на подбородке, лихо сдвинутая набекрень шапка, из-под которой торчит вихор – всё говорит о его силе и благородстве. Как и строки из письма: «И я не поколеблюсь ни на минуту отдать свою жизнь...»
Александра Ивановна читает свои стихи, посвящённые памяти брата:
    Стою часами у портрета.
    На нём мой брат, простой солдат.
    Войны давно в России нету,
    А он всё держит автомат...
Только в 1947 году в Бердяуш пришли леденящие душу извещения о том, что Бекетов и Полтораднев «пропали без вести». Где это случилось? Что можно узнать о судьбе солдат? Как проходили те бои, которые для наших земляков оказались последними? Где они похоронены?
Эти вопросы мучили её, не давали спокойно жить.
Глава     вторая

    ...И ПОИСК НАЧАЛСЯ

        Ни расстоянья и ни годы
        Затмить не смогут тех времён.
        В священной памяти народа
        Воскреснет перечень имён.

Из дневника, май 1971 г. – февраль 1979 г.

Возможно, эти мучительные раздумья и подтолкнули Александру Ивановну побольше узнать о лыжных батальонах, в которых сражались и погибли уральцы, в том числе и воспитанники её школы. Поначалу она вела поиск в одиночку. Переписывалась с архивами, музеями, военкоматами, ветеранами войны...
Из полевой почты 55416 пришёл первый ответ: «Ваше заявление о розыске Полтораднева Дмитрия Ивановича направлено в управление по персональному учёту потерь сержантского и рядового состава действующей армии. г.Москва». Из Министерства обороны СССР сообщили: «...Подавляющее большинство военнослужащих, которых считаем пропавшими без вести, погибло в боях. Боевая обстановка не позволяла конкретно установить судьбу каждого, и они были учтены пропавшими без вести». Из Центрального музея Вооружённых Сил СССР ответили: «В нашем музее нет материалов о добровольческих лыжных батальонах».
Ответы неутешительные. Александра Ивановна понимала, что одной ей поиск не под силу, что нужны помощники. И они нашлись.
27 февраля 1971 года красные следопыты средней школы № 24 из посёлка Бердяуш Челябинской области собрались в пионерской комнате на своё первое заседание. Собрались с одной целью: узнать боевую историю лыжных батальонов, разгадать судьбы пропавших без вести земляков. Ребята единодушно высказались за создание группы «Поиск», в которую вошли Людмила Лунтовская, Нелли Гагарина, Нина Круглова. Позже помогать стали Зиля Ахмедьянова, Валерий Волков, Виктор Петухов, Надежда Иванова, Анатолий Саломатов. Возглавила группу следопытов Александра Ивановна Попова. А меня, тогда десятиклассника, ребята выбрали своим командиром. В тот же день определили себе и первое задание: встретиться с ветеранами лыжных батальонов, проживающими в посёлке, и записать их воспоминания.
И поиск начался... Мы, мальчишки и девчонки, буквально на следующий день, хотя и был крепкий морозец, сделали первую вылазку по Бердяушу...
...Январской зимой сорок четвёртого, когда в посёлке вовсю мела позёмка, Матрёне Дмитриевне Малышевой почтальон принёс письмо. Оно было с фронта. Взяла мать треугольник в руки, глянула на почерк и обомлела. Рука-то незнакомая, не от сына письмо.
– Господи! – запричитала женщина, – уж не случилась ли беда с Димой?
Она лихорадочно надорвала конверт, пробежала по первым строчкам, написанным на небольшом листке, и вся похолодела. Гвардии сержант Ноговицын коротко сообщал: «Гвардии младший сержант Дмитрий Михайлович Малышев погиб смертью храбрых в боях за Советскую Родину. Но мы, гвардейцы, отомстим фашистским гадам за погибшего командира, будем сражаться до последней капли крови!»
Сердце матери не обманешь. Погиб её сыночек...
...Мы сидим в домике на краю посёлка. Матрёна Дмитриевна, всплакнув по сыну, потчует нас пряниками с чаем, настоенным на зверобое. Рассказывает. Нам жаль её. Только с годами понимаешь, что значит для матери сын и его жизнь, короткая, как цветение красных маков. Эта женщина подарила нам письмо сына. Оно, как и другие, хранится в поисковом дневнике. Оптимизм и непоколебимая вера в победу сквозят в письме от 21 декабря 1942 года: «Сижу вот сейчас в окопе и думаю: навязал нам эту войну проклятый Гитлер, но мы его всё-таки прикончим...» Малышева мы искали много лет. Удалось выяснить, что гвардии младший сержант Дмитрий Малышев с 1942 года по январь 1944 года воевал в составе 11-й гвардейской армии. К концу декабря 1943 года была освобождена часть территории Витебской области. Из-за осенне-зимней распутицы наши войска на этом участке фронта прекратили наступление. Завязались тяжёлые оборонительные бои. В одном из таких боёв и погиб Малышев.
По просьбе Матрёны Дмитриевны мы писали в местные органы Витебской области и в школу по адресу, указанному в извещении. Однако наши запросы оставались без ответов. К поиску подключился Валерий Михайлович Малышев – брат Дмитрия, проживающий в Миассе. Удалось выяснить, что в Витебской области нет ни деревни, ни даже района с названиями, указанными в извещении. Видимо, где-то вкралась ошибка. И только обращения в «Комсомольскую правду» и в Центральный архив Министерства обороны СССР дали результаты. Поисковики, родные и близкие Малышева узнали, что гвардии младший сержант Малышев Дмитрий Михайлович погиб 11 января 1944 года и похоронен в деревне Зароново Городокского района Витебской области. После представления архивного документа в Витебский военкомат оттуда сообщили, что Малышев Дмитрий Михайлович включён в списки погибших и захороненных, что здесь теперь сооружён мемориальный комплекс. Перезахоронены также и погибшие у деревни Матрасы, название которой в похоронном извещении мы не могли разобрать. В списках захороненных на территории деревни Зароново наш земляк зарегистрирован под номером 383.
Так через 41 год поиска общими усилиями удалось воскресить имя уральского бойца Д.М.Малышева, погибшего смертью героя на белорусской земле, одного из многих ранее неизвестных. Теперь его имя начертано золотыми буквами на надгробной плите.
По приглашению Зароновского сельского Совета мемориальный комплекс посетил Валерий Михайлович Малышев. Он с волнением проходил между ровными рядами надгробных плит и вдруг остановился как вкопанный, каждая буковка на плите, словно магнит, притягивала его взгляд. – Здравствуй, брат! – прошептал он. – Вот я и нашёл тебя...
Валерий оставил на плите живые цветы, а на могиле – горсть земли, привезённой с Урала.
...Первые находки окрылили нас. Позднее мы встретились с матерями погибших на фронте учеников нашей школы: Марией Ивановной Рогачёвой и Анной Семёновной Бунаковой. Появились ещё письма и фронтовые фотографии.
Командир роты 39-го ОЛБ Василий Бунаков весьма скупо писал о военных событиях. Это подтверждает его последнее письмо: «Сегодня мы выгнали фрица из укреплённого пункта. Правда, было трудновато. Сколько он ни переходил в контратаку, но у него ничего не вышло. И никогда ему не победить Красную Армию».
После 26 февраля 1944 года Анна Семёновна писем не получала. Не было и «похоронки». Так мы и не узнали, как погиб лейтенант Бунаков. И погиб ли? Может быть, попал в плен и был замучен в концлагере? А матери не верится, она всё ещё его ждёт. Как-то, провожая Александру Ивановну, она спросила: «А может, найдётся ещё Вася?» Эта женщина до конца своих дней жила надеждой, и мы её успокаивали, чтобы не разочаровать.
Надеясь, что кто-нибудь из бывших воинов-лыжников откликнется, мы написали заметку в районную газету «Саткинский рабочий». И вскоре пришёл первый отклик. Как мы радовались! Он был от рабочего завода «Магнезит» Ф.И.Ледяева, сражавшегося в годы войны в составе 157-го ОЛБ. По поручению Поповой я выехал в Сатку и записал воспоминания ветерана.
Фёдор Иванович рассказал, как в самом начале войны во время отступления из Львова был тяжело ранен и направлен в госпиталь под Свердловск. Перед выпиской его спросили, умеет ли он ходить на лыжах. А он же уралец! Так и попал в лыжный батальон.
– Мы ходили в разведку, – рассказывает Фёдор Иванович. –Добывали «языков», совершали рейды в немецкие тылы, громили небольшие фашистские гарнизоны.
...Было это в декабре 1942 года. Лыжбат попал в окружение. Фрицы жмут, а в батальоне знамя полка. Поначалу комбат А.Давыдов растерялся, а когда пришёл в себя и подумал, что можетслучиться непоправимое, почувствовал собранность и готовность к решительным действиям.
Комбат приказал взводу разведки вынести знамя к своим, а остальным лыжникам принять огонь на себя.
– Верю, что не подведёте! Действуйте! – напутствовал он бойцов.
Нахлобучив на головы капюшоны маскхалатов, лыжники осторожно двинулись в путь.
...Они шли уже несколько часов. Мучительно хотелось упасть и забыться, но они терпеливо шли дальше, превозмогая усталость. Потом бойцы замаскировались в ельнике, вблизи от дороги, и стали ждать. Казалось, время остановилось. Наконец, из-за поворота показались немцы. Лыжники лежали на снегу до тех пор, пока не прошла вся колонна. Нельзя было рисковать. И всё-таки утром следующего дня пришлось принять бой. Бойцов было мало. Кончались патроны. Тогда в ход пошли гранаты. Остатки взвода во главе с Ледяевым отступили в лес, где встретились с партизанами. Они и помогли перейти линию фронта. Знамя было спасено.
Фронтовая судьба Ледяева сложилась так, что под Витебском он вторично был ранен. После госпиталя попал в запасной полк, учился в пехотном училище. Потом снова фронт. Освобождал Ригу, Таллинн, Шауляй, участвовал в штурме Кенигсберга. Там и встретил День Победы. До 1947 года служил на границе, командовал заставой. Много лет проработал в прессовом цехе завода «Магнезит». К боевым орденам и медалям в 1958 году прибавился орден Трудового Красного Знамени...
Заметки, напечатанные в разные годы в уральских газетах, а также в «Красной звезде», помогли найти целую группу воинов-лыжников, сражавшихся под Москвой, на Волхове, под Калинином и Ленинградом, в Карелии. Постепенно накапливался материал. Удалось собрать немало сведений из истории уральских лыжных батальонов, узнать о героических подвигах воинов-земляков.
Вот, к примеру, что сказано в «Истории Уральского военного округа»: «...Осенью встал вопрос о подготовке лыжников. По постановлению Государственного Комитета Обороны в Уральском военном округе был образован ряд учебных полков. В суровую и тяжёлую зиму 1941 – 1942 годов эти части подготовили для фронта тысячи умелых лыжников и метких стрелков». (История Уральского военного округа. Воениздат. М., 1970, с. 171.)
Именно в учебных полках формировались и готовились к отправке на фронт отдельные лыжные батальоны. Отбор производился тщательно. Командиры подолгу беседовали с призывниками. Постепенно вокруг командиров собирались группы крепких парней, объединённых общей задачей. Из них формировались особые лыжные батальоны, впоследствии названные отдельными. Лыжники готовились к длинным и стремительным переходам, учились ориентироваться на местности, отрабатывали взаимодействие отдельных лыжных групп и батальонов с использованием минимальных средств связи. Физически выносливые и сильные призывники, которые до войны занимались спортом, чаще всего попадали в эти батальоны. Они знали, что придётся переходить линию фронта и выполнять разведывательные задания в тылу. Знали, что в длительных лыжных рейдах предстоит нести на себе автомат, ручные гранаты, немало боеприпасов... Они знали, что, может быть, придётся умереть. Но не было случая, чтобы кто-то отказался. Напротив, находились сотни и сотни добровольцев-спортсменов, желающих сражаться в лыжбатах. В Челябинске таких батальонов было сформировано девять.
«Уральские запасные части и соединения, – говорится в «Истории Уральского военного округа, – неоднократно проверялись не только штабом округа, но и комиссиями Наркомата обороны, Генерального штаба, Глав ПУ РККА. Зимой 1942 года инспекторский смотр ряда лыжных батальонов 26-го и 273-го запасных полков проводил представитель Государственного Комитета Обороны Маршал Советского Союза К.Е.Ворошилов.
– Маршал Ворошилов смотрел наш батальон, – писал тогда один из командиров. – Он выразил уверенность, что уральцы-лыжники с честью и достоинством выполнят свой долг перед Родиной. Наш батальон оправдает это доверие». (История Уральского военного округа. Воениздат. М., 1970, c.194.)
Бывший командир отделения 241-го лыжного батальона Г.Г.Борисов, живущий в Златоусте, вспоминал по этому поводу: – Меня зачислили в 26-й запасной лыжный полк. Это было 1-го октября 41-го. Началась усиленная боевая подготовка. Командованием Уральского военного округа неоднократно проводились инспекционные проверки. Однажды наш 241-й лыжбат инспектировал Маршал Советского Союза К.Е.Ворошилов. Когда были построены бойцы-лыжники, он сказал примерно так: «Сейчас на фронте настолько плотный пулемётный и автоматный огонь, что там, где по уставу положено действовать роте, действует взвод, а где должен действовать взвод, действует отделение. Только при такой расстановке сил можно избежать больших и ненужных потерь. Зарывайтесь глубже в землю, научитесь владеть лопатой, как в столовой ложкой. Плотнее прижимайтесь к родной земле, она поможет вам разгромить врага».
Лыжники 241-го батальона выгрузились в Волхове, как и многие другие лыжные батальоны уральского формирования. Дальше они шли трое суток на лыжах. Шли без пищи и отдыха, в сорокаградусный мороз, несколько раз попадали под артобстрел. Недалеко от полотна железной дороги лежали вперемежку трупы гитлеровцев и красноармейцев. И нетрудно было догадаться, что здесь недавно прошёл жестокий бой. Батальон продолжал движение к исходному рубежу. Лыжники прошли ещё километров восемь, прежде чем остановились на ночлег. Ночь провели в шалаше, наскоро оборудованном из еловых веток. Утром началась бомбёжка, и были первые жертвы...
...Воздух сотрясается воем. Жужжат и рвутся мины. Гитлеровцы стреляют беспорядочно.
– Вперёд! – кричит командир, перекрывая гул разрывов. И белые маскхалаты бросаются вперёд. Они торопятся, потому что только быстрота и натиск могут выручить их в этом ураганном миномётном огне. Стреляют на ходу. Бегут, соревнуясь со смертью. Ничего не видно – снежная пыль залепляет глаза. Вот кто-то падает, окрашивая снег розовыми пятнами. Ему уже никогда не встать.
– За Родину! У-р-р-а-а-а!
Свистят, чиркают пули, поднимая фонтанчики снежной пыли. Но уже никто не остановит стремительный порыв бойцов из 241-го отдельного лыжного батальона. Нашим лыжникам лестно, что фашисты называют их «белыми призраками» или «снежными призраками». Действительно, они напоминают привидения – белые халаты хорошо маскируют лыжников, словно скрадывают на фоне белого снега. Скрытые ночные рейды, внезапное появление позволяют устраивать в стане гитлеровцев такой переполох, такую свистопляску, отчего те долго не могут опомниться. Правда, настоящие привидения, да ещё в таком огромном количестве, скорее всего, не обучены ходить на лыжах и поражать врага из автоматов. Наши же «привидения» обучены многому, в особенности бить врага. И вот уже смолкли два пулемёта, забросанные гранатами. Лыжники с ходу ворвались в село. После короткого боя вражеский гарнизон был разбит.
22 марта 1942 года вторая и третья роты 241-го лыжного батальона пошли в наступление. Однако фрицы через полчаса обнаружили наступательную цепь лыжников и открыли огонь. И всё-таки первой роте лейтенанта Андреева удалось незаметно приблизиться к немецким траншеям. Их мощный огонь привёл фашистов в замешательство и, не выдержав натиска, они начали отходить. Лыжники в том бою захватили трофейное оружие и продукты.
Через сутки небольшая группа лыжников в белых маскировочных халатах появилась в другом населённом пункте. Все они были молоды и сильны: златоустовец Глеб Борисов, карталинец Иван Коломеец, магнитогорец Дмитрий Мамаев, челябинец Николай Дюрягин и Степан Катаргин из Чувашии. Они добровольцами ушли на фронт и сражались в одном батальоне. Сейчас перед ними стояла задача захватить «языка». Солнце лишь тронуло шапки заснеженных елей, когда «снежные призраки» вышли к автомагистрали. На дороге, расчищенной от снега, остановились две легковые машины. Возле них копошились фрицы.
– То, что надо! Троих, где офицер, прижимаем очередями к земле, остальным дадим прикурить! – командует сержант Борисов.
Раздались две длинные очереди, и немцы распластались на снегу. Рывок, и вот уже разведчики оседлали и разоружили троих. Когда пленных доставили в штаб, оказалось, что офицер – инженер в чине майора – важная птица. За эту операцию всебыли награждены медалями «За отвагу».
Фронтовая жизнь Глеба Борисова была полна неожиданностей. Однажды при выполнении боевого задания он и ещё несколько бойцов должны были пройти через болото по бревенчатому настилу лежневой дороги, которую фашисты держали под прицелом: как только замечали движение, тут же обрушивали шквал огня. Лыжники шли быстро. И всё-таки кто-то из бойцов замешкался. В это время совсем близко разорвался снаряд. Фонтан грязной воды взметнулся вверх. Взрывной волной Борисова сбросило в болотную жижу. Рядом оказалось бревно, за которое он успел ухватиться. Очередной снаряд, срикошетив о настил, ушёл под воду.
– Кажется, всё, – подумал Борисов, ожидая взрыва.
Но мина не разорвалась. Только после того, как обстрел прекратился, Борисов благополучно выбрался из болота. Придя в себя, он подумал, что родился в рубашке.
Ветеран рассказал о героическом поступке трёх наших медсестёр.
Это было в сентябре сорок второго года. Лыжный батальон, а вернее, всё, что осталось от него, – несколько исхудавших, оборванных и обросших щетиной бойцов, – выходил из окружения. Когда бойцы переправились через речку, то в прибрежных шалашах обнаружили два десятка тяжело раненных красноармейцев, от них ни на шаг не отходили три молоденькие медсестры. Выходить из окружения девушки не стали.
– Нет, мы не можем оставить раненых одних, – твердили они.
Так и остались в шалашах с ранеными...
Тёплое письмо прислал из Москвы журналист и писатель Иммануил Левин: «Я очень тронут вашим письмом. Вы делаете большое благородное дело, и от имени ветеранов большое вам спасибо!»
...Зима 1941 – 42 годов, как известно, была многоснежная и очень суровая. И там, где не могла пробиться конница, шли лыжные батальоны.
«Я помню, – писал Левин, – что командир корпуса Николай Иванович Гусев отзывался о лыжниках с похвалой, говоря, что это настоящие герои. Кстати, и «языков» доставали они больше всех». А отклики приходили постоянно. Писали бывшие воины-лыжники: В.Ф.Линчук (Коркино), Я.В.Тверсков (Копейск), А.В.Афанасьев (Москва), К.В.Митюшин (Сатка). А однажды пришло письмо от матери Дмитрия Полтораднева: «Я очень бы желала поехать, посмотреть те места, где растут молодые деревца, где наши дети-бойцы положили свою молодую жизнь, идя добровольцами защищать великий и несокрушимый город Ленина».
В орбиту поиска втягивались всё новые и новые люди. Корреспондент «Челябинского рабочего» Светлана Миронова-Копьёва сообщила нам о воине 155-го ОЛБ, юристе А.Ф.Ведерникове. Андрей Филатович разыскал лыжника, который в годы войны спас ему жизнь. Им оказался Иван Петрович Кирста, работавший председателем Милятинского райисполкома Башкирской АССР. Известный писатель, лауреат Ленинской премии С.С.Смирнов, автор книги «Брестская крепость», сообщил адрес Н.И.Орлова, того самого Орлова, который ужаснулся, увидев страшную картину в Долине смерти под Мясным Бором. Орлов выносил останки наших погибших воинов, хоронил их, ставил самодельные памятники. Если же находил медальоны с адресами, то сообщал родственникам. Это о нём С.С.Смирнов написал потрясающую повесть «Комендант Долины смерти». Это благодаря ему разгаданы судьбы лётчика Михаила Новикова, разведчика Михаила Шутая, политрука Николая Сироты, комиссаров Василия Мотрошилова и Якова Супруна, многих других, считавшихся пропавшими без вести.
«Мясной Бор»... Это название станции для меня было загадочным. Я думал, что оно связано с пролитой кровью. Моя догадка не была лишена оснований. Деревня так называется (мне объяснили старые люди) с давних пор. Ещё в старину местные жители, «бойцы», забивали там скот для отправки в Петербург, оттого и пошло название – Мясной Бор.
И вот в конце июня 1972 года члены группы «Поиск» посетили места боёв лыжных батальонов. Увидели Малую Вишеру, откуда на лыжах уходили в бой батальоны, в том числе и уральские. Познакомились с руководителем отряда «Поиск» Тосненского леспромхоза В.Васильевым. Он подарил нам фотографии памятников и каску, найденную на месте расположения штаба 13-го кавкорпуса. На одной из фотографий он написал: «На картенет места, нет такого угла, откуда бы сердце не тянуло сюда. Реки быстрые мы вспять повернём, с другом верным и горы свернём. 30.06.72 г. пос. Радофинниково Ленинградской области. Руководитель отряда «Поиск» Слава Васильев». Тёплая, запоминающаяся встреча была с Н.И.Орловым. Он говорил про обелиски в Долине смерти – именные и безымянные. На одном из них выбиты строчки, посвящённые павшим воинам 2-й Ударной армии, героям Любанской операции. Вот они:
    Вы шли на подвиг, не страшась преград,
    Бессмертие – ваша слава и награда.
    Вы грудью отстояли Ленинград,
    Вам жить в веках, герои Ленинграда.
Следопыты загорелись желанием побывать на месте трагедии, но Николай Иванович предупредил: ходить туда всё ещё опасно. Его брат Валерий не уберёгся и подорвался на мине, а сам он чудом остался жив, получив ранение. Дорого пришлось расплачиваться за разгаданные тайны Долины смерти. Но ни зловещая опасность, подстерегающая на каждом шагу, ни запреты матери не могли остановить этого человека. Он продолжал искать безымянных героев.
Нам же Николай Иванович посоветовал проплыть по Волхову, посмотреть места переправ, памятники и съездить в Огорелье, где был штаб 2-й Ударной армии. Так и сделали. В пос.Волхове местные следопыты обещали разыскать могилу нашего земляка, бойца 39-го ОЛБ Павла Пахтусова. Через несколько дней мы узнали, что Павел погиб и захоронен неподалёку от деревни Грузино, что его имя занесено в Книгу Почёта павших смертью храбрых на этой земле. На обелиске, который высится у самого полотна на 105-м километре дороги Ленинград – Новгород, высечены знакомые нам с детства слова Горького: «Пускай ты умер! Но в песне смелых и сильных духом всегда ты будешь живым примером!»
...В поисковой работе удачи и неудачи всегда идут рядом. Казалось бы, нашёл заветную ниточку к продолжению поиска, ан нет!
Я записал рассказ одного из руководителей новгородского поискового клуба «Сокол» Александра Орлова: «Сапёрная лопата срезала нетолстый слой дёрна, обнажая то, что когда-тобыло живым человеком. И сердце замирает... Долгожданный чёткий звук по пластмассе. Есть... Чёрный цилиндрик солдатского медальона. Только бы сохранился вкладыш, только бы был заполнен! Оборот, ещё оборот, ещё – резьба поддаётся с трудом. Последний виток... Не стандартный бланк, а просто клочок бумаги, вроде того, что отрывают на самокрутку. Мелкий убористый почерк: «Ладнов Николай Иванович, 1909 года рождения. Челябинская область, город Миасс, улица Советская, 36».
Кто он? Может быть, лыжник? На моё обращение к читателям «Миасского рабочего» никто не откликнулся. Вот она, ещё одна человеческая судьба, разгадать которую предстоит.


Наши «золотые песчинки»

Урала лучшие сыны
Погибли в пламени войны...

Из дневника: апрель 1971 г., июль 1972 г.,
май 1974 г., февраль 1985 г.

Пятнадцать лыжных батальонов, отправленных на фронт из Свердловска и Челябинска, как утверждают бывшие лыжбатовцы, вошли в состав 2-й Ударной армии. Однако в справочном отделе библиотеки Центрального архива Министерства обороны СССР удалось обнаружить в книге с инвентарным номером 364 такую запись: «1 марта 1942 года во 2-ю Ударную армию входили: 39, 40, 42, 43, 44, 45, 46, 48, 49, 50, 93, 94, 95, 160, 161, 162, 163, 164, 165, 166, 167, 168, 169, 170, 171, 172, 173 отдельные лыжные батальоны». Как видим, их значительно больше, ведь лыжбаты формировались ещё в Перми и Кургане. Как позднее мне удалось выяснить, в составе 2-й Ударной сражались 26 лыжных батальонов, в рядах которых насчитывалось до десяти тысяч лыжников, в большинстве своём это были уральцы и сибиряки.
Удивило то, что в списке не значился 41-й ОЛБ, хотя было точно известно, что он входил в эту армию и участвовал в боях. Это подтверждали найденные ранее в архиве оперативные сводки и донесения. О прибытии на место назначения докладывали начальнику штаба армии генерал-майору Визжилину командиры 39 – 44 отдельных лыжных батальонов. А вот и документы, которые представляют особый интерес. Судя по оперативной сводке от 28 декабря 1941 года, одним из первых занял исходный рубеж – деревню Барская Вишерка, 5 км северо-восточнее Малой Вишеры – именно 41-й ОЛБ. Его командир старший лейтенант Поликонов докладывал в штаб: «Северо-восточнее деревни Барская Вишерка 1 км выставлен взвод сторожевого охранения. Вокруг деревни и внутри патрулирует отделение...» (ЦАМО. Ф. 309, оп. 4073, д. З.)
В тот же день младший лейтенант Сластухин докладывал, что «42 ОЛБ в 22-00 25.12.41 г. достиг деревни Пустая Вишерка и занял южную половину её, расквартировался и ведёт наблюдение за дорогой Пустая Вишерка – Иглинка». (ЦАМО. Ф. 309, оп. 4073, д. З.)
Донесение командира 43-го лыжбата капитана Морозова от 29 декабря свидетельствует: «По вашему предписанию в Некрасово, Будогощи, Неболчи, Талец высланы три группы бойцов по 5 человек. Во главе первой группы лейтенант Ярош, второй – лейтенант Тимофеев, третьей – лейтенант Чехленков». (ЦАМО. Ф. 309, оп. 4073, д. З.)
43-й ОЛБ также достиг деревни Пустая Вишерка и занял северную её половину. На южной окраине этой деревни, по сведению другого архивного документа, выставил свои дозоры совместно с дозорами 42-го и 40-й лыжбат. И ещё одно донесение. 1 января 1942 года лейтенант Галынский из штаба 44-го ОЛБ коротко сообщал: «Батальон расположен в деревне Глужно. Расквартирован по квартирам, баням и блиндажам. Охрана обеспечена». (ЦАМО. Ф. 309, оп. 4073, д. З.)
Не известно только, где расквартировался 39-й ОЛБ, так как в донесении от 3 января 1941 года, подписанном начальником штаба младшим лейтенантом Садовниковым и старшим писарем Халявиным, сообщалось лишь о боевой подготовке батальона: «Взвод в наступлении. Скрытый подход на огневой рубеж. Лыжная подготовка: преодоление пересечёной местности. Укомплектование взводов разведчиками» (ЦАМО. Ф. 309, оп. 4073, д. З) – и ни слова о месте назначения. Но судя по всему, и этот батальон был поблизости, так как прибыл примерно в одно и то же время со своими соседями.
Совершенно случайно из книги расписания движения поездов на Ярославль (единственное письмо от Дмитрия Бекетова было из Ярославля) удалось выяснить, что три батальона – 39-й, 40-й и 43-й выбыли из Челябинска 18 декабря 1941 года (этот эшелон был в Свердловске перенумерован). Потом ещё три батальона – 41-й, 42-й и 44-й – и тоже из Челябинска. Следовательно, только 18 – 21 декабря 1941 года в Ярославль прибыли шесть лыжных батальнов челябинского формирования. Стали известны фамилии комбатов, начальников штабов... Многое, как видим, прояснилось. Вот и Попова, «мать уральских военных лыжников», как назвал нашу учительницу старшина 172-го ОЛБ Геннадий Геродник в книге «Моя фронтовая лыжня», сделала в блокноте запись, которая поразила меня точностью сравнения: «Работа краеведа подобна работе золотоискателя, который, перебирая массу песка, вдруг находит одну золотую песчинку».
За годы поиска таких «песчинок»-находок накопилось немало.
Командир разведки 40-го ОЛБ, лейтенант К.Д.Тур значился в нашем списке без вести пропавшим. Его пришлось долго искать. А удалось найти через Главное управление кадров Министерства обороны. Корней Денисович хорошо знал Полтораднева, много раз ходил с ним в разведку. В одном из писем ветеран 40-го ОЛБ написал, что в Нарве, на земляном валу крепости, есть братская могила, в которой, по его убеждению, похоронен Дмитрий Полтораднев...
Туда на «разведку» сначала съездил Владимир Попов – сын Александры Ивановны, а затем и она сама с дочерью.
...Александре Ивановне не спалось. Ехали «скорым». Вот и Волховский мост. Может, где-то здесь, думает она, при форсировании Волхова, был ранен Митя Бекетов. Совсем близко деревня Грузино – чуть позднее здесь погиб знаменосец 39-го ОЛБ Павел Пахтусов. Проехали Чудово, Любань, Рябово, где 23 февраля 1942-го должны были соединиться части Волховского и Ленинградского фронтов. Показалось знакомое Тосно, где в 1972 году побывали члены группы «Поиск». Нашли в Нарве братскую могилу. Долго стояли возле неё мать и дочь, алели гвоздики. Разговаривали шёпотом, словно боясь разбудить вечный сон тех, кто отдал свою жизнь за Родину. И только шелест травы нарушал покой затихшей высотки. Им вспомнились стихотворные строки:
    Мы забыли траву, мы забыли деревья давно,
    Нам шагать по земле не дано, никогда не дано!
    Никого не разбудит оркестра печальная медь.
    Но что самое страшное – даже страшнее, чем смерть,
    Знать, что птицы поют на земле без нас!
    Что деревья цветут на земле без нас!
    И синеет река, и плывут облака над нами – без нас!
Они трижды выходили на дорогу, но какая-то сила возвращала их обратно. Они в который раз разминали комочки земли, гладили её, израненную, обильно политую кровью, огнём и металлом, слышавшую стоны раненых и победное «Ура». Землю, навечно укрывшую дорогого им человека.
Из рабочей тетради А.И.Поповой: «Юра Пестерев встретился в Челябинске с Заслуженным учителем РСФСР А.И.Александровым, который рассказал, где и как формировались лыжные батальоны, сообщил адреса инструкторов 26-го ЗЛП. Мы с Юрой съездили в Коркино, где познакомились с В.Ф.Линчуком, провели первую встречу воинов-лыжников на квартире у В.В.Ботева из 39-го ОЛБ. В Челябинске нашли М.Е.Колесникова (39-й ОЛБ). К.В.Митюшин (242-й ОЛБ) прислал отклик на заметку в «Саткинском рабочем», позднее откликнулся А.Ф.Путырский (Межевой Лог). Михаил Евгеньевич Колесников ответил на наше письмо: «Дорогие друзья! Примите сердечную благодарность за ту огромную и, на мой взгляд, очень нужную работу, которую вы проводите... Готов принять самое активное участие в организации встречи бывших воинов-уральцев, которые были в составе лыжных батальонов. Готов выполнить любое Ваше поручение. С уважением, М.Колесников».
Донесения из 42-го

        ...И отступает в страхе враг,
        Под Сенной Керестью атак
        Не выдержав. Надёжный щит –
        Уральский батальон стоит.

Из дневника, июль 1975 г., апрель 1990 г.

С волнением читаю в Центральном архиве Министерства обороны СССР пожелтевшие страницы боевых донесений, приказов и оперативных сводок, списки раненых... Документы минувшей войны. В них радость побед и горечь поражений, массовый героизм и непростительные промахи. Как дорогую реликвию, беру папку с делами 2-й Ударной армии. В этой армии сражались уральские лыжные батальоны.
Аккуратно записываю знакомые и незнакомые фамилии командиров лыжбатов, которых нашли и которых ещё ищем; нахожу знакомые по воспоминаниям лыжбатовцев названия населённых пунктов, речек, высоток. А вот и те боевые донесения, о которых рассказывала А.И.Попова:
«Боевое донесение 40 ОЛБ, 19.01.42, Зам. командующего генерал-майору Алфёрову. Произведённой разведкой установлено, что вдоль опушки леса, что за дорогой западнее Красного посёлка, направление юго-запад, наступает часть 1222. У отметки 45.4, что в 120 метрах от крайних домов деревни Ямно, разведка попала под огонь автоматов и миномётов... Командир разведки 40 ОЛБ: лейтенант Тур. Начальник штаба 40 ОЛБ: Гончаров». (ЦАМО, ф. 309, оп. 4073, д. 14, л. 201)
Во втором боевом донесении, датированном 20.01.42 годом, сообщалось следующее: «Один взвод 2-й роты 40 ОЛБ находится в распоряжении штаба армии и держит эстафетную связь от штаба армии до посёлка Александровка по дороге на Малую Вишеру». (Там же, с. 426.) Подписали это донесение командир 40-го ОЛБ капитан Сульдин и комиссар Клементьев.
Александра Ивановна (несколькими годами раньше она работала в архиве) считает, что почерк в этих боевых донесениях идентичен почерку её брата Дмитрия Полтораднева, даже оттенок химического карандаша тот же, зеленоватый, что в письме от 20 марта 1942 года и в последней открытке. Полтораднев был писарем 40-го ОЛБ.
Боевые донесения, обнаруженные в архиве, дали толчок к продолжению поиска.
Тур, Гончаров, Сульдин, Клементьев... С кого начать? Решили искать комиссара Клементьева. Из писем с фронта мы знали, что именно у него был адъютантом Дмитрий Полтораднев. Бывший политрук роты 40-го ОЛБ Я.В.Тверсков, проживающий в Копейске, предположил, что комиссар, якобы, из Магнитогорска. Но поиски в Магнитогорске так и не дали результата. И вдруг письмо из Донецка от дочери комиссара Клементьева – Ираиды Николаевны. Из письма мы и узнали о трагедии, разыгравшейся под деревней Ямно на Новгородчине.
...Оставшиеся в живых бойцы из 40-го лыжбата после кровопролитных боёв под Керестью целый месяц пробивались из окружения к Ямно, чтобы переправиться на правый берег Волхова. В составе группы был ветврач, у которого, как оказалось, есть родственники в соседней деревне. Он и предложил с их помощью выйти из окружения. Решили разведать и послали ветврача с бойцом. Их ждали в условленном месте четверо суток, но так и не дождались. Тогда к комиссару обратился ещё один красноармеец: «Можно, пойду я?»
– Нет! – ответил Клементьев, – нельзя рисковать: нас и так мало.
– Тогда я убегу.
И он убежал. Это насторожило. Комиссар с оставшимися бойцами долго обсуждал: как быть? Решили драться насмерть, дать последний бой. Но в ту же ночь внезапно все были захвачены в плен. Случайно или кто предал? Только на пункте сбора военнопленных они встретили ветврача с бойцом и убежавшего. Утром всех построили. Искали комиссара. Красноармейцы молчали. Очередь дошла до беглеца, и он трусливо заскулил: «Что ж ты, комиссар, не выходишь? Иль хочешь, чтоб нас всех постреляли?..»
Клементьев вышел. Его допрашивали и били, но комиссар не проронил ни слова. Вместе с другими его угнали в Германию. Эту историю поведал дочери комиссара бывший писарь 40-го ОЛБ по фамилии Пичин.
Стали искать его. Из Министерства внутренних дел прислали двенадцать адресов Пичиных, проживающих в Челябинской области. Ответили шестеро, но ни один из них не был в 40-м ОЛБ. Мы знали, что Пичин учительствовал в Челябинске. Несколько лет тому назад с ним встречался в Копейске Тверсков, которому тот же Пичин заявил, что комбат Сульдин погиб. А у свердловчанина Женишека даже есть выписка, присланная из ЦАМО. Цитирую: «Сульдин Иван Кузьмич, 1907 г.р., командир 40 ОЛБ, убит прямым попаданием снаряда в КП 1100 полка 327 стрелковой дивизии в мае 1942 года». Однако в том же архиве бывший старший помощник начальника оперативного отдела связи 2-й Ударной армии, полковник в отставке Ислам Хайбуллович Хабиб нашёл документ, по которому Сульдину уже в 1946 году был вручён орден Красной Звезды...


Жив комбат!

        Отзвенели годы юности далёкой,
        Но осталась память в старости глубокой.

Из рабочей тетради, май 1975 г., февраль 1976 г.

И всё-таки комбат Сульдин остался жив. Он был тяжело контужен.
4 мая 1975 года в Челябинске проходила первая встреча ветеранов лыжных батальонов. И вдруг на ней зачитывают письмо из Бугуруслана: «Я, бывший командир 40-го ОЛБ, который внёс определённую лепту в победу над фашизмом, благодарю тех, кто вернулся, а перед прахом погибших склоняю свою седую голову. Поздравляю с Днём встречи! С Днём Победы! С приветом – майор в отставке Сульдин Иван Кузьмич».
И полетело письмо в Бугуруслан. Сульдин не задержался с ответом: «Да, я был командиром 40-го ОЛБ с начала его формирования и до 6 марта 1942 года. Потом меня назначили командиром 1100-го стрелкового полка...»
Тогда мы ещё не знали, что Иван Кузьмич тяжело болен, что письмо написано под диктовку его товарищем. Попова, не мешкая, решила ехать. Вот как рассказывает об этой встрече Александра Ивановна:
– Нашла дом и квартиру. А вдруг дома никого? Нет, думаю, не может быть такого. Звоню и прислушиваюсь. Где-то в глубине квартиры слышны приглушённые шаги. Дома! Открыл он, старенький, на костылях... Спрашиваю: «Здесь живёт Иван Кузьмич Сульдин?» «Я – Сульдин», – по-военному коротко отвечает ветеран и приглашает пройти. Я видела Сульдина на снимке, помещённом в 1942 году в армейской газете «Отвага» (фотокопию прислал Женишек). Он был на нём довольно молодым. Ещё подумала, как война и время изменили человека.
– Нет ли фотографии военных лет? – спросила Александра Ивановна Ивана Кузьмича.
– Есть копии, правда, плохонькие, – смущённо ответил ветеран.
Иван Кузьмич внимательно прочитал список личного состава 40-го ОЛБ, составленный по памяти Валерием Евгеньевичем Женишеком, рассматривал фотографии боевых товарищей. Заметно оживился, глядя на фотографию Николая Николаевича Клементьева: «Душевный был человек, любили его бойцы, и он их любил, как своих сыновей».
И.К.Сульдин помнил последнюю встречу с Клементьевым в начале августа 1942 года.
Сульдина тогда с пятью другими ранеными везли на подводе в сторону Луги. Подвода остановилась, пропуская по узкой дороге группу солдат. Комиссар Клементьев, обросший щетиной, с окровавленной повязкой на голове, подошёл и спросил: «Командир, это ты?» Трудно было узнать в израненном, дважды контуженном человеке своего комбата. И всё-таки Клементьев узнал. Они не виделись с марта, когда Иван Кузьмич был назначен командиром 1100-го полка, а батальон передал лейтенанту Гайнутдинову. Сульдин спросил тогда комиссара: «Где комбат Гайнутдинов?» «Он убит. И Гончаров погиб», – ответил Клементьев. (Гончаров был начальником штаба 40-го ОЛБ). Наступила пауза, после которой комиссар добавил: «Мы до последнего патрона защищали штаб армии...»
О своем преемнике Гайнутдинове Иван Кузьмич сказал так: «Грамотный был командир, инициативный, хорошо знал военное дело».
– А Саша Гончаров? – поинтересовалась Попова.
– Он очень хорошо разбирался в боевой обстановке. Был честным и исполнительным. В короткие минуты передышек между боями играл на баяне и пел задушевные песни. Красноармейцы к нему тянулись.
Хотя прошло более тридцати лет, Иван Кузьмич вспомнил своих командиров рот и даже связных. (Встреча состоялась 12 февраля 1976 года.)
Когда он рассматривал фотографию связного Дмитрия Полтораднева, то заметил: «Очень любил он комиссара. Как-то захожу в землянку, смотрю, пригорюнился парень. Спрашиваю: «Что случилось?» В ответ: «Мой комиссар заболел».
– А вот это «делегаты» связи Грибовский и Бушмин, – продолжил Иван Кузьмич. – Они держали эстафетную связь между штабом армии и штабами дивизий.
Узнав, что Константин Грибовский заведует кафедрой в Челябинском институте механизации и электрификации сельского хозяйства, воскликнул: «Молодец!». Ещё раз обратил внимание на фотокопию вырезки с фотографией из газеты «Отвага», раздумчиво прочитал: «Командир лыжного подразделения капитан Сульдин ставит перед командирами своего подразделения боевую задачу по уничтожению вражеских укреплённых точек».
– Да, это так... Но как это было давно!..
Спохватившись, поинтересовался: «Откуда у вас это?» И Александра Ивановна рассказала, как в сорок втором году Клементьев написал письмо родным и вложил в него вырезку из газеты, а потом, спустя много лет, удалось разыскать семью комиссара, и его дочь написала письмо Женишеку...
– А где работает Женишек?
– Заместителем начальника конструкторского бюро завода «Уралхиммаш» в Свердловске.
– Инженером, значит, стал, – одобряюще кивнул головой Сульдин.
Долго, очень долго продолжался этот разговор. Нашёлся-таки командир 40-го лыжного батальона, майор в отставке, инвалидОтечественной войны первой группы Иван Кузьмич Сульдин! Он не пал духом, когда потерял своих родных: сына, отца, мать, жену. На помощь пришли друзья: подполковник в отставке Яков Игнатьевич Никитин, доцент Николай Николаевич Коннов, Алексей Матвеевич Худяков и другие.
...Он так хотел написать книгу о боевом пути 40-го отдельного лыжного батальона, воскресить то, что осталось в памяти о воинах-лыжниках! К сожалению, не удалось. Вскоре после этой встречи Ивана Кузьмича Сульдина не стало...
Ветеран революции И.А.Искра прислал нам вырезку из газеты «Уральский рабочий» от 27 апреля 1973 года с заметкой «Летучие бойцы». В ней сообщалось о находках группы по Свердловску: «В нашей газете было напечатано письмо школьников – красных следопытов со ст.Бердяуш Челябинской области, в котором они просили откликнуться бывших бойцов уральских лыжных батальонов. Долгие поиски принесли успех. Сейчас ребятам уже известны адреса Н.И.Бумагина и Н.Д.Маслова из Свердловска, Н.Ф.Горбунова из города Люберцы Московской области и других... Красные следопыты из Бердяуша получили от товарищей, откликнувшихся на их письмо, много интересных сведений».
В.Е.Женишек прислал вырезку из газеты «Вечерний Свердловск» от 11 апреля 1973 года с заметкой о пулемётчике лыжного батальона Юрии Борисовиче Блохине, сообщил двадцать две фамилии воинов-лыжников из 40-го ОЛБ. Поиск перешёл в новую фазу, когда в нём стали участвовать сами воины-лыжники и сыновья погибших – Николай Крохин и Валерий Малышев. 7, 8 и 9 мая 1973 года мы побывали на пятом областном слете участников Всесоюзного похода по местам боевой и трудовой славы советского народа. Среди его участников – Зиля Ахмедьянова, Витя Петухов, Витя Кухарев, Вася Танков, Надя Захарова, Наташа Некрасова и Валя Макарова. Возили на выставку свои первые стенды, дневник группы «Поиск», письма воинов-лыжников, фотографии... Наш материал был признан интересным и отмечен дипломом Центрального штаба за подписью маршала Конева, а всех ребят наградили грамотами Челябинского обкома ВЛКСМ.
Помнить велит война

        Забытые следы войны
        Портрет напомнит со стены.
        Вдова уже не плачет громко,
        Когда читает «похоронку»...

В 1988 году из книги Г.И.Геродника «Моя фронтовая лыжня» я узнал, что Геннадий Иосифович живёт в эстонском городе Валга. В совете ветеранов сообщили адрес, и теперь мы переписываемся. А в 1990 году я получил от него бандероль с книгами, и на обложке одной из книг прочёл: «Большому другу уральских военных лыжников – на добрую память от автора. Ветеран 172-го отдельного лыжного батальона Геннадий Геродник».
Я заинтересовался тем, как писатель-фронтовик описывает в своей книге прорыв через Долину смерти: «19 марта немцы полностью перекрыли горловину, и в течение восьми суток у Мясного Бора шло ожесточённое сражение, 2-я Ударная изнутри, часть 59-й и 52-й извне заново прорубали проход. И в конце концов, ценой немалых жертв, прорубили. Но ширина коридора сократилась в несколько раз. Теперь она всего-навсего два километра.
Именно с этого момента, с конца марта сорок второго, узкую полоску болотистой земли, которая на несколько километров тянется к западу от Мясного Бора, всё чаще и чаще стали называть Долиной смерти.
...Пришёл приказ на выход из окружения. Однако не всем же сразу кинуться-ринуться к Мясному Бору, кому-то надо немца держать. А то он в момент на шею сядет и в болото втопчет. Тут кому уж какая фронтовая планида выпала. Наш лыжбат до последних дней задерживали. Прорвались мы через Долину смерти 24 июня, а на следующий день немец насовсем перекрыл горловину.
...Да, выходили, пробивались, прорывались... А выглядело это так: у одних ещё остались силы, чтобы на ногах стоять и отстреливаться, другие ползли, третьих под руку вели, четвёртых на плащпалатках волоком тащили...» (Геродник Г.И. Мояфронтовая лыжня. Таллинн., изд-во Ээсти Раамат, 1983, с. 264).
В Центральном архиве Министерства обороны я обнаружил сводку оперативного отдела штаба 2-й Ударной армии, подписанную начальником штаба этой армии полковником Виноградовым и начальником разведотдела полковником Роговым. Читаю архивный документ: «Разведсводка 96 штарм 2 к 22.00 29.03.42. ...На Любанском направлении противник в течение ночи и с утра 29.3 вёл артиллерийский, миномётный и пулемётный огонь перед передним краем и по отдельным районам в глубине нашего расположения. Со второй половины дня огонь значительно ослаб. В ночь на 28.3 противник в течение 2 – 3 часов вёл ураганный огонь со всех своих огневых средств, после чего наступило затишье. В дальнейшем наблюдением отмечена стрельба батарей в районе Коркино, Заволожье.» (ЦАМО, ф.309, оп. 4073, д.60, л. 241).
Читаю, а думаю о другом. Фамилия полковника Виноградова мне мало что говорит, хотя и она в нашем списке значится, а вот другая... Рогов, полковник Рогов... Неужели тот самый? Я даже вздрогнул. В поисковом дневнике у нас один Рогов – значит, он. Тот самый Александр Семёнович Рогов, генерал-лейтенант в отставке, которому ещё в школьные годы, выполняя поручение руководителя, я писал письмо, и с которым позднее встречалась Попова. Его адрес подсказали журналисты из «Красной звезды». Помню, как мы были удивлены и обрадованы быстрым ответом. Письмо генерала перечитывали несколько раз. Вот оно: «Я хочу сообщить некоторые подробности из боевой жизни 2-й Ударной армии Волховского фронта. Тогда, в сорок втором, я был начальником разведки этой армии. Прошёл с ней от Мясного Бора до дней выхода из окружения. Возглавлял одну из колонн офицеров штаба армии, удачно завершивших последнюю попытку прорыва из кольца. Ценой человеческих жизней удалось тогда организовать атаки небольших групп, пробить брешь в обороне немцев и через образовавшийся коридор вывести порядка 700 солдат и офицеров. Когда я с небольшой группой офицеров подполз к закопанному танку нашей первой линии обороны, то радости не было предела. Очень помог выходу из окружения туман, поднявшийся над болотамии районом реки Спасская Полисть. Он помешал немцам вести прицельную стрельбу. Однако, мало кто из окруженцев не был ранен. Как только вышли к своим, меня провели ходами сообщения к Маршалу Советского Союза К.А.Мерецкову, который находился недалеко от первой линии обороны. Он сразу спросил: «Где генерал Власов?»
Я ответил, что Власов с большой группой офицеров штаба и ротой особого отдела пробивается вдоль полотна железной дороги, где идёт сильный артобстрел.
На пути выхода из окружения я видел наших солдат и офицеров с тяжёлыми ранениями, даже с оторванными конечностями ног, продолжавших ползти через «коридор смерти». Не менее 60 тысяч солдат и офицеров остались тогда в болотах. Немало полегло на Любанском направлении и уральских бойцов-лыжников. Из состава штаба армии лишь незначительная часть офицеров и генералов смогла выйти из этого ада. Только начальники трёх отделов штаба (связи, разведки и химразведки) остались в живых. Кто не боялся смерти, кто смело преодолевал заградительный огонь, используя складки местности, тот смог благополучно выйти к своим.
Такова самая мрачная страница из истории 2-й Ударной армии, в которой геройски сражались уральские лыжные батальоны. Слава героям, отдавшим свою жизнь за свободу и независимость нашей Родины!
Бывший начальник разведки 2-й Ударной армии полковник А.С.Рогов».
Любопытный разговор состоялся с генерал-лейтенантом в отставке Роговым в 1972 году. У А.И.Поповой сохранилась запись беседы, которая заинтересует читателя.
– Не могу найти материалы о 2-й Ударной армии, подшивку газеты «Отвага»... – сказала она.
– И не найдёте, – ответил Александр Семёнович.
– Почему?
– Потому что перед выходом из окружения все документы, в том числе и подшивку газеты, закопали на берегу реки Полисть в трёх километрах северо-западнее командного пункта штаба армии.
– Можно ли найти?
– Можно, но надо подробную карту.
К сожалению, многих очевидцев теперь нет в живых, а земля так и хранит в своих недрах двадцать два ящика архивных документов 2-й Ударной армии. Вот она, ещё одна загадка, пока неразгаданная, так как земля неохотно отдаёт тайны.
Радости следопытов не было конца, когда получили письмо от генерал-майора в отставке А.В.Афанасьева. Бывший начальник связи 2-й Ударной армии первым сообщил нам адрес заместителя командира эстафетной роты 40-го ОЛБ В.Е.Женишека, проживающего в Свердловске. Александр Васильевич рассказал о взводе, который был в его распоряжении и выполнял эстафетную связь на лыжах с частями и соединениями армии. Он, в частности, писал: «Командование армии, Военный совет, начальник штаба и командиры соединений передавали большую благодарность за успешное выполнение эстафетной связи».
Мы засели за письмо. Может, Женишек расскажет о бойцах-эстафетчиках?
Валерий Евгеньевич не только поделился своими воспоминаниями, но и прислал несколько копий архивных документов, фотографий. Он поведал о трагических днях 2-й Ударной армии: «При прохождении Долины смерти или «мясорубки», как в армии называли горловину в районе Мясного Бора, по грудь в ледяной воде и под обстрелом наши вновь испечённые кавалеристы прошли (нам повезло) с минимальными потерями (погибли одна или две лошади). Когда лошади были доставлены, мы хватили с ними горя. Мне удалось получить в кавалерийском корпусе, которым командовал генерал-майор Н.И.Гусев, 50 комплектов снаряжения: сёдла с подпругами, вёдра брезентовые, уздечки, скребницы. Конский состав в корпусе был почти уничтожен и на складе этого снаряжения с избытком. Однако кормить оставшихся лошадей было нечем. Разрывая снег, рвали прошлогоднюю траву, присыпая её для запаха мукой сверху, и кони, хоть и неохотно, но всё-таки вынуждены были жевать это подобие корма. После чего животы у них вздувались, лошади валились с ног, в судорогах и конвульсиях умирали».
Вот что было сказано в присланном им донесении политотдела 92-й стрелковой дивизии от 29 марта 1942 года: «В связи с имевшимся осложнением на коммуникациях армии в районеМясного Бора в частях сложилось затруднительное положение с продовольствием и фуражом. Личный состав питается по сокращённой норме, отсутствуют мясо, жиры, соль и другие продукты. Конский состав во многих частях кормят мхом, сухой травой, добываемой из-под снега, ветками деревьев, отчего лошади истощены, имеется угроза выхода их из строя. Создавшееся затруднение с продовольствием и временный переход к обороне вызывают отдельные нездоровые настроения у бойцов и командиров». (ЦАМО, ф.204, оп.125, д.18, л.15).
В апреле 1942 года с фронта был эвакуирован тяжело заболевший Командующий 2-й Ударной армией генерал-лейтенант Клыков. Для снабжения армии была построена узкоколейка на песчаном балласте, местами земляная и на сваях. В мае 1942 года начался частичный вывод в тыл на переформирование некоторых соединений армии и в том числе 13-го кавкорпуса. Конники выходили в пешем строю поредевшими колоннами, неся на плечах по нескольку клинков. Было эвакуировано несколько тысяч раненых. По маршрутам эстафеты донесения теперь доставлялись где пешком, где на велосипеде, где на попутной машине.
Валерий Евгеньевич Женишек помнит, как 25 мая 1942 года во 2-ю Ударную армию прибыл новый командующий – генерал-лейтенант Власов, как во всех частях и подразделениях изучалась его биография, напечатанная политотделом фронта и подписанная Мерецковым и Запорожцем. 28 мая Женишеку было присвоено звание старшего лейтенанта. 30 мая немцы перешли в наступление, и 2-я Ударная армия была вторично отрезана в горловине «мешка».
7 июня осколком снаряда был тяжело ранен в руку командир роты старший лейтенант Дейнега. Несмотря на тяжёлое ранение, ни в один медсанбат его не взяли, так как все были переполнены. Раненые лежали сотнями в вагонах узкоколейки, в палатках, просто в лесу, и медперсонал не справлялся с таким количеством тяжелораненых. Дейнеге сделали перевязку, которая тут же пропиталась кровью. Он трясся от озноба. Жгут накладывать было нельзя, так как неизвестно, когда ещё окажут медицинскую помощь. Женишек побежал в штаб армии к генерал-майору Афанасьеву. Тот сообщил, что с Большой земли будет самолёт «У-2» и, если Женишек посадит в него Дейнегу, то останется молить бога, чтобы раненый прилетел живым. Бойцы организовали бричку, и с несколькими автоматчиками Дейнега был доставлен к месту посадки. Претендующие на единственное место в самолёте были оттеснены автоматчиками, и Дейнега усажен в самолёт, который взял курс за линию фронта. Дальнейшая его судьба Женишеку неизвестна. Если самолёт долетел благополучно, может быть, он и сейчас жив.
2-я Ударная армия, отрезанная от баз снабжения и окружённая, испытывала острый недостаток в продовольствии и бое-припасах. Её арьергардные части под давлением превосходящих сил противника медленно отходили на восток, а авангард безуспешно пытался прорвать горловину.
Территория, занимаемая войсками 2-й Ударной армии, постоянно уменьшалась и 23 июня 1942 года уменьшилась до таких размеров, что уже простреливалась на всю глубину. Непрерывный обстрел и бомбёжки выводили из строя живую силу.
Вместе с сокращением территории, занимаемой армией, сокращалось и количество этапов эстафеты. На 24 июня 1942 года в роте осталось семь человек. Женишек помнит парторга роты Сидорова, старших сержантов Савицкого, Белина, ставшего потом старшиной. 24 июня штаб армии отдал последний приказ: «Всем выходить из окружения». Во второй половине дня штаб собрался в походную колонну на бревенчатой гати в районе Дровяного поля и направился на восток. Бойцы думали, что уж штаб-то армии знает, куда двигаться, и хотели идти вместе, но капитан из охраны штаба настоял на том, чтобы выходить из окружения самостоятельно, не увеличивая колонны и не демаскируя её. И группы двигались самостоятельно, но старались не терять из поля зрения соседей. На Дровяном поле они попали под бомбёжку и, выйдя на заболоченный участок с редким кустарником, вынуждены были двигаться, рассредоточившись, змейкой друг за другом. Спереди, сзади и с флангов, в пределах видимости, – одинокие фигуры бойцов и командиров из других частей.
Женишек назвал несколько имён, в том числе своего связного Александра Босых. И вот спустя некоторое время мы читаем письмо от Александра Ивановича:
«Здравствуйте, дорогие ребята! – пишет он. – Это правда, когда красных следопытов называют настойчивыми и любознательными. Ваша предельно кропотливая работа в группе «Поиск» помогла найти моего боевого командира, у которого я был вестовым. Летом 1942 года на Волховском фронте обстановка сложилась так, что, выполняя задание, я больше с командиром не встретился. И вдруг через столько лет письмо от командира! Видите, ребята, как ценна ваша поисковая работа...»
В этом мы убеждаемся каждый день. В самом деле, начав узнавать о судьбах Бекетова, Полтораднева, Бунакова, мы разыскали 369 воинов из отдельных лыжных батальонов. И поиск продолжается.


Пошёл добровольцем

Александра Александровича Земерова следопыты не разыскивали. Он нашёлся сам ещё в 1971 году, в самом начале поиска. Пришёл в Саткинский краеведческий музей, чтобы посмотреть на экспозицию, рассказывающую о лыжных батальонах. Внимательно осмотрев материалы выставки, кочегар завода «Магнезит» А.А.Земеров сказал: «А ведь я тоже лыжник, пошёл добровольцем, как говорится, сознательно под пули...»
... Мы договорились о встрече.
И вот у него дома я слушаю взволнованный рассказ ветерана. Александр Александрович в новой клетчатой рубашке, у него удивительно молодые глаза и голос с хрипотцой. Лицо простое, с широкими скулами, чёрными бровями, и сразу не поймёшь, что так привлекает в этом человеке. Наконец, догадываюсь и понимаю: гордость, гордость рабочего человека за честно прожитые годы.
– Мне было семнадцать, когда началась война. Стал проситься на фронт, но в военкомате отказали, заявив категорично: «Мал ещё». Что делать? Пошёл на хитрость и в своём заявлении исправил дату рождения. И знаете, поверили. Меня направили в лыжный батальон. А в начале декабря 1941 года я уже был на Волховском фронте. Наш 39-й лыжный батальон участвовал в освобождении Ольховки, Спасской Полисти...
Это подтверждают и архивные документы. Так, в боевом донесении № 5 штаба оперативной группы генерал-майора Коровникова от 26 января 1942 года сказано: «43 ОЛБ в соответствии с приказом командующего в 4-00 26.01. выступил по маршруту отметки 38.4 (лес, п.Ольховка) с задачей совместно с 39 ОЛБ овладеть Ольховкой и последующим соединением с передовыми частями опергруппы генерал-майора Гусева. В 8-00 26 января 43 ОЛБ соединился с 39 ОЛБ в лесу западнее железной дороги. Противник усилил за последние дни огневую и танковую систему, 39-й лыжбат в районе 27.8. Выручить обозы 39-го. 43-й ушёл вперёд, связи с ним нет».
Через два дня, когда бой закончился, в оперативной сводке сообщалось, что «остатки 43-го и 39-го отдельных лыжных батальонов общим числом 170 человек приведены в порядок и находятся юго-западнее отметки 38.4 – 1 км. В готовности к выполнению задач по обстановке». (ЦАМО, ф.309, оп.4073, д.14, МФК 12327).
И, наконец, 29 января в боевом донесении № 13 штаба опергруппы сообщалось следующее: «Главные силы 1100 стрелкового полка 327 стрелковой дивизии из-за непрекращающегося огня миномётов и пулемётов залегли в 150-200 метрах восточнее Спасской Полисти. К 13-00 в распоряжение командира 327-й сд. прибыл сборный батальон из остатков лыжников 39-го и 43-го батальонов». (ЦАМО, ф.309, оп.4073, д.14, МФК 12327.)
Сухой язык документов не позволяет представить во всей полноте картину тех событий. И всё же в них есть главное – дыхание войны. Этим они ценны для нас. Однако, вернемся к рассказу саткинца Земерова.
– До сих пор перед глазами вижу истерзанное тело политрука. Фашисты распороли ему живот, выкололи штыком глаза... Варварство... Нет, не могу говорить...
Александр Александрович смахивает украдкой слёзы и продолжает:
– Не забуду, как пробивались к Волхову. Решили остановиться на ночлег. Подошли к селу, залегли на окраине. В одном из домов маячил огонёк. Мы с несколькими бойцами вызвались выяснить, есть ли в селе немцы. Осторожно пробравшись к дому, я постучал в дверь. За дверью ответили по-русски: «Да». Вхожуи глазам своим не верю: за столом сидят фрицы и пьют чай. Меня оторопь взяла, но я не растерялся и выдернул чеку гранаты. Они закричали: «Партизан! Партизан!» В этот момент я бросил гранату и... за дверь. Раздался оглушительный взрыв. Немцы выскакивали и из соседних домов, но лыжники тут же срезали их меткими автоматными очередями. Схватка была короткой. Село было наше.
На другой день дозорные донесли о приближении крупной немецкой части. Чтобы избежать кровопролития, лыжники решили в этот раз в бой не вступать, а отойти в лес...
– Первое ранение я получил где-то в середине февраля под Красной Горкой, – вспоминает Александр Александрович. – После госпиталя попал в 58-ю стрелковую бригаду. Четырежды ранен... С боями мы пробивались к своим. И пусть в начале войны нас преследовали неудачи, но мы верили в то, что и на нашей улице будет праздник. Ведь и мы тогда закладывали свой кирпичик в фундамент будущей Победы. И как в песне поётся: «Этот день мы приближали, как могли».
В августе 1943 года раны дали о себе знать, и Земеров со второй группой инвалидности был демобилизован. После войны он узнал, что в Башкирском архиве обкома КПСС хранится его комсомольский билет, пробитый пулей и залитый кровью. Оттуда же была прислана копия характеристики для вступления кандидатом в члены ВКП(б). Вот как характеризовал Земерова заместитель командира роты по политчасти лейтенант Власов: «За время пребывания в роте тов.Земеров показал себя дисциплинированным, смелым, решительным, требовательным к себе и подчинённым. Во время наступления он с семью бойцами атаковал три дзота противника, из автомата в упор убил одного фрица, а другого – взял в плен. Тов. Земеров предан партии Ленина-Сталина, морально устойчив, достоин быть кандидатом в члены ВКП(б)».

    * * *
Из дневника, май 1977 г.

В 1977 году накануне Дня Победы в Челябинске состоялась встреча бывших воинов-лыжников.
– Мне было тогда семнадцать лет, – рассказывал Василий Васильевич Ботев. – Из Сатки в 40-й ОЛБ нас попало двое – А.Ф.Путырский и я. Последним испытанием перед отправкой на передовую был лыжный пробег от Челябинска до Свердловска. Потом нас отправили на Волховский фронт.
– Мы пошли на войну совсем юными, – подтверждает подполковник в отставке А.М.Давыдов. – Но какой силой духа обладали молодые воины-комсомольцы!
Женишек помогал выйти из окружения тяжелораненному замполиту Г.М.Куликову. С тех пор Женишек и Куликов не виделись и ничего не знали о судьбе друг друга. Прошло тридцать пять лет, и вот боевые товарищи встретились. Они крепко обнялись, в их глазах заблестели слёзы. Первые вопросы – о боевых товарищах: «Как они? Живы ли?»
Вспоминая те дни, ветераны говорят о дружбе, взаимовыручке, высокой сознательности и дисциплине, которые помогали им в боевой обстановке.


О чём плачут берёзы

        Судьба солдат, огонь войны,
        Быть может, Богом мне даны...

Из дневника, май 1977 г.

44-й лыжный батальон действовал в составе 327-й стрелковой дивизии. Маршал Советского Союза К.А.Мерецков, командовавший тогда Волховским фронтом, в своей книге «Великие испытания» писал, что наибольшего успеха добилась 327-я стрелковая дивизия и 44-й лыжный батальон. Выбив подразделения противника из населённого пункта Красный посёлок, дивизия овладела важной позицией врага.
Бывший воин 44-го лыжного батальона, златоустовец А.А.Абакумов вспоминал при встрече: «В начале декабря 1941 года эшелоном из Челябинска нас отправили на фронт. Доехали до Волхова, разгрузились в лесу и только успели укрыться, как налетели немецкие бомбардировщики. Мы чудом тогда уцелели. А на следующий день батальон вступил в бой. Всё наше оружие – винтовка со штыком да несколько гранат. И всё-таки мы смогли освободить Малую Вишеру и Большую Вишеру. В одном из боёв, помню, фрицы прижали нас ко льду, да так, что не шелохнуться. Ох, и полегло тогда наших!..»
Лыжников бросали на самые горячие участки, как говорится, в самое пекло. Они добивались победы ценой собственной жизни. И Красный посёлок не был исключением.
...Три уральских лыжных батальона шли маршем к фронту. Небо темнело, и звёзды сверкали остро. Силуэты деревьев едва проступали из тьмы. Но вот подул сильный ветер. Берёзы, наклоняясь, казалось, плакали... Лунный свет высвечивал дорогу, по обе стороны которой попадались указатели: «Мины».
Часа через два осторожного пути лыжники вышли на опушку леса. Совсем рядом – посёлок Александровка. Ветер внезапно стих. Лыжники застыли в оцепенении. Несколько хат сиротливо маячили у дороги. Уцелели, родимые! От остальных же остались печные трубы, пепел да обуглившиеся стропила и балки, торчащие в разные стороны, как орудийные стволы. Бойцы молча прошли ещё несколько метров, и неподалеку от дороги смогли разглядеть в лунном свете ряды могил с берёзовыми крестами и насаженными на них касками. Фашистские могилы.
– По заслугам получил фриц! – зло сплюнув, выругался сержант Зубарев.
Стали располагаться на ночлег. Кто-то успел занять уцелевшие хаты, остальные лыжники, а их было большинство, спешно делали шалаши из еловых и берёзовых ветвей, осторожно разжигали костры. Мороз заползал под полушубки, даже в валенки. Попеременно отогревая руки у огня, лыжники доставали из вещмешков сухари. Кончался трёхдневный запас «НЗ». Спали по очереди, так как надо было следить за костром. Зубарев долго не мог заснуть: его назначили на место погибшего помощника политрука роты. Мог ли он отказаться? Конечно, нет. Два месяца напряжённой подготовки не прошли даром. За это время Степан многому научился. Он твёрдо знал, что перед боем скажет лыжникам зажигательное слово, по-уральски просто. Ну, например, так: «Бейте вшивого фрица беспощадно, чтоб под ногами его горела земля!..» И с этими мыслями, успокоившись, он забылся.
Утром следующего дня перед первым для многих его земляков боем провели партийно-комсомольское собрание. Выступили Зубарев, несколько бойцов и командиров. Потом было зачитано «Обращение» ленинградцев к воинам Волховского фронта о помощи осаждённому городу.
... Лес постепенно погружался в темноту. Вдруг впереди, там, где кончается лес, темноту стали распарывать огненные взрывы, засвистели пули. Связной третьей роты доложил, что один лыжник ранен в плечо. Его тут же отправили в санвзвод. Полыхало зарево пожарищ. Только перед рассветом красноармейцы вышли к реке Волхов, к месту, где лыжные батальоны должны были занять исходные позиции.
Над рекой возвышался посёлок. От него к Волхову тянулся крутой берег, по откосу которого были установлены фашины, обсыпанные снегом и залитые водой. Ледяная гора-крепость! Там укрылись фашисты. Слева бетонный дзот, а справа – двух-этажная силосная башня из кирпича в несколько рядов с окнами-проёмами, из которых неумолчно били немецкие пулемёты. Ещё правее, на бугре, миномёт, который пытался нащупать передовые роты 44-го лыжбата. Первая и третья рота по команде пошли в атаку.
Четвёртая и его, Зубарева, родная вторая рота, остались в резерве. Пока в резерве. Это лыжники чувствовали нутром и готовились. Кто-то торопливо огрызком карандаша царапал письмо домой, кто-то считал лихорадочно патроны, кто-то чистил автомат... Зубарев наблюдал за ходом боя, попросив у политрука бинокль. Отдельные цепи лыжников прорывались к берегу, но их останавливал огонь врага. С каждой захлебнувшейся атакой лыжников становилось всё меньше и меньше. Многие остались лежать на ледяном панцире, окрасив его кровью. Только после двадцати безуспешных атак комбат ввёл в бой две резервные роты. Им была поставлена иная задача.
Лыжники стремительно скатились к реке с фланга и, преодолев заснеженный участок, воронки и наледь,оказались там, где отчётливо были видны сверкающие на солнце, как отшлифованные, круги-прогалины.
– Перебежками, вперёд! – скомандовал комроты.
Пробежав несколько метров, бойцы залегли, но когда попытались встать, завязли в глубоком и рыхлом снегу.
– Бросай лыжи! – последовала отрывистая команда.
Увязая по пояс в снегу и проклиная всех и вся, лыжники под прикрытием бугра медленно обходили Красный посёлок справа. Фашисты изредка постреливали, считая, что русские выдохлись и больше не сунутся. Но лыжники появились оттуда, откуда их не ждали. Атаковали внезапно и смяли первую линию укреплений. Тогда гитлеровцы отошли на вторую.
В течение часа они, как ошалелые, рвались, чтобы вернуть прежние позиции  в посёлке Александровка. Но оставшиеся лыжники стояли насмерть, до последнего патрона. Когда, казалось, натиск гитлеровцев стал ослабевать, фашистская пуля обожгла грудь Степана Зубарева. Только через сутки его отправили в тыл, туда, откуда лыжбаты начинали марш.
...Так закончился бой на Волховском фронте для Зубарева. Для многих лыжников тот бой был первым и последним.
После войны С.С.Зубарев заочно окончил лесотехникум, много лет был начальником участка защитных лесонасаждений. Сейчас – на пенсии. По-прежнему живёт в Полетаево. Беспокоят старые раны, но он на них старается не обращать внимания. Охотно встречается с молодежью. Он – секретарь совета ветеранов Уральских лыжных батальонов.
Спустя год после первой встречи С.С.Зубарев сообщил, что участвовал в праздничной телевизионной передаче, что на неё откликнулся лыжник 44-го батальона, житель Магнитогорска Н.А.Смеющев. И, как позднее оказалось, одним из последних бойцов, с кем разговаривал Зубарев перед ранением, был именно Смеющев. А ещё он вспомнил, как четыре года назад в перм-ской «Звезде» опубликовал воспоминания о 44-м лыжбате и как вскоре редакция газеты сообщила, что благодаря этой публикации одна женщина нашла место гибели своего мужа. 37 лет искала! Как после этого к нему проявило интерес ленинградское телевидение, которое тогда готовило цикл передач «Правда о 2-й Ударной» и снимало фильм о первых попытках прорыва блокады...
Сражались насмерть

        Изранена земля, трава измята.
        Полшага не хватило для броска...

Из рабочей тетради, май 1990 г.

– В конце 1941 года 43-й лыжный батальон прибыл в Малую Вишеру, – вспоминает ветеран войны Василий Егорович Тытагин. – Я уже был сержантом, побывал на фронте, а мои новые друзья ещё не нюхали пороха. Военную науку постигали в боях. Как-то под покровом ночи мы благополучно перешли линию фронта. Но у посёлка Сенная Кересть нарвались на фашистов. Они первыми заметили нас и открыли огонь. Отряд развернулся и пошёл в атаку. Это был жестокий бой. Сражались насмерть. Нас уцелело четверо. Я был ранен в ногу и попал в госпиталь...
В декабре 1942 года Тытагин был зачислен в 80-ю стрелковую дивизию, которая была сформирована в основном из ленинградцев. Попал во второй батальон, которым командовал майор Я.И.Чепилко – кубанец, храбрый и находчивый командир. Дивизия тогда готовилась к операции «Искра».
– Её личный состав буквально рвался в бой, – рассказывает Василий Егорович. – Мы знали, что готовимся к прорыву блокады... Проводились военные учения в обстановке, приближенной к боевой. За ними наблюдали Командующий Волховским фронтом К.А.Мерецков и член Военного Совета Л.З.Мехлис. Огромное воздействие оказывали на нас письма ленинградцев. Их и сейчас нельзя вспоминать без волнения. Группа ленинградских женщин писала: «Товарищи бойцы Волховского фронта! Вам пишут женщины Ленинграда. Каждый камень огромного города – это история борьбы нашего народа, каждый памятник – это история его величия. Отдать немецким бандитам Ленинград, это значит отдать знамя, своё сердце, потерять честь...». Воины 2-й Ударной армии в ответном письме заверяли трудящихся Ленинграда в том, что они свято выполнят их наказ. Перед наступлением в дивизии было зачитано обращение. Бойцы и командиры дали клятву оправдать оказанное им доверие.
В.Е.Тытагин помнит, как 12 января 1943 года в 9 часов 30минут заговорили 2700 орудий и миномётов – началась мощная артиллерийская подготовка. Только на участке «Роща Круглая» находились 360 орудий и миномётов. Отлично поработала наша авиация, хотя и была нелётная погода. А легендарные «катюши» огневым смерчем буквально ошеломили врага.
– Когда их брали в плен, – замечает Василий Егорович, – они казались умалишёнными, некоторые из них даже теряли дар речи.
Дивизии была поставлена задача: «Овладеть опорными пунктами в посёлке Тортолово, с последующим развитием наступления в юго-западном направлении, овладеть рубежом Чёрная речка, посёлком Эстонский и Славянка и прочно держать их за собой».
По сигналу «зелёная ракета» бойцы рванулись в атаку с такой стремительностью, что враг не сумел организовать серьёзного сопротивления. Быстро были заняты первая, вторая, а затем и третья траншеи.
В ночь на 14 января немцы получили подкрепление из района Киришей. Но предпринятые ими контратаки были отбиты совместными усилиями пехоты, артиллерии, танков и авиации.
Советские войска упорно двигались навстречу Ленинградскому фронту. К исходу 14 января они находились в двух-трёх километрах от Ленинградского фронта. Немецкие части, оборонявшие Липки и Шлиссельбург, оказались изолированы от основных сил, действовавших в районах 1-го и 2-го городков, Синявино и в лесу, юго-восточнее Синявино. С 15-го по 17 января 80-я дивизия упорно, метр за метром, двигалась вперед. 17 января она освободила Синявино, что ухудшило положение противника в Пятом рабочем посёлке. Особенно жестокие бои шли за Первый и Пятый рабочие посёлки.
Рано утром 18 января немецкие части, находящиеся на южном побережье Ладожского озера, пытались прорваться по двухкилометровому коридору, через Первый и Пятый посёлки, но было уже поздно. К исходу дня 18 января побережье Ладожского озера было очищено от фашистов. Блокада Ленинграда была прорвана.
Потом были бои под Любанью. Иван Вершинин и Александр Гладков своими телами закрыли амбразуры фашистских дзотов. Боец Василий Тытагин тоже совершил подвиг. Когда под пулемётным огнём врага захлебывалась атака роты, он незаметно подполз и уничтожил гранатами пулемётную точку. За этот подвиг Тытагин награждён орденом Боевой Славы 3-й степени.
Прославился храбростью в борьбе с немецко-фашистскими оккупантами старшина 40-го ОЛБ Степан Александрович Дерябин, ставший полным кавалером солдатского ордена Славы.
– Наш батальон выгрузился на станции Малая Вишера – и с ходу в бой, – вспоминал ветеран. – Шёл ноябрь сорок первого. Крепко мы закалились в первую военную зиму. Очень тяжело было нам, необстрелянным. Смерть подстерегала на каждом шагу.
...Это было под Новгородом. Лыжники сблизились с врагом и вступили в рукопашную схватку. Дерябин одолел гитлеровского офицера. Это было его боевое крещение. Пригодилась физическая закалка, полученная до войны на лесозаготовках. А сколько ещё фашистских вояк испытали на себе силу уральского богатыря!
О боях на ленинградской земле напоминает ему самая дорогая медаль – «За оборону Ленинграда», полученная из рук командарма Героя Советского Союза И.И.Федюнинского. Под Ржевом командир стрелкового взвода Степан Дерябин, спасая полковое знамя, проявил находчивость и смелость. И появилась ещё одна медаль – «За боевые заслуги». На Смоленщине довелось ему воевать в орудийном расчёте 133-й стрелковой дивизии. Отважные батарейцы ворвались в горящий Смоленск, преследуя отступающего противника. После этого боя на груди уральца засверкала медаль «За отвагу». А после очередного ранения он уже старшина разведки прославленной 5-й Краснознамённой армии генерала Крылова. Во главе штурмовой группы Дерябин одним из первых ворвался в город Вильнюс, открыл огонь по фашистам с тыла и помог успешному наступлению своего подразделения. За этот подвиг в июле 1944 года его наградили орденом Славы 3-й степени. Вскоре после контузии и лечения в госпитале бесстрашный старшина отличился вновь, подорвав два фашистских танка, и первым в 5-й армии был удостоен ордена Славы 2-й степени. 17 августа того же года, уже в Восточной Пруссии, он в первых рядах атакующих с боем происключительную отвагу старшину Дерябина наградили орденом Ленина. Из сражений на Балтике, под Кенигсбергом, он вышел полным кавалером ордена Славы. Командарм Крылов вручил челябинцу Степану Дерябину орден Красного Знамени и орден Славы 1-й степени...
У Анри Барбюса в романе «Огонь» есть такие строки: «Путь отрезан. Это заградительный огонь. Надо пройти через огненный вихрь, сквозь эти страшные вертикальные тучи. Мы проходим. Мы прошли. Какие-то призраки кружатся, взлетают и падают, озарённые внезапными вспышками света...»
Эти строки поразили удивительной схожестью с эпизодами, рассказанными участниками Любанской операции, ведь советские воины тоже проходили «через огненный вихрь», только мясноборского «коридора смерти». Немногим посчастливилось выйти из ада. Как пишет участник прорыва Ленинградской блокады К.Перлов, вышло всего 16 тысяч бойцов и командиров. Это словно бы про них писал всё тот же Анри Барбюс: «Если эти люди, несмотря ни на что, счастливы, выйдя из ада, то именно потому, что они оттуда вышли. Они вернулись, они спасены! Ещё раз смерть их пощадила».
Дорогую цену заплатили наши батальоны за то, чтобы выйти из окружения через узкую горловину. Все лыжбаты понесли большие потери, а некоторые погибли в этом пекле.
В памяти ветеранов сохранились немногие отдельные эпизоды, в которых отразилось самое характерное – напряжение тех дней.

Поединок

Из рабочей тетради, 1979 г.

Февральская земля просыпалась от спячки, испепелённая, обгоревшая. Вывороченные комья земли, пахнущие мазутом и гарью, были подёрнуты дымкой.
С командного пункта было хорошо видно, как надрывая землю и густо чадя, вперёд ползли два тяжёлых фашистских танка.
– Бронебойщики! На левый фланг! – отрывисто прозвучала команда. Краем глаза Иван Гришин увидел стройную фигурукомандира полка Ходжаева. Легко перепрыгнув через земляной вал, Иван кубарем скатился в траншею. – Ну, теперь держитесь! – И шёпотом добавил: «Не подкачай, Сатка!»
В окопе, широко расставив ноги и плотно прижав к плечу приклад ружья, лежал лейтенант Шалда, сосредоточенно следя за танком. Иван подполз ближе. Сто метров. Девяносто. Восемьдесят... Лейтенант ждал. Вот зловещая башня с чёрным крестом нырнула куда-то вниз, и стальная махина выползла на пригорок.
– Огонь! – крик Ивана слился с грохотом взрыва. Он видел, как по башне танка полыхнула яркая полоса рикошета, и танк на мгновение замер. Рядом тяжело ухнул снаряд, Ивана перевернуло в воздухе, и комья ещё мёрзлой земли засыпали его. Скрежет гусениц вывел из оцепенения. Проутюжив окоп и оставив за собой шлейф отработанного газа, танк прошёл дальше. Метрах в тридцати двигался второй танк. Уткнувшись лицом в землю, вытянув вперёд руку с гранатой, тихо стонал смертельно раненный командир полка. Загребая под себя куски глины и скрежеща от боли зубами, он ещё пытался ползти к танку, полковник Ходжаев всё ещё сражался. Танк замер.
...Иван возвращался на наблюдательный пункт, когда в нескольких метрах от себя увидел ещё один танк. Вероятно, враг решил прорваться к своим. Времени на раздумье не оставалось, а в руке только ручная граната. Раздался взрыв. Справа вновь ожило, заговорило противотанковое ружьё. Густой столб дыма возвестил, что и этот танк подбит. И вдруг по полю, распаханному бомбами и снарядами, по измятой гусеницами траве, среди обгорелых кустов, стреляя из пушки и пулемёта, помчался ещё один немецкий танк... Это был последний.
В окопе два бойца лихорадочно связывали гранаты, готовясь к последней схватке. Первая связка точно легла под гусеницу, взрыв которой заставил замолчать врага. Три чёрных огненных смерча вздыбились над полем. А в окопе молча сидели два солдата – Иван Гришин и Григорий Шалда.
Приказано взять «языка»

Май 1985 г. – сентябрь 1990 г.

Земля, пропитанная водой, пружинила под ногами. Шмели и мухи кружили роем. В камышах квакали лягушки.
– Ишь, расквакались, – буркнул сержант Головин.
Бойцы обошли болото и вышли к истоку речки. Прошлогодняя осока звенела на лёгком июньском ветерке.
– Теперь до них, чертей, рукой подать. Только бы перебраться.
Первый же из бойцов, ступивший в воду, погрузился по пояс. Красноармеец Коробов повернул к сержанту голову, как бы спрашивая: идти дальше или нет. Но Головин уже был в воде и, подняв высоко над головой автомат и связку гранат, уверенно шёл к противоположному берегу. Алексею казалось, что он точно по ступенькам спускается куда-то вниз. Вода уже заливала плечи. Сапоги скользили по гладкой гальке, рубашка прилипала к телу. Совсем как в мирные дни на родном Аю, в котором он любил искупаться после работы.
До войны Головин был путевым обходчиком второй дистанции Златоустовского отделения дороги. Крепкий, богатырского сложения, Алексей играючи выполнял свою работу. Никакие трудности его не пугали. Родился он в бедной крестьянской семье, в которой все с сызмальства приучались к труду. Поэтому мела ли яростная уральская пурга, секли ли косые дожди, пекло ли знойное солнце – в одни и те же часы он шагал привычно по своему участку, постукивая молоточком, подвинчивая ослабевшие гайки, терпеливо то тут, то там нагибаясь над синеватыми, бегущими далеко на запад рельсами. И всё у него ладно, красиво получалось. Может быть, благодаря сметке, привычке присматриваться к мелочам Алексей Головин стал замечательным подрывником и разведчиком.
...Скоро четверо разведчиков вышли на берег. Кругом было тихо. Страшно хотелось закурить, чтобы согреться. Но где-то впереди, совсем рядом, фашистские дзоты – могли заметить. Они молча переоделись и поползли по-пластунски. Всё было расписано, как по нотам. Они заранее условились, что первымподползает к дзоту и пристукивает немчуру Головин, затем в дело вступают остальные.
И вот сержант у дзота. Стрекочут кузнечики. Парит солнце. Совсем рядом – немецкая речь. Сердце бьётся учащенно, но ни тени страха на лице сержанта.
– Вылазь! Русь пришла! – властно крикнул он в чёрную пустоту. После короткого замешательства фрицы огрызнулись из автоматов.
– Разве так хозяев встречают? Ну, душа из вас вон! – и Головин с размаху метнул гранату. Под землёй глухо ухнуло и стихло.
Вторая граната, брошенная на всякий случай в амбразуру, угодила в бревно и, шипя, покатилась обратно. Но Головин не растерялся, подхватил её и с лёту, всем телом рванувшись вперёд, забросил в земляное укрепление.
Над взгорьем засвистели вражеские пули. Но Головин успел перемахнуть через укрытие и, пригнувшись, побежал по узкому проходу. Ему, широкоплечему уральскому богатырю, было тесно, хотелось руками раздвинуть эти ровные аккуратные земляные стены и бить фрица широко, наотмашь.
– Свиньи немецкие, понарыли! – и он выпустил очередь из автомата в офицера, бегущего навстречу. Тот споткнулся и сполз по стене.
Разведчики добивали оставшихся в живых фрицев. Головин знал одно: если не хватит патронов в диске автомата, кончатся гранаты, то он будет душить фрица голыми руками.
Вот что сказано о его подвиге в наградном листе: «В бою 25 мая 1942 года в районе Пасино тов. Головин подполз к фашистскому дзоту вплотную и забросал его гранатами. Дзот был полностью уничтожен вместе с 15 солдатами и унтер-офицером. Головин подполз к следующему дзоту, который также забросал гранатами, уничтожив шесть фрицев. Дерзость и отвага сержанта Головина помогла выбить врага из Пасино. При этом батальоном было уничтожено 28 дзотов вместе с живой силой».
Боевое крещение Головин принял под Харьковом. Потом после особой подготовки в декабре сорок первого был направлен в 63-й отдельный лыжный батальон. В его составе штурмовал Калинин, Торопцы. Дни и ночи батальон вёл изнурительные бои.
Весной 1942 года на подступах к Великим Лукам батальон принял большой бой с превосходящими силами врага. В том бою погибли комбат и много бойцов, но наголо был разбит немецкий полк. В плен попали 900 фрицев, захвачены трофеи.
Летом сорок второго года сержант Алексей Головин совершил ещё ряд подвигов, изумительных по дерзости, точности расчёта, хладнокровию.
...Враг подкрался ночью, напал на соседний батальон и захватил дзоты. Несколько красноармейцев из этого батальона перебежало на позицию, где в это время находилось отделение Головина. Кинжальными очередями из «максима» Головин скосил наступавших фашистов. Остальные в панике отошли, оставив на поле боя десятки трупов. Поступок сержанта вдохновил бойцов, и они стали преследовать гитлеровцев. За этот подвиг Головин был награждён орденом Отечественной войны первой степени.
А какой это был разведчик! Как-то ему приказали взять «языка». Головин перевыполнил приказ командира, вместо одного «языка» притащив двоих...
Этот случай долго служил предметом весёлых шуток среди бойцов.
– Для Головина поговорку переменить надо: за двумя зайцами погонишься, обоих поймаешь! – острили товарищи.
Однако сам Головин не находил в своём поступке ничего особенного и застенчиво отмалчивался, когда его начинали расспрашивать.
Уралец Алексей Головин без колебаний выполнял самые сложные, опасные задания. Невидимкой проникал в тыл, взрывал мосты, как это было с мостом через реку Балаздынь, чтобы не дать возможности противнику подбросить подкрепление. Снимал дозоры.
...Высоко поднялась рожь, но никто не будет её убирать. Она растёт на полоске земли, укрытой холмами от линии фронта, на так называемой нейтралке. Здесь редко бывают наши, да и немцы появляются нечасто...
Алексей и несколько его товарищей, направляясь за «языком», залегли во ржи. Сквозь густые колосья было видно небо, по-летнему чистое. Тишина наполняла воздух и, казалось ему,  даже до войны здесь никогда не было так тихо.
Вспомнились письма, отобранные у пленного фрица. Немка писала мужу: «Почему ты плохо воюешь? Я каждое воскресенье молюсь за тебя. Неужели ты жалеешь русских женщин? А если не жалеешь, то почему до сих пор не можешь снять шубу с русской и прислать мне?»
Разведчики нашли у него и неотправленное письмо: «Не беспокойся. Я не жалею русских. Мы захватили в плен двух красноармейцев. Я сам выколол им глаза и убил их».
Головин смотрел на небо и не видел его. Ненависть застилала ему глаза. Повезло бы, думал он, сейчас повстречаться с немцами. Встреча была бы особенно жаркой. Им бы припомнили шубу, шкуру бы с них сняли! Но вокруг – никого. Только солн-це золотило рожь, да тени колосьев шевелились на дороге... Гибнет хлеб. И от этой картины совсем тягостно на душе и до боли жалко русскую землю, тоскующую по крепкой крестьянской руке...
Им повезло. Шёл взвод немцев. Шли спокойно, уверенные в том, что их никто не замечает. В первое мгновение Алексею хотелось выскочить им навстречу и крикнуть:
– Получайте, гады, русскую шубу!
Но это могло бы открыть их преждевременно. А командир подразделения всегда предупреждал:
– У разведчика должны быть крепкие нервы и железная выдержка.
Алексей сдержал кипевшую ненависть, не дал ей вырваться наружу.
Немцы превосходили разведчиков численно. Тогда Головин принял решение – подождать, пока фрицы подойдут совсем близко, и расстрелять их в упор.
Так они и сделали. Из пятидесяти немцев ушло только восемь. На дороге осталось 42 фашистских трупа.
...На станцию Чернозём, которую 63-й лыжбат штурмовал восемнадцать раз, налетели вражеские бомбардировщики. Алексея контузило при взрыве и засыпало землёй. Когда товарищи его откопали, он был без сознания. Отправили в санчасть. Все решили – не жилец. Даже отправили «похоронку» матери.
Очнулся Алексей в госпитале. Очень плох был. Ему почему-то показалось, что попал в плен. Силился встать, чтобы убежать. Ему сделали укол. Просыпаясь и снова засыпая, он пролежал около месяца. Потом, когда стал ходить, ещё три месяца лечился. Когда немного поправился, написал матери письмо. Он ещё не успел дописать, когда знакомый политрук остановил его:
– Слушай, Алексей, а ведь ты герой! Про тебя пишут, – и извлёк из-под подушки свежий номер газеты «Фронтовик». – Послушай, что тут написано: «За образцовое выполнение боевых заданий командования в борьбе с немецкими захватчиками и проявленные при этом отвагу и геройство присвоить звание Героя Советского Союза с вручением ордена Ленина и медали «Золотая Звезда» сержанту Головину Алексею Степановичу. Председатель Президиума Верховного Совета СССР М. Калинин. Секретарь Президиума Верховного Совета СССР А.Горкин. Москва, Кремль, 30.01.1943 г.»
Политрук долго уговаривал Алексея черкнуть матери про Звезду.
– Ладно, черкну и об этом, пусть порадуется, – согласился Алексей.
Высокая награда окрылила Головина, и здоровье пошло на поправку. После госпиталя Героя Советского Союза Алексея Головина направили в 93-ю стрелковую дивизию. В дивизии он неожиданно встретился с земляком-златоустовцем Константином Латыповым, направляющимся в 63-й отдельный лыжбат. Земляки обрадовались и обнялись. Решили воевать вместе до светлого дня Победы.
Но как же тогда ещё далеко было до победных залпов! В марте 1943 года А.С.Головин был принят в члены КПСС, а в апреле ему присвоили звание лейтенанта, ему, крестьянскому парню, с начальным образованием. Его назначили командиром взвода разведки 55-й отдельной разведроты 93-й стрелковой дивизии.
...Ночью они проникли в тыл противника. С Головиным было шестеро разведчиков. На рассвете приблизились к деревне и укрылись. Эта деревня хотя и находилась за линией фронта, но немцы в ней не жили. Они только приходили сюда за утками и курами.
Вот и сейчас они показались, пришло их много – все вооружены автоматами. Появление в деревне такого количества фрицев было необычным. Не заподозрили ли они чего? Немцы побывали в избе и вскоре ушли.
Значит, не заметили. Часа через три пришли пять фрицев, двое из них вошли в избу, а трое прохаживались по улице. Головин с двумя разведчиками решил пробраться в дом. Остальным приказал, как только проникнет в дом, напасть на фрицев, гуляющих на улице.
К дому пробрались благополучно. Алексей распахнул дверь и крикнул:
– Хенде хох!
Немцы подняли руки. В это время на улице началась стрельба. Всё произошло, как условились. Троих пришлось уложить. Бойцы объяснили им, что сопротивление бесполезно, – но те не послушались.
Двоих немцев доставили в штаб. Один из них, как выяснилось на допросе, унтер-офицер. Фашистские куроеды, действительно, приходили в деревню грабить крестьян.
Командир подразделения поздравил группу Головина с выполнением боевого задания и, улыбаясь, сказал:
– В общем, получилось совсем другое блюдо – по-немецки курятина, а по-нашему – «язык».
Ещё несколько раз отважный лейтенант ходил в разведку, брал «языков». Участвовал во взятии Белгорода. Но раны давали о себе знать – четыре ранения, три контузии. Хотели даже ногу отнять, так он и здесь характер проявил – не дал. Каждая вылазка к фрицам давалась ему тяжело, Головин страдал, хотя старался не подавать виду. Но разве можно это скрыть от товарищей? Дошло до командира дивизии. Тот, не раздумывая, вызвал разведчика и настоял съездить домой и подлечиться.
– Ты своё слово сказал, так что давай, собирайся! – решительно заявил комдив.
Ехал Головин через Москву. Столичные врачи осмотрели раны и решили направить его к известному в те годы профессору Терегулову. Терегулов лечил основательно, так, что Головин почувствовал прилив сил и запросился на фронт. Но профессор был категоричен: 289-й госпиталь, откуда один путь – увольняться. А увольняться вчистую не хотелось – не такой он человек, чтоб сдаваться без боя! Лейтенант Головин прослужил ещё почти три года, обучая в тылу допризывную молодежь. Готовил её к боям, рассказывал, как надо бить врага.
И пришёл День Великой Победы над фашизмом. Боевой командир поехал домой, на Урал. Но почему его выбор пал на небольшой посёлок Бердяуш? Ведь родом Алексей Степанович из деревни Митюшино (ныне Салаватский район) Башкортостана. Может быть, фронтовик думал про свою «железку». Бердяуш – узловая станция. Профессия железнодорожника ему знакома. Да и руки давно соскучились по труду. Здесь, в посёлке, А.С.Головин избирался депутатом Бердяушского Совета, секретарём партийной организации, членом Саткинского совета ветеранов войны и труда. Выступал перед учащимися школ со своими воспоминаниями. Не помню, в каком я классе учился, но приходил Алексей Степанович и к нам на урок. «Открыла» А.С.Головина моя учительница Александра Ивановна Попова.
С тех пор прошло много лет. В кратком биографическом очерке «Герои Советского Союза» я нашёл имя героя-земляка и, наряду с известными страницами фронтовой жизни, вот такую лаконичную строку: «...23.6.42 в составе разведгруппы, действуя в тылу противника, захватил важные документы».
Последние годы славный земляк жил в Волгограде. Там теперь живут его дочери. Мне рассказывали, что Алексей Степанович трагически погиб на охоте (заядлый был охотник!)... Наступил на провод, который был под током высокого напряжения. Вот так бывает: страшную войну прошёл, израненный и изрезанный, и жив остался, а тут случайный провод под ногами. 5 мая 1981 года его не стало.
Жизнь и подвиг Героя навсегда вошли в историю нашего уральского края. По инициативе ветеранов Бердяушским поселковым Советом народных депутатов было принято решение: улице, где жила его семья, присвоить имя Героя Советского Союза Алексея Степановича Головина.

Медсестра из 2-й ударной

        Я знаю, как любовь сильна,
        Когда ей не страшна война.
        Когда из вражеских стволов
        Шла смерть, ты отдавала кровь
        Бойцу... Сестра спасла меня,
        Спасла, как брата, из огня.

Май 1990 г.

Рассказывая о войне, я невольно ловлю себя на мысли, что стремлюсь показывать героические эпизоды. Как же, думаю, не писать о тех, кто грудью закрыл амбразуру дота, с криком «Ура» первым ворвался в траншею врага, ходил в разведку и привёл «языка»!.. Здесь и романтическое, и героическое. Врачи и медсёстры, которые не ходили в штыковые атаки и потому не считали себя героями, выполняли очень тяжёлую и нужную на войне работу – в сырых окопах, холодных землянках. В начале войны не было даже обмундирования для женщин. Только позже «сёстры милосердия» стали получать юбки, чулки, бельё. Зачастую в землянках не было нар, спали на соломе, иногда прямо в окопе на плащпалатках. Если мужчинам было трудно, то им, совсем ещё молоденьким девчонкам, вдвойне – недосыпали ночей, неделями без горячей пищи, с мороженным хлебом. То, что у «войны не женское лицо» они, сестрички, как их ласково называли бойцы, испытали на себе сполна, мужественно перенося тяготы военного времени.
Об одной такой фронтовой сестричке впервые я услышал от покойного ныне Михаила Евгеньевича Колесникова, бывшего председателя Совета ветеранов уральских лыжных батальонов.
И вот я в Челябинске. Иду по улице Сони Кривой в надежде на встречу с Ниной Васильевной Павловой. Какая она, «сестра милосердия»?
Нина Васильевна совсем небольшого роста, с глазами, излучающими доброту, нежность. Она только что пришла после занятий в группе «Здоровье».
– Стараюсь держать форму, плаваю и бегаю.
А как она засветилась, помолодела, когда заговорила о фронтовой юности!
Итак, вспоминает бывшая медсестра отдельного лыжного батальона 44-й стрелковой дивизии 2-й Ударной армии Н.В.Павлова:
– В январе сорок четвёртого были сильные морозы. Бывало, вытащишь из-под обстрела раненого, перебинтуешь, а бинты тут же примерзают. А как было тяжело тащить раненого бойца по изрытому бомбами полю! Сил не хватало, я тогда весила не больше 45 килограммов. Тащу, упираюсь, а у самой слёзы из глаз катятся. Думаю, скорей бы до воронки, за куст, только бы в укрытие, только бы спасти бойца, а там и санитары подоспеют на выручку с носилками и медикаментами. Помню, как в медсанбат доставили безжизненное тело бойца, он потерял много крови, и мне пришлось прямым переливанием дать свою кровь и вернуть его к жизни. Так было дважды, и ходят они, если живы, мои побратимы, где-то, приносят людям пользу, воспитывают детей и внуков. Может, откликнутся мои братья по крови?
Нина Васильевна рассказала про встречу на фронте со связистом Сашей Павловым, которого полюбила. И на войне есть место для любви. Правда, у Саши с Ниной для любви война отмерила слишком малый срок. Очень скоро она их разлучила, и надолго. Но у связиста Павлова осталась фотография ясноглазой русой девушки, которую он носил в кармане до светлого Дня Победы. Шла война, а он помнил свою Нину. Может быть, и выжил благодаря большой любви. А после войны сразу же махнул к ней в Челябинск. Вскоре они поженились.
Нина Васильевна рассказала мне, что случилось с ней в мае сорок четвертого года.
...Медсанбат только успел установить палатки с красными крестами. Спешно размещали раненых. И вдруг на палаточный городок обрушился шквал миномётного огня. Это был ад кромешный: грохот, взрывы, огонь. Фрицы засекли цель и били точно. Нина не поняла, что произошло. Только потом, когда пришла в себя, подруги рассказали, как мгновенно с головы до ног её охватило пламенем. Она, не чувствуя боли, бежала вдоль палатки горящим факелом. И если бы не брезент от палатки, с помощью которого удалось сбить пламя... Несколько дней медсестра Павлова лежала без сознания, вся – открытая кровавая рана. Были долгие месяцы лечения в медсанбате, недели без движения, бесконечные перевязки и мучительные страдания. Конечно, ей было больно. И она, как могла, крепилась. А когда было невмоготу, кричала и плакала. Ведь она была обычной девчонкой, ей даже не было в ту пору и двадцати. Наградили солдатской медалью «За отвагу».
Сейчас Нина Васильевна Павлова на пенсии, но всё ещё работает в Челябинской городской больнице № 1 медицинским статистиком, много выступает на «уроках мужества» на предприятиях, в школах, училищах, является членом клуба «Боевые подруги» и совета ветеранов уральских лыжных батальонов.


Листая пожелтевшие страницы

        Во мне ещё живёт война,
        Натянутая, как струна.
        Осколком в теле старика
        Живёт. Как горькая строка
        Про штурм забытых крепостей,
        Про муки узников-детей...

Май 1990 г.

С волнением я склонился над подшивкой армейской газеты «Отвага» за 1942 год. Листаю пожелтевшие от времени страницы. Вот и первая заметка «Могучее средство боя», рассказывающая о воинах-лыжниках. Майор Мартынов писал:
«Мы с тремя группами лыжников проникли в тыл противника. По пересечённой местности прошли более сотни километров и за несколько дней уничтожили 350 солдат и офицеров противника. Выполнив задачу, мы скрылись так же незаметно, как и появились.
Бойцу-лыжнику посильна любая задача. Мне вспоминается такой случай. Наше подразделение занимало оборону у большого водного рубежа. Нужно было достать «языка». Наши лыжники Мери, Веро и Белкин за четыре часа успели преодолеть 19 километров открытой местности, выйти на дорогу в тыл противника, захватить «языка» и вернуться обратно...» («Отвага», 2 декабря 1942 г., № 334).
64 илые, активные действия как мелких групп, так и больших отрядов лыжников позволяли держать инициативу в своих руках и увеличивать силу ударов по фашистам.
Бойцы 42-го ОЛБ, как только прибыли в Пустую Вишерку, сразу же приступили к лыжным тренировкам, облачившись в маскировочные костюмы. Бойцы 43-го ОЛБ совершили марш-бросок по пересечённой местности. Судя по донесению 40-го ОЛБ от 30.12.41 г., стрелковая рота этого батальона в составе 123 человек участвовала в тактических учениях: «внезапное нападение на обоз противника», «переползание на лыжах всеми способами», «ночное занятие по ориентированию на местности», «разведка», «сандело», «изучение матчасти пулемёта». Огневой и горной лыжной подготовкой занимались бойцы 44-го ОЛБ.
...Ночь. По нехоженному снегу идут бойцы, снег под лыжами равномерно поскрипывает.
– Ведущий, усилить темп! – приказывает командир. Старший сержант Беляев меняет русский ход на финский и стремительно несётся под гору. Вслед за ним – вереница лыжников. Черезнесколько минут уставшего Беляева сменяет красноармеец Шанулин, который пыхтит, прокладывая лыжню по глубокому рыхлому снегу. Нелёгкая эта работа, но, как говорят, тяжело в учении, легко в бою.
После спуска начинается тяжёлый подъём в гору. Командиры взводов следят за тем, чтобы интервалы между отделениями сильно не увеличивались. Командиры отделений подают команды: «Не растягиваться! Не отставать!» А впереди идёт головной дозор. Бойцы внимательно вглядываются в ночную темень. Каждый шорох настораживает. От их бдительности зависит скрытность передвижения.
Двадцать километров пути позади, рота располагается на привал. Бойцы переговариваются между собой шёпотом.
– И здорово же у нас народ стал ходить на лыжах, – восклицает сержант Лобачёв.
– Мы и в бою не подкачаем, – тут же отвечают бойцы...
Среди архивных документов я нашёл письмо старшего сержанта А.Федотова, написанное землякам, по всей видимости, в июле 43-го. Федотов жил, воспитывался и прошёл закалку среди уральских рабочих. За годы войны он был пять раз ранен и один раз контужен, убил двадцать фрицев. Однажды группа бойцов во главе с Федотовым блокировала вражеский дзот, уничтожила семь фашистов и двух захватила в плен.
«Я участвовал во многих разведках, – писал старший сержант А.Федотов. – Одна из них запомнилась мне больше всего. Преодолев проволочное заграждение, мы подползли к немецким позициям. Прямо в лоб бил вражеский пулемёт. Но мы заранее разведали «мёртвое пространство» и двигались к нему. Когда до немцев осталось метров тринадцать, я бросил противотанковую гранату – это был условный сигнал, разведчики поднялись и ворвались во вражеские траншеи. Закипел бой. Мы истребили 60 гитлеровцев, захватили ценные документы, другие трофеи и без потерь вернулись в подразделение. Лично я в этом бою уничтожил девять немецких захватчиков. Меня наградили орденом Отечественной войны 2-й степени».
Огромное значение придавалось на войне печатному слову. Оно мобилизовывало, поднимало дух в войсках.
Письма тоже помогали бить врага, некоторые бойцы и командиры читали их вслух. Лыжбатовцы с нетерпением ждали вестейот родных и близких.
Об одном таком эпизоде рассказал бывший комсорг 40-го ОЛБ Сергей Николаевич Сальников.
– Представьте такую картину. Под старой сухой берёзой вырыт блиндаж. У входа в него, на пне, окружённый группой бойцов, сидит командир взвода пулемётчиков старший сержант Лаврентьев и вслух читает письмо, которое ему прислал с далёкого Урала сынишка, ученик второго класса. В морозном воздухе звучат слова: «Бей фашистов, папка, и гони их с нашей земли в шею! Беспощадно уничтожай фашистских гадов и с победой возвращайся домой!»
Бойцы внимательно слушают строчки, написанные ребёнком, и их лица становятся суровей. Такие письма для нас, солдат, были лучшей агитацией перед боем с ненавистным врагом.
О боевом крещении воинов-лыжников из Златоуста рассказывал в газете «Пролетарская мысль» (ныне «Златоустовский рабочий») физрук отдельного лыжного батальона Владимир Занегин: «Это было 5 марта 1942 года в одном из районов Ленинградской области, наше подразделение лыжников-автоматчиков было в обороне. Мы находились в тылу у противника... Не успели немцы пройти и двухсот шагов, как попали под огонь дозоров. В этот момент наше подразделение начало прочёсывать лес, откуда появились немцы. Первая боевая стычка с фашистскими молодчиками удалась блестяще. В этот день мы уничтожили более 40 гитлеровцев, взяли много трофеев.
Особенно отличилось подразделение младшего лейтенанта Ткачука, отбившее яростную атаку немцев. Так бойцы-уральцы, в их числе немало и златоустовцев, получили боевое крещение» (ЦАМО. «Отвага», 17 декабря 1942 г. № 349).
От редакции сделана приписка, что Владимир Занегин передаёт сыновний поклон своему отцу Якову Кирилловичу Занегину и семье, проживающей по 2-й Шоссейной улице, а также красноармейский привет всем своим знакомым, друзьям и товарищам.
Живы ли Занегин и упомянутый в заметке Ткачук? – нам пока неизвестно.
В воспитании ненависти к врагу нет сильнее средства, чем свидетельства о его злодеяниях.
В 349-ом номере армейской газеты «Отвага» был опубликован материал, который назывался «Лагерь смерти». Кошмарную картинугитлеровского человеконенавистнического режима, установленного в холмских лагерях военнопленных, нарисовал в своих показаниях пленный ефрейтор Вильгельм Шмидт из 10-й роты 421-го полка. Он служил до этого в 215-м караульном лагере.
«Заключённые истощены. Я сам видел, как, разгружая уголь, они принимались есть его. Я спросил их через переводчика: почему они это делают? И получил ответ: голод заставляет, некоторые из них после этого заболели и валялись в полуобморочном состоянии, а затем умерли. Все заключённые были одеты по-летнему. Несмотря на холод, они не имели сапог и обёртывали ноги тряпками. Бараки не отапливались, кишели клопами и вшами. В день умирало не менее 50 человек, часто производились расстрелы. Перед расстрелом осуждённые громко пели «Интернационал». Евреи расстреливались отдельно. Могилы для себя они рыли сами. За убийство в Киеве партизанами нескольких немецких солдат и офицеров в лагере были расстреляны из пулемётов несколько тысяч евреев» (ЦАМО. «Отвага», 17 декабря 1942 г. № 349).
Преступники не ушли от ответственности. Никому и теперь не удастся «поправить» историю.
Глава     третья

НАПРАВЛЕНИЕ
ГЛАВНОГО УДАРА

    Сраженья у Мясного Бора

        Им, старикам, и не узнать, пожалуй,
        В сраженьях побывавший Бор Мясной,
        Обугленный, и в копоти, и ржавый,
        И памятью до боли им родной.

Сентябрь 1991 г.

Командующий Волховским фронтом, Маршал СоветскогоСоюза К.А.Мерецков в своей книге «На службе народу» так оценил роль лыжных батальонов: «Значительно лучше в смысле реакции на местность выглядели лыжные батальоны...» (Василевский А.М. Дело всей жизни. Воспоминания. М., 1990, с. 183).
В середине января 1942 года части Волховского фронта на узком участке в районе Мясного Бора форсировали по льду реку Волхов и взломали оборону противника. В брешь на западном берегу реки устремились войска 2-й Ударной армии.
В кратком научно-популярном очерке «Великая Отечественная война» (Политиздат, 1973) об этой сравнительно малоизвестной операции сказано следующее: «Войска Ленинградского и Волховского фронтов, включившись в общее наступление, должны были разгромить главные силы группы армии «Север» и снять блокаду Ленинграда... Наибольшего успеха добились войска 2-й Ударной армии, которыми командовал генерал Н.К.Клыков. К концу января они продвинулись в направлении Любани на 75 км и охватили противника с юго-запада. В феврале советским войскам развить успех не удалось. В конце марта противник нанёс сильный контрудар по основанию прорыва 2-й Ударной армии и перерезал её коммуникации. В начале апреля обстановка серьёзно осложнилась. 2-я Ударная армия находилась под угрозой окружения. В связи с потеплением все дороги, проложенные через леса и болота, стали непроходимыми. Начались перебои в снабжении войск. Не хватало боеприпасов и продовольствия. Войска Волховского и Ленинградского фронтов перешли к обороне. Соединение их ударных группировок не состоялось. Разгромить противника здесь и освободить Ленинград не удалось».
...Кстати, в марте сорок второго года в газету «Отвага», выходившую во 2-й Ударной армии, прибыл писатель Муса Джалиль. Однако ему так и не удалось вырваться на Большую землю. 24 июня при выходе вместе с редакцией из окружения в районе Мясного Бора он был тяжело ранен, контужен и пленён.
И павшие, и оставшиеся в живых участники боёв в Долине смерти с честью выдержали тяжелейшие испытания...
 Полки, шкафы в моём кабинете полны папками с письмами и тетрадями воспоминаний. Пишут ветераны войны, следопыты, люди разных поколений, задают вопросы и рассказывают новые истории о лыжных батальонах, уточняют факты. История войныне сразу раскрывает свои тайны. А под Мясным Бором до сих пор скрыто много неразгаданного.
Изучая воспоминания лыжбатовцев, я словно погружаюсь в прошлое, и мне уже кажется, что я отчетливо вижу бесстрашного воина в белом маскировочном халате. Эту сцену сменяет следующая: лавиной скатываются по снежному склону «белые призраки», – их много, – в бой идут лыжные батальоны. Родные. Краснозвёздочные.
Для воссоздания подлинной исторической картины событий того периода приведу некоторые высказывания из книги Маршала Советского Союза А.М.Василевского «Дело всей жизни»:
«Как только выяснилось, что 2-я Ударная армия не может продолжать дальнейшего наступления на Любань, Ставка приказала М.С.Хозину срочно вывести 2-ю Ударную армию из «мешка», но, как ни печально, этот приказ не был выполнен. Фронт не добился поставленной цели, положение 2-й Ударной армии усугубилось, так как немецко-фашистские войска пересекли её тыловые коммуникации. Командующий 2-й Ударной армией Власов, не выделяясь большими командирскими способностями, к тому же по натуре крайне неустойчивый и трусливый, совершенно бездействовал. Создавшаяся для армии сложная обстановка ещё более деморализовала его, он не предпринял никаких попыток к быстрому и скрытому отводу войск. В результате всего войска 2-й Ударной армии оказались в окружении.
...В советской, да и в прогрессивной иностранной литературе давно и неопровержимо утвердилось мнение о Власове как приспособленце, шкурнике, карьеристе, изменнике... После того как кольцо окружения войск 2-й Ударной армии замкнулось и было принято решение о восстановлении Волховского фронта, по приказу Ставки вместе с командующим К.А.Мерецковым в Малую Вишеру к волховчанам был направлен и я, как представитель Ставки. Основной задачей нам было поставлено вызволить 2-ю Ударную армию из окружения, хотя бы даже без тяжёлого оружия и техники. И надо сказать, что нами были приняты, казалось бы, все возможные меры, чтобы спасти попавших в окружение, вызволить из кольца самого командарма Власова... В итоге нашим войскам удалось пробить узкую брешь в немецком капкане и спасти значительную часть окружённой 2-й Ударной армии.
Однако, несмотря на все принятые меры с привлечением партизан, специальных отрядов, парашютных групп и прочих мероприятий, изъять из кольца окружения Власова нам не удалось. И не удалось прежде всего потому, что этого не хотел сам Власов» (Василевский А.М. Дело всей жизни. Воспоминания.М.,1990, с.184 – 186).
Как ни трудно было, люди верили, что придёт радостный день освобождения Ленинграда. Верили и приближали этот день.
А пока во второй половине января сорок второго года главный удар своих войск Волховский фронт сосредоточил на направлении Спасская Полисть и Любань. Позже об этом Маршал Советского Союза К.А.Мерецков писал следующее: «Это направление оставалось затем главным ещё почти полгода. Вот почему вся операция стала называться Любанской» (Мерецков К.А. На службе народу. М.,1969, с.268).


Любанская малая земля

        И долг мне сердце рвёт до смерти:
        Шагнуть назад на полстолетья...

Октябрь 1991 г.

Командующий фронтом К.А.Мерецков в образовавшуюся горловину прорыва немедленно ввёл 13-й кавалерийский корпус под командованием генерала Н.И.Гусева. За кавалеристами двинулась 2-я Ударная армия. Стояли сильные морозы. Глубокие, почти метровые снега сковывали движение. Конница с трудом могла продвигаться по глубокому снегу. Только лыжники налегке могли двигаться вперёд, помогая конникам преследовать и громить противника. Н.И.Гусев обратился к К.А.Мерецкову, просил ускорить ввод лыжных соединений.
Ответ поступил незамедлительно: «Командующему 2-й Ударной армии генералу-лейтенанту Клыкову. Поскольку введено и будет вводиться несколько лыжных бригад, командующий фронтом решает возможным согласиться с решением Гусева, с тем, чтобы с нашей стороны были приняты все меры для скорейшего ввода в прорыв бригад с лыжными батальонами. Одновременно сообщаю для сведения, что кроме 11 лыжных батальонов, уже переданных в ваше распоряжение, вам будет направлено ещё 5 лыжных батальонов. Мы считаем, что за счёт поступивших и ваших 11 батальонов будут  укомплектованы  57-я, 53-я, 59-я, 23-я бригады. Начальник штаба фронта генерал-майор Стельмах».
В условиях большой растянутости и бездорожья требовалась чёткая связь. Для этой цели из 40-го лыжного батальона была выделена рота под командованием Г.М.Куликова для ведения эстафетной связи. Какую задачу приходилось выполнять этой роте, рассказывает Георгий Михайлович Куликов: «После прорыва 10–12 января 1942 года у д.Ямно наш батальон занял оборону на западном берегу р.Волхов и отдельными ротами вёл наступление на Спасскую Полисть, а также прочёсывал лес от немецких войск, одновременно обеспечивая прикрытие с флангов в узком проходе наших войск через р.Волхов. Одним взводом, которым командовал лейтенант В.Женишек, вели разведку. Миномётная рота заняла оборону на бывших немецких миномётных позициях. Использовали часть захваченных немецких 80 мм миномётов и боеприпасов. Вскоре меня назначили командиром миномётной роты. В 20-х числах января, после прорыва второй линии обороны немцев в районе Мясного Бора и стремительного прохода лыжных батальонов и 13-го кавалерийского корпуса генерал-майора Гусева в направлении д.Вдицк, по ночам быстро прорывались вперёд, из-за чего существующая связь не стала обеспечивать оперативную связь со штабом армии. Была создана эстафетная рота, а меня назначили её командиром. 40-й батальон встал на охрану штаба армии. Эстафетную роту укомплектовали из лучших лыжников, комсомольцев и добровольцев. В комплектовании роты принимал активное участие комиссар батальона Н.Н.Клементьев. Для меня это назначение было неожиданным, мне пришлось учить бойцов выполнять и решать самостоятельно порой очень сложную и важную задачу.
Эстафетчики обеспечивали связь со штабом армии. Пикеты эстафетчиков рассредоточены по всему фронту, располагались вблизи дорог, в лесу на просеках на расстоянии 2 – 5 – 10 км взависимости от местности и обстановки. Укрывались в шалашах, снегу, окопчиках, куда забирались ползком.
В каждой действующей части находились ячейки эстафетчиков, на опорных пунктах сбора и особо важных, сложных участках командовали командиры взводов. Моим заместителем по эстафетной связи стал лейтенант В.Е.Женишек, который находился, в основном, при штабе армии под командованием начальника связи армии генерал-лейтенанта А.В.Афанасьева. Женишек являлся особо ответственным за доставку в указанный срок депеши эстафетчиками.
Все донесения имели обозначения: «Секретные» и «Особо секретные». Когда сошёл снег, а ветер и солнце просушили дороги, нам выдали велосипеды, пришлось заниматься самоподготовкой. На участке через болота в некоторых случаях приходилось нести велосипеды на себе по пояс в воде. А когда нашей роте выделили 50 кавалерийских лошадей, то пришлось бойцов обучать езде верхом. С обучением хорошо справился командир взвода Денисов. Но трудно было со снабжением и кормить было нечем. Сбрасываемый фураж с самолёта незначительный, его не хватало. Ветфельдшер роты проявлял находчивость, мы рубили ветки, запаривали их и кормили лошадей. Порой лошади не могли переставлять ноги, не только везти седока, и лошадь тащили на поводу. Приходилось однажды добывать сено из-под носа у немцев, с занятой ими территории. Эстафетчики называли такие вылазки «кавалерийской прогулкой». Когда было трудно с питанием, добывали мясо раненых, убитых и павших лошадей. Некоторые умудрялись добывать продукты у немцев, – так Линчук обеспечивал не только себя, но и товарищей. Он – бесстрашный, находчивый, –  пользовался уважением товарищей. А.И.Коробкова можно было встретить на самых опасных участках. Он бесстрашно вёл себя при освобождении эстафетчиков, окружённых немецкими автоматчиками. Эстафетчик Пятаков неоднократно уходил от преследования немцев в районе д.Вдицк. А сколько эстафетчиков побывало под обстрелом немецких самолётов, гонявшихся за одиночками, едущими на велосипедах и лошадях! Комсорга Савицкого и партгруппорга Васильева (в точности фамилию не помню) можно было встретить на самых опасных участках. Боеприпасы и питание выдавали позаниженным нормам, но патриотизм и боевой дух бойцов был на высоте, – мы знали, что находимся на своей земле. Многие здесь вступили в партию, я тоже в марте стал кандидатом.
А 6 июня меня вызвали в штаб армии и поручили организовать эстафетную связь с Большой землёй, куда предполагалось эвакуировать раненых. Связь была установлена, а я ранен и отправлен самолётом на Большую землю».
В.Е.Женишек вспоминает: «Кругом было полно трупов наших бойцов. Немецких трупов значительно меньше, и когда мы торили лыжню через лес, ребята вдоль лыжни втыкали в снег головами трупы немцев, чтобы эстафетчики при движении ночью не спутали лыжню. Лыжники занимались разведкой, доставляли «языков».
Важные сведения от разведчиков попадали в боевые донесения. «Разведсводка № 4 на 20 часов 2.11.42 года.
1. Противник продолжает оборонять район Ручьи, отметку 47,8., Кривино, Ольховское, Пятница, Карпово, Сенная Кересть.
2. Боем и наблюдением установлено: Ручьи обороняют 409 пп, 122 пд и 1920 б., 2.11.42 г. замечено на западной окраине д.Ручьи 4 дзота, на восточной – 3 дзота.
3. Пленный Теодор Руфель, захваченный 1.11.42 г. в Новой Деревне, показал: «В Новую Деревню прибыла 30.01.42 г. санрота 225 санбата 225 пд., а остатки санбата остались под Ленинградом».
Вывод: противник обороняет прежние районы, переходя на отдельных участках в контратаки, имея цель задержать продвижение наших войск. «Необходимо установить состояние и пути частей в районах Апраксин Бор, Ручьи, Крутик и следить за подходом новых резервов в район Любани и установить основные группы. Начальник штаба ОПГ ст. лейтенант Вельяминов».
На долю военных лыжников с Урала выпал трудный фронтовой путь. Так, выполняя задание в семи километрах западнее Чудово, 39-й лыжный батальон оказался зажат фашистскими войсками. Несколько дней он мужественно противостоял врагу, но выйти к своим частям не смог и решил пойти по немецким тылам. На своём пути громил вражеские гарнизоны: вышел на деревню Ольховка и выбил фашистов из деревни, захватив два склада с боеприпасами и продовольствием.
Комадир пулемётного отделения Михаил Колесников получил задание взорвать в тылу врага мост, по которому подвозились пополнение и боеприпасы. Группа ночью прошла немецкую оборону и благополучно вышла в заданный район. Колесников направил одну группу взрывать мост, а с другой пошёл к караульному помещению, находившемуся в доме лесника. К этому времени первая группа сняла часовых на мосту, заложила взрывчатку и взорвала мост. Вблизи располагалась немецкая часть, которая устроила погоню за группой Колесникова. Но благодаря хорошей подготовке лыжники благополучно и без потерь ушли от преследователей.
Одна рота 40-го лыжного батальона занималась эстафетной связью, а другие роты наступали на Спасскую Полисть. Под Спасской Полистью, в лесу, на перекрёстке двух дорог 1100-й полк 327-й стрелковой дивизии встретился с противником, завязался тяжёлый бой. Враг отчаянно сопротивлялся. Лесом не обойдёшь – лежал глубокий снег. Полку оказала поддержку 3-я рота 40-го батальона. Лыжники разведали фланги противника и, совершив обходной маневр, внезапно напали на фашистов. Враги отступили.
41-й лыжный батальон ночью ворвался в деревню Бор и выбил врага оттуда. На следующий день фашисты остервенело бомбили Бор. Деревня пылала, как факел. Батальон с боями продвигался к д.Ольховка и почти весь погиб в неравных схватках. Остался лишь взвод, который находился на охране и связи штаба 382-й стрелковой дивизии.
42-й лыжный батальон сначала вёл наступательные бои с другими лыжбатовцами из 57-й стрелковой бригады. При взятии Ольховки остался её оборонять и выставил заслон на дорогах: Спасская Полисть – Ольховка, Сенная Кересть – Ольховка. В донесении 8 февраля указывалось также, что 42-й батальон совместно с кавалеристами Гусева оборонял Большое и Малое Елгино. А 19 февраля совместно с кавалеристами он освобождал Красную Горку, в дальнейшем должен был прибыть в подчинение командира 57-й стрелковой бригады, но туда он не прибыл.
43-й лыжный батальон участвовал в боях в районе Городка при форсировании Волхова, освобождал д.Костылёво. Многократно вёл наступательные бои за освобождение Мясного Бора, Спасской Полисти. 6 февраля совместно с кавалеристами Гусева освобождал д.Дубовик и вышел к Большому и Малому Елгино. Освободив эти пункты, занимал оборону.
70-й и 71-й лыжные батальоны вели бои за освобождение населённых пунктов Дубовик, Поддубье, Малое Елгино, Красная Горка, станция Каменка, Радофинниково. Участвовал в рейдах по тылам врага.
167-й лыжный батальон участвовал в боях при форсировании реки Волхов в районе совхоза «Большевик». Далее шёл с боями через Мясной Бор. Участвовал в тяжёлых сражениях за Ольховку, Сенную Кересть. Вёл наступательные бои на Чудово, освобождал Новгородско-Чудовскую железную дорогу. Во всех этих боях батальон понёс большие потери и был влит в состав 47-го лыжного батальона.
172-й лыжный батальон с 8 по 9 февраля участвовал в боях по расширению горловины прорыва в Мясном Бору. 17 февраля вёл кровопролитные бои у Ольховки, за Городок, Гряды, село Папоротное. У совхоза «Красный Ударник» прикрывал дорогу, по которой пытались пробиться на Ленинград конники Гусева. В районе Ольховки противник прорвал нашу оборону, и батальон закрывал дорогу прорыва.
В донесении Военному Совету командование 2-й Ударной армии докладывало: «58-я стрелковая бригада с 44-м лыжным батальоном ведут бои юго-западнее Красной Горки и подошли к грунтовой дороге Красная Горка – Глубочка».
Комиссар 44-го батальона Иван Тимофеевич Носов вспоминает об одном рейде в тыл врага: «Группа лыжников в составе 47 человек контролировала дорогу в тылу немцев, вскоре показались две автомашины с немецкими солдатами, завязался бой. На машинах были установлены пулемёты. Немцев уничтожили, но и нас в живых осталось только пять человек».
Свидетельствуют архивные документы:
«Боевое распоряжение № 06/ОП от 29. 01.42 г.
45-й, 46-й, 49-й лыжные батальоны с 29.12.41 г. по 20.01.42г. участвовали в боях совместно с 87-й кд. и 13-й кк. и овладели Новой Деревней. В результате проведённой операции Новая Деревня была взята сходу, а отметка 47,8 была взята 49-м лыжнымбатальоном. В дальнейшем при развитии операции лыжные батальоны принимали участие в отражении противника на Новую Деревню и в атаке на Кривит и Ручьи...
К 28.01.42 г. лыжные батальоны в своём составе насчитывали: 45 ОЛБ – 17 чел., 46 ОЛБ – 25 чел., 49 ОЛБ – 12 чел. На основании распоряжения 1-й лыжной армии от 24.03.42 г. 45-й, 46-й, 49-й лыжные батальоны были расформированы. Также были расформированы 50-й и 166-й ОЛБ.
В апреле 1942 года 169-й, 170-й, 171-й и 39-й лыжные батальоны были отправлены на укомплектование 53-й отдельной стрелковой бригады, а 42-й лыжный батальон в бригаду не прибыл. За нач. штаба майор Коло (далее неразборчиво)».
«Боевое донесение № 020 2-й Ударной армии. Новая Кересть 6.11.42 г. 2-я Ударная армия продолжает развивать успех и действует по тылам противника, к 19 часам 6.11.42 г. группировка Гусева (39 – 43 лыжбаты) овладела н.п. Дубовик, вышла к Большому и Малому Елгино, готовится к атаке этих пунктов».
Войска 2-й Ударной армии, развивая успех, к 10 февраля 1942 года вклинилась в расположение противника на 60 км, захватив Новую Кересть, Ольховку, Финев Луг. Но, несмотря на это, полностью разгромить группировку противника не смогли. Была недооценка сил врага и его способности к маневрированию, переоценка собственных сил. Кроме того, наши войска наступали на широком фронте, а не в направлении наименьшего сопротивления противника, не в сторону прорыва войск Ленинградского фронта.
Газета «Фронтовая правда» от 11 февраля 1942 года писала о стойкости и смелости, героизме и выносливости лыжников: «Смело идут вперёд советские лыжники по снежной равнине, по лесам и болотам. Для них везде дорога. Они внезапно нападают на врага, расстраивают его боевые порядки, беспощадно уничтожают живую силу и технику фашистов. Лыжники своим бесстрашием, смелостью, действуя в любое время, любую погоду, появлялись там, где не ожидал противник, наводили на врага страх и ужас. В захваченных немецких штабных документах говорилось: «На фронт прибыли части с Урала и Сибири, проявляют высокую стойкость и умение».
В середине марта войска 2-й Ударной армии вклинились врасположение противника на глубину 88 км. Фронт растянулся на 40 км.
В это время войска 2-й Ударной армии находились в 15 км от Любани. Войска Ленинградского фронта подошли к войскам 2-й Ударной армии на расстояние 30 км.
2-я Ударная армия, не имея резервов, скованная активными действиями противника, лишённая нормального снабжения продовольстием и боеприпасами, не могла продолжать наступление и перешла к обороне.
Испортились дороги, стало совсем плохо со снабжением. Противник стянул в район Мясного Бора свои силы и замкнул горловину прорыва. 2-я Ударная армия оказалась в окружении.

В Долине смерти

        Попробуйте их мужество измерьте
        Любой шкалой на линии огня,
        Последней пулей на исходе дня,
        Последней каплей крови, гранью смерти...

Май 1993 г.

Командующий фронтом К.А.Мерецков в район Мясного Бора перебросил 376-ю стрелковую дивизию, и снова был совершён прорыв горловины. В дальнейшем горловина много раз противником замыкалась, а наши войска вновь её прорывали.
Положение 2-й Ударной армии было тяжелейшим: сплошное бездорожье. Снабжение осуществлялось с воздуха. К передовой продовольствие и боеприпасы доставлялись вручную. Обессиленные солдаты несли тяжёлый груз на расстояние до 30 км, по холодной воде, размокшей грязной дороге. Сдав боеприпасы, возвращались и несли раненых. Бойцы шли по колено, местами по пояс, по грудь в воде. Порой, оступаясь в воронках от взрывов, ныряли в ледяную воду, сводило пальцы, ноги отказывались подчиняться. Но вот вода постепенно стала спадать, и на болотах появилась клюква. Стали собирать для питания клюкву. Становилось теплее, по стволам берёз потекла живительная влага – берёзовый сок. Вот что рассказал ветеран 172-го лыжногобатальона, старшина роты Геннадий Иосифович Геродник:
«Я с группой бойцов подошёл к одной берёзе, у ствола был подвешен котелок. Он был полон сока, и сок переливался через край котелка на землю. Под берёзой лежал мёртвый солдат. Видимо он, собрав свои предсмертные силы, подвесил котелок под берёзой, чтобы хотя бы на короткое время поддержать в сердце затухающий огонь, а сам, обессиленный, свалился...»
...Воины пробирались по лесам и болотам, а порой весь день сидели по горло в воде, чтобы не выдать своего присутствия, чтобы с наступлением ночи идти дальше, либо внезапно атаковать и уничтожить противника.
23 апреля 1942 года Волховский фронт был преобразован в Волховскую оперативную группу, с целью объединения в единый Ленинградский фронт. В первой декаде июня 1942 года
К.А.Мерецков был вызван в Ставку и ему предложили немедленно принять командование вновь восстановленным Волховским фронтом. В это время войска 2-й Ударной армии вели тяжёлые бои с превосходящими силами противника в окружении. Горловина прорыва в Мясном Бору была закрыта противником. Войска медленно отходили с боями к Мясному Бору. Резервов не было, но Мерецков сумел высвободить три бригады. Правда, этих сил оказалось недостаточно. Атака наших войск по прорыву горловины коридора была отбита противником. Лишь 19 июня был пробит коридор шириной 300 – 400 м, и начался вывод оставшихся войск 2-й Ударной армии из окружения. Это был «коридор смерти», который простреливался противником с обеих сторон из всех видов оружия. Каждый метр по коридору обрывал человеческие жизни. Организованный выход по коридору продолжался по 25 июня. Утром противник вновь замкнул коридор, и окончательно».
После вывода войск, утром 25 июня, западнее Мясного Бора наступила тишина. Но тишина была обманчива. И потом группами и поодиночке прорывались наши бойцы. В своих воспоминаниях начальник разведки 2-й Ударной армии Александр Семёнович Рогов писал: «Я возглавлял одну из колонн офицеров штабови бойцов во время последней попытки выхода из окружения. Мне с большим трудом удалось отобрать группу, способную пробить брешь в обороне фашистов, ночью стоял туман высотой в полтора метра. Мы пробили «коридор» шириной 300 – 400 м, и вышли на Большую землю. Несмотря на то, что стоял туман и огонь немцев был хаотичный, редкому бойцу удалось пройти через «коридор», чтобы не получить ранение. При выходе из окружения я видел офицеров и солдат с тяжёлыми ранениями, с оторванными конечностями ног. Они превозмогали боль, но ползли из окружения, подальше от Долины смерти».
...В это время фашисты чинили расправы. В лесу, в Долине смерти, располагался полевой госпиталь. В него ворвались немцы и расстреляли всех раненых и медперсонал. Чудом спасся только один военврач...
На узкоколейной дороге, среди болот стоял загруженный ранеными эшелон. Солдаты обессилели от голода и ран и не могли двигаться, даже шевелить руками и ногами, но были полны сознания и надежды на спасение. Ожидали, что вновь пробьют коридор в Мясном Бору и вывезут их на Большую землю. С ними по приказу был оставлен медперсонал.
Но коридора больше не пробили, и эшелон захватили немцы. Они всех раненых живыми скидали в болото...
25 мая тяжело больного Шлыкова самолётом переправили на Большую Землю. Командующим 2-й Ударной армии был назначен Власов. Он оказался бездеятельным и трусом.
Из воспоминаний командиров штаба: «Противник начал арт-обстрел штаба и с потолка посыпалась земля, до этого все видели Власова, но тут вдруг его не оказалось. После окончания артобстрела он вылез из-под нар. Из окружения он выходил вместе с начальником связи 2-й Ударной армии и группой офицеров. Начальник связи генерал-лейтенант Афанасьев знал слабые места в обороне противника и, когда они дошли до такого места, Афанасьев предложил выходить вместе. Власов не согласился и с группой самостоятельно пошёл дальше, а позднее со своим телохранителем и официанткой ушёл и от этой группы офицеров. Когда стало известно, что Власов скрылся, партизанскому отряду Карабача было дано задание разыскать Власова. Был создан особый отряд, который искал Власова полесам и деревням. В деревне Пятница пожилая женщина сообщила: «Не ищите, они трое перешли к немцам». Афанасьев с офицерами вышли на партизан и впоследствии были переправлены самолётом на Большую землю».

Как был пленён генерал Власов
А что же Власов? Какова его дальнейшая судьба? Как был пленён изменник? Весьма занимательная история, напоминающая детектив. Об этом пишет в своих воспоминаниях генерал-майор танковых войск, Герой Советского Союза, наш земляк-златоустовец Е.И.Фоминых:
«Мне довелось слышать много рассказов и легенд о поимке предателя Власова от «очевидцев» или «участников» этой операции. Сразу после войны версия о поимке Власова сводилась к тому, что один бравый сержант, будучи в разведке, проник в лагерь «власовцев», узнал, где его палатка, и ночью, обманув охрану или сговорившись с ней, вытащил Власова из-под одеяла и в нижнем белье притащил его в расположение наших войск.
Имела хождение версия, что Власов, вступив в переговоры с американцами, не успел их закончить, так как чешские партизаны схватили его и передали в руки советского правосудия. Многие люди были обмануты, веря в версию, что, якобы, Власов поднял восстание в Праге и при приближении Красной Армии перешёл к американцам...»
Как же было на самом деле? Цитирую воспоминания Е.И.Фоминых:
«...12 мая рано утром я выехал вместе с комбригом Мищенко и проверил все заслоны и посты на вероятных направлениях, ведущих из лагеря «власовцев» вглубь американской зоны. С помпой встретили американских гостей. Командир американского корпуса вручил ордена группе наших офицеров и памятный вымпел корпусу.
Мы тоже преподнесли им подарки и памятное оружие. Исполнены гимны наших стран, и прокатился гром артиллерийского салюта. Не ударил лицом в грязь и начальник тыла. Был подготовлен хороший обед. Нашим гостям очень понравиласьрусская кухня. Всего было в изобилии, начиная от свежей рыбы и кончая сибирскими пельменями. Наши гости удивлялись, что в столь короткий срок мы смогли получить с тыловых баз столько разнообразных продуктов. «Война научила солдат варить борщ из топора!» – ответил я гостям. В разгар встречи я заметил полковника Мищенко, который незаметно подзывал меня.
– Ну что? – спросил я.
– Привёз Власова! – ответил полковник.
– Где он?
– Вместе с Якушевым и Кучинским находятся в штабе.
– Не спускай с него глаз, я скоро освобожусь. Что у них в лагере?
– Ничего особенного. С утра было движение, гудели моторы, да и сейчас то же самое. Пока все на месте.
– Ну, жди меня.
Отлегло от сердца. Главное сделано. Пленён изменник Власов. Вернулся к гостям. Незаметно стал сворачивать приём... В том же саду, где был приём генералов и офицеров союзников, я принял Власова. Ко мне приближался очень высокий сутуловатый генерал в очках, без головного убора. Одет он был в советскую генеральскую форму.
– Садитесь, Власов, – предложил я. Он упал на стул, артистическим жестом схватился за голову и срывающимся голосом воскликнул:
– Какой позор! Какой позор! Лучше застрелиться!
– Что вам помешало сделать это?
– Не было оружия под руками.
Я решил сбить экзальтацию, выхватив свой пистолет, положил его перед Власовым: «Пожалуйста!».
Метнув на меня злобный, без всякой рисовки, взгляд, он ответил:
– Нет, не время, придётся эту чашу испить до дна!
– Так вот, Власов, все пути вглубь американской зоны перекрыты, – обратился я к нему, – танковые бригады готовы исполнить свой долг по уничтожению и пленению вашего войска. Я решил, или вы подпишете приказ о сдаче ваших людей и их разоружении, либо я вынужден буду отдать приказ о применении к ним силы оружия. Пишите приказ!
– А если я этого не сделаю?
– Дело ваше. Я обращусь к вашим людям, и, думаю, они поймут!
– А если не поймут? – бросил Власов.
– И тогда поступлю так, как мне предписывает воинский долг и моя совесть по отношению к изменникам Родины.
– Дайте бумагу и чернила, – он задумался, и через секунду по бумаге побежали неровные строки...
«ПРИКАЗ
Я нахожусь при командире 25-го танкового корпуса генерала Фоминых. Всем солдатам и офицерам, которые верят в меня, приказываю:
Немедленно переходить на сторону Красной Армии. Военнослужащим 1-й русской дивизии генерал-майора Буяниченко, находящегося в распоряжении танковой бригады полковника Мищенко, немедленно перейти в его распоряжение. Всем гарантируется жизнь и возвращение на Родину.
Генерал Власов, 12.05.45, 20-15».
Во все части «власовцев» с этим приказом (все экземпляры, которые Власов собственноручно подписал) были посланы офицеры штаба корпуса. Сдача оружия, построение в колонны и отправка в лагерь под Прагу прошла без происшествий.
И наконец, как был пойман Власов. После салюта, прозвучавшего в честь наших союзников, Власов дал команду на марш вглубь американской зоны. Знали или нет американцы о решении Власова? Но как потом стало известно, Власов знал о посещении нас союзниками. Во главе колонны шли американские танки, колонну замыкали тоже танки.
Колонну вёл командир 1-й дивизии «РОА» генерал Буяниченко. Власов находился в третьей машине этой колонны. Когда колонна тронулась, капитан Кучинский на своей «Татре» подъехал к капитану Якушеву и доложил, что Власов и с ним 20 – 30 машин под охраной танков выступил вглубь американской зоны. Якушев, не раздумывая, вскочил в машину Кучинского, вскоре капитаны Якушев и Кучинский догнали колонну, обогнали её и поставили машину поперёк дороги. Десант пехоты на танках увидел командира своего батальона и продолжил движение. Колонна колёсных машин остановилась, нехотя вылез Буяниченко.
– Что за остановка? – загремел генерал, обращаясь к Кучинскому.
– Где Власов? – вопросом на вопрос ответил Кучинский.
Дорога буквально каждая секунда. Оставив Кучинского объясняться с генералом, Якушев бегом бросился вдоль колонны. Шофера по немецкой выучке при остановке вышли и каждый стал у левого крыла машины, каждый с любопытством наблюдал за поспешными действиями двух капитанов – одного своего, другого неизвестного им, но, видимо, своего, так как он вместе с Кучинским и на его машине обогнал колонну. Остальные пассажиры сидели на своих местах и никакой тревоги не проявляли. Якушев пробежал всю колонну, так же бегом возвращался назад, продолжая осматривать машины. Шофёр Власова кивком головы дал понять, что тот здесь. При осмотре машины ему бросилась в глаза неестественная поза «женщины», сидящей на заднем сидении. Очень уж высоко подняты колени. Не раздумывая, Якушев быстро выдернул из-под ног (коврик – Ю.П.) и... Как только мог уместиться под ковром такой длинный человек? Якушев схватил Власова за шиворот, выволок его из машины и под взглядами изумлённых людей, наблюдавших эту сцену, бегом вместе с онемевшим Власовым направился к машине, где предупредительный командир батальона охраны Власова, капитан Кучинский, открыл заднюю дверцу.
Машина рванула с места. Как можно быстрей, пока не опомнились «власовцы», выбраться с их территории. Но, как на грех, шофёр сбился с пути и, когда проезжали мимо готовившихся к выходу власовских подразделений, Власов изловчился на ходу выскочить из машины и бросился бежать к своим. Якушев выхватил пистолет, но, подумав, стрелять не стал, а бросился вдогонку. Молодость победила, и, нагнав Власова, он ударил его рукояткой пистолета, сбил фуражку и на глазах изумлённых «власовцев» потащил за шиворот к машине. Вновь Кучинcкий любезно открыл Власову дверцу и пригласил его занять место. Когда Власов узнал, что он пленён с помощью своих же людей, окончательно сник.
– Теперь я понял, что моя борьба окончилась, – вяло заявил мне Власов. – Как вы думаете, – вновь оживляясь от новой, видимо, только что пришедшей ему мысли. – Сталин меня примет? – Этот вопрос обескуражил меня своей безрассудностью.
– Вот чего не знаю, так не знаю. Но, думаю, что вряд ли. Что вы можете ему открыть? – спросил я.
– Как что? – удивился Власов, – ведь я русских людей спасал от уничтожения.
– Нет, вы не спасали русских людей, а на их крови выслуживались у фашистов. Что вас заставило сдаться под Ленинградом?
– Я был ранен. Меня раненого взяли в плен.
– Бросьте, Власов! Вам не удалось перебежать под Киевом, притворились больным под Ленинградом. С такой раной, как у вас, даже медсанчасть не берёт.
– Ну, хорошо. Мне это доказать трудно. Но никто не будет отрицать, что восстание в Праге поднято мною.
– Неправда, Власов! Почему тогда вы здесь? В зоне американцев? Хотя довольно.
– Если только Сталин меня не примет, ничто меня не спасёт, – закончил Власов.
– Это не моё дело. Что вы заработали, то и получите. Я советую вам подумать, почему по существу один капитан при помощи обманутых вами людей пленил вас на глазах ваших подчинённых.
В 22 часа 12 мая 1945 года я отправил Власова на легковой машине в нашу зону и шифром доложил об успешном завершении поставленной задачи».
2-я Ударная нисколько не причастна к предателю Власову, запятнавшему светлое имя армии.
Здесь, я хочу сделать отступление в интересах читателей. Итак, я обращаюсь к тебе, дорогой боевой друг! Думаю, что я заслужил право так сказать. 2-я Ударная армия, в войсках которой ты принимал боевое участие, вписала в историю Великой Отечественной войны 1941 – 1945 гг. немало славных героических страниц. Она участвовала в крупных фронтовых операциях: Любанской в 1942 году под Ленинградом, прорыве блокады Ленинграда в январе 1943 года, полном освобождении Ленинграда от вражеской блокады в январе 1944 года, освобождении Эстонии в сентябре 1944 года, Польши – в январе–феврале 1945 года. Заключительный этап Отечественной войны армия провела в составе 2-го Белорусского фронта, закончив боевые действия 8 мая 1945 года на севере Германии в районе Штральзунд – остров Рюген.
Верховный Главнокомандующий двадцать два раза объявлял в приказах благодарность отличившимся войскам 2-й Ударной армии при освобождении городов Ропша, Кингисепп, Нарва, Мустве и Иыхви, Таллин, Пярну, Цеханув, Млава и Дзялдово, Дойтш-Айлау, Вилленберг и Франштадт, Мариенбург, Эльбинг, Грауденц (крепость), Прейсис-Старгард, Диршау, Данциг, Анклам, Гронзее и Грайфсвальд, Штральзунд, Варнемюнде, Свинемюнде (порт), острова Рюген с городами Берген, Гарц, Путбус, Засснитц, что говорит о достойном вкладе, внесённом воинами армии в победу советского народа и его Вооруженных Сил над фашистской Германией.
В эту победу и ты, боевой друг, своим самоотверженным ратным трудом внёс достойный вклад.
Я считаю обязательным подчеркнуть это, восстановить доброе имя армии.

Семь дней подвига
        Не сломлен русский дух, не побеждён
        Врагом ни в жаркой сече, ни в плену.
        Распарывая дыма пелену,
        Погиб непокорённым батальон.

Сентябрь 1987 г.

Есть устойчивое мнение о том, что нельзя отделять Любанскую операцию от общего наступления Волховского фронта. Если бы не было общего наступления Волховского фронта, то, безусловно, на долю 2-й Ударной армии выпали бы ещё более тяжкие испытания...
Героический подвиг совершил 47-й лыжный батальон, сформированный в Пермской области. Он входил в 288-ю стрелковую дивизию, наступавшую с северо-востока на Любань. Батальонзанял плацдарм на западном берегу реки Волхов, в 80 метрах от железной дороги Кириши-Чудово. Плацдарм был всего в один квадратный километр. Фашисты не могли смириться с тем, что наши войска подошли так близко к железной дороге. Они подтянули силы в составе одного полка и ждали подходящего момента, чтобы ликвидировать плацдарм.
...Наступала весна. Таял снег, ручеёк к ручейку собирали потоки воды. Эти потоки превращались в сплошные необозримые водные глади. Лёд на реке становился непрочным. Наконец, вода сделала своё дело, и 21 апреля 1942 года на Волхове начался ледоход, и река двинулась грозной лавиной. Противник явно ждал этого момента и начал наступление.
29 апреля фашисты обрушили на головы защитников плацдарма тонны смертоносного груза. Но батальон своевременно отошёл на запасной рубеж. Артиллерийская подготовка фашистов продолжалась два часа. Казалось, на плацдарме не осталось живого места, вся земля была изрыта взрывами. Когда закончился артобстрел, защитники плацдарма заняли передовые рубежи. Немцы пошли в атаку, они надеялись на успех. Батальону было придано несколько пушек и миномётов. Подпустив противника на близкое расстояние, лыжники открыли ураганный огонь по наступающим фашистам, и атака была отбита. На следующий день враг в очередной раз подверг лыжбат ожесточённому артобстрелу и вновь пошёл в атаку. К 17 часам фашисты заняли передовой рубеж. Был ранен в руку комбат Александр Эрастов, но он не покинул боевой позиции. А бой всё продолжался. В дивизии думали: если батальон продержится 2 – 3 дня, он совершит подвиг. Он продержался семь дней!..
На шестой день в строю осталось 35 человек, разбиты были пушки и миномёты. Не раз «снежные призраки» ходили в штыковой бой, в ход шли гранаты. Хотя в ночь с 30 на 1 мая было переброшено пополнение в составе двух сапёрных взводов, силы героев таяли. На седьмой день в строю осталось 10 человек. 4 мая был ранен связной комбата Евгений Чуркин, но с поля боя не ушёл, не оставил своего раненого комбата. С фланга резал шквальным огнём немецкий пулемёт из дзота. Казалось, всё кончено, но вдруг раздался оглушительный взрыв, и немецкий пулемёт замолчал. Это комиссар Фёдор Фомин подорвалнемецкий дзот вместе с собой. Горстка героев отбивала атаки врага. На исходе были боеприпасы. А.А.Эрастов послал своего связного Е.А.Чуркина и ещё двух бойцов с пакетом в штаб дивизии. Все они были ранены.
Связав три бревна колючей проволокой, они легли на этот плот и, гребя руками, благополучно переправились через Волхов, доставили пакет в штаб. К этому времени на плацдарме у защитников кончились патроны. Эрастов приказал остальным бойцам отходить, кто как сможет. Сам продолжал отстреливаться. Немцы окружали его, намереваясь взять в плен. Чтобы не попасть в руки палачей живым, комбат последний патрон израсходовал на себя.
Так завершился семидневный подвиг 47-го лыжного батальона. Дорогой ценой фашисты заплатили за смерть героев-лыжников. На поле боя остались лежать сотни трупов гитлеровцев.
За проявленный героизм Александр Акимович Эрастов посмертно награждён орденом Ленина, а Фёдор Ильич Фомин – орденом Красного Знамени (тоже посмертно). Сейчас это место боя называется «Плацдарм Эрастова».

    * * *

        Пароль один был: «Ленинград!»
        И, разорвав кольцо преград,
        Они свободу принесли...
Январь 1988 г.

По данным печати, из окружения было выведено 16 тысяч человек, погибло 6 тысяч и пропало без вести 8 тысяч человек. Безусловно, из окружения вышло больше. Сейчас только в братских могилах у Мясного Бора покоится более 6 тысяч бойцов. А сколько ещё не вынесено останков солдат с мест боёв? Сколько неизвестных воинов осталось лежать в болотах...
2-я Ударная армия, выйдя из окружения, пополнилась свежими силами и составляла к сентябрю 1942 года неполных три дивизии. Началась подготовка к новому наступлению, ко второй попытке прорыва блокады Ленинграда.
    * * *
Май 1989 г.

Бывший капитан 241-го лыжного батальона А.М.Давыдов рассказывал, как они принимали грузы от... немцев: «У нас с продовольствием и боеприпасами было неважно – сидели на голодном пайке. Обстановка такова, что оборона была непрямой линией, наши соединения были разрезаны на части. Получалось, что и мы в окружении, и немцы. Снабжение у немцев было по воздуху. Лыжбат занимал оборону на стыке частей. Через нас проходила трасса немецких самолётов, они прилетали и сбрасывали грузы. Я разгадал немецкие сигналы, подаваемые ракетами с разными цветами, и рискнул подать свои, чтобы принять грузы. Доложил командованию о своём решении, оно согласилось. Я сел на броневик, отъехал на километр и стал дожидаться немецких самолётов, дал из ракетниц условные сигналы. Самолёты пошли на снижение и сбросили грузы. Забрав продовольствие и боеприпасы, мы подкрепили свои войска. Понравилось. Через несколько дней, изучив новые сигналы, вновь выехал принимать немецкий груз. Смотрю, летят три самолёта, а следом ещё три. Первой «тройке» дал сигнал, но они прошли мимо, хотя и снизились, вторая «тройка» самолётов пошла на снижение, и вместо боеприпасов и продовольствия на нас посыпались бомбы. Ударной волной меня отбросило и контузило, я неделю плохо разговаривал и заикался. Больше принимать грузы я не стал».


Ему было восемнадцать

        Они уходили со школьной скамьи,
        Чтоб насмерть с фашистами драться.
        В зловещей долине они полегли,
        А было им по восемнадцать.

Август 1989 г.

Он запомнился весёлым и жизнерадостным. Колю Рыбина бойцы любили, избрали комсоргом роты. На Калининском фронтерота 40-го лыжного батальона оказалась в окружении и самостоятельно пробиться к своим не смогла. Требовалась огневая поддержка. Тогда политрук решил послать связных с пакетом к артиллеристам. Обвёл взглядом боевых товарищей, спросил: «Кто пойдёт?»
– Я!
– И я! – ответили в один голос Коля Рыбин и Яков Якобсон.
Политрук вручил им пакет, и они поползли по полю, изрытому взрывами. Впереди овраг, скорее бы добраться до него. Вот, наконец, они кубарем скатились в овраг и... попали к немцам.
Первым опомнился Николай Рыбин и дал очередь из автомата. Два фашиста свалились пластом на землю. Николай крикнул Якобсону: «Беги, я задержу!» И Яков побежал. К Рыбину подскочил немец. Удар ножом – и немец свалился. Тут на него набросились остальные фрицы. Он почувствовал удар по голове. Падая, на мгновение потерял сознание. Когда начал приходить в себя, почувствовал, что прижат к земле. Он напряг все свои силы, изловчился и выдернул чеку из гранаты.
...Когда враг был отброшен, боевые товарищи подошли к месту героического поединка и увидели изуродованное тело Николая Рыбина и раскиданные трупы немцев...


Как санитар Калькаев
обезвредил шпиона

Этот рассказ я записал со слов
С.С.Зубарева в мае 1990 г.

158-й лыжный батальон стоял на отдыхе в селах Подчертково и Террасы. Было дано задание наблюдать за воздухом, чтобы немцы не сбросили парашютистов-разведчиков, 3-я рота углубилась в лес, и бойцы наблюдали, прислушивались. До слуха донеслись звуки приближающегося самолёта. Самолёт над лесом развернулся и улетел.
В это время из Террасы в Подчертково возвращался санитар Калькаев. Миновав последних патрулей, он свернул в лес и тожеуслышал гул самолёта, который шёл низко, потом развернулся и скрылся за горизонтом. Калькаев пошёл вперёд и вдруг увидел вспышку. Санитар понял: кто-то подал сигнал. Он осторожно стал пробираться в глубь леса и вдруг за что-то зацепился ногой. Оказалось, за стропы парашюта.
Сомнений не было – парашютист-разведчик. И тут Калькаев заметил в зарослях леса домик. Чутьё подсказывало – он здесь. С автоматом на изготовку боец бесшумно приблизился к жилищу, прислушался. До слуха донеслись мужские голоса. Осторожно прильнув к окну, заметил, что за столом сидят двое, – один светит фонариком, другой держит в руках лист бумаги и что-то рассказывает. Калькаев внимательно присмотрелся и ахнул. В одном он узнал жителя д.Подчертково Валентина Папулу. Тот в последнее время крутился возле лыжников, что-то вынюхивал, словом, проявлял излишнее любопытство. Второй, видимо, и есть парашютист-разведчик.
Пока Калькаев размышлял, Папула что-то передал незнакомцу и заторопился. Понимал, сволочь, что опасно здесь, что надо скорее уходить, что его могут заметить вездесущие лыжники-разведчики.
Фонарик погас, и оба шпиона вышли из домика. Тогда Калькаев и крикнул: «Стой! Стрелять буду!» Папула среагировал моментально и успел выстрелить на голос. Пуля врезалась в сосну, и щепкой лишь ободрало щеку. Не раздумывая, враги бросились в чащу. Калькаев не растерялся, дал длинную очередь из автомата, ранил предателя и задержал его. В это время подоспели лыжники и очень скоро настигли лазутчика. У него изъяли листок бумаги со сведениями о батальоне.


О них никто не сообщал в штабы

        О, если б встать им из могил,
        То сколько было б новых сил
        Мечтать, творить, жалеть, любить!..

Май 1977 г.
Медленно, тяжёлой, но уверенной поступью шагал военный ноябрь 1941 года по Приволховью. До жителей приволховских посёлков всё чаще стала доноситься канонада. Приближались советские войска. Немцы зашевелились, словно потревоженный муравейник. Спешно строили оборонительные позиции, создавая фашинные изгороди, обкидывая их снегом и обливая водой. В конце ноября всех жителей из приволховских посёлков погнали в немецкий тыл. В колонне шла с котомкой за плечами молодая женщина – Надежда Ивановна Петрова, жительница посёлка Ямно. Вскоре она в числе других односельчан оказалась в деревне Ольховка. Томительно долго тянулось время ожидания прихода наших солдат. Но всё отчётливее, яснее и чаще слышны были раскаты взрывов. Затем какофония взрывов снарядов и мин слилась в сплошную, незатихающую канонаду. Исстрадавшиеся люди радовались скорому избавлению. Но они не знали, да и думать не могли, что на их плечи в скором времени ляжет ещё одна тяжкая беда, пережить которую суждено немногим из них.
Прошёл слух, что немцы будут отправлять их дальше, в тыл. И тогда в ночь на 9 февраля 1942 года беженцы тайком снялись со своих временных мест жительства и вновь устремились в дорогу. Из города Чудово фашисты тоже гнали жителей в тыловые посёлки. В Сенную Кересть была переселена Мария Ивановна Заглядова, тридцатилетняя женщина с двумя детьми, её устроили на квартире.
Было девятое февраля 1942 года, в окна медленно вползал рассвет. По дороге из Глушицы в Сенную Кересть шли колонны солдат на лыжах, в маскхалатах, над их головами вразнобой покачивались гранёной стали штыки. По штыкам и маскхалатам Мария Ивановна догадалась, что идут наши. Она испугалась, и вдруг увидела вторую колонну – мирных жителей, в несколько сотен человек, которая шла с Ольховки и вклинилась в колонну бойцов, – жители уходили от немцев навстречу своим освободителям. В этой колонне шла Надежда Петрова.
Когда колонна беженцев подошла к лыжникам, те поспешили предупредить: «Куда вы идёте!? Сейчас здесь будет бой. Уходите скорее в лес!» Надежда Ивановна и часть беженцев быстро вышли на гумна, направляясь в лес. То, что она увидела за гумнами, поразило её: огромные костры из трупов погибших вбою наших солдат.
...Когда Мария Ивановна Заглядова увидела две огромные колонны своих, то испугалась. Всё это было на виду у немцев, в любую минуту мог прогреметь роковой выстрел. Мария Ивановна, оцепеневшая и бледная, обернулась к хозяину, стояла, как вкопанная, и молчала. Хозяин заметил её волнение и сказал: «Что ты стоишь, онемела, как рыба». Она продолжала молчать, и тогда он сам подошёл к окну. Вдруг из его уст вырвалось режущее слух: «Наши идут...»
Немцы сразу же повскакали с мест, засуетились, схватили автоматы и пулей на двор. Вскоре появились с ручным пулемётом, который установили тут же, разбив окно. Длинные очереди хлёстко распороли утреннюю тишину. Снаряды рвались в гуще беженцев и в наступающих цепях лыжников. Многие, прорываясь через шквал огня, были сражены. К фашистам подошло подкрепление с танками – и это решило исход боя. Сотни трупов оставались на поле до самого лета.
За этим боем наблюдали беженцы, и среди них – Надежда Ивановна из Ямно, и только ночью они ушли. В тот же день шёл тяжёлый бой в местечке Маяк, что между Глушицей и Сенной Керестью. Часть наших войск прорвалась через боевые порядки немцев и ушла в глубь леса на острова в трясинных болотах, и это воинское соединение находилось там до весны. Весной какой-то предатель из местных жителей провёл фашистов на острова, и там вновь разгорелся тяжёлый бой. Фашисты истребили всех.
После первого боя у Сенной Керести, где погибли сотни мирных жителей, – детей, женщин, стариков, а также весь батальон лыжников, ночные бомбардировщики в течение месяца бомбили коммуникации немцев в Сенной Керести. Жители радовались, когда самолёты, вспарывая ночную дегтярную темноту, забрасывали немцев бомбами.
Наступала весна, сошёл снег, стали оттаивать трупы. Солнце не радовало, потому что трупы быстро разлагались. Фашисты заставили жителей разводить костры и сжигать убитых.
Летом немцы привели к Сенной Керести сотни военнопленных. Они были страшно истощены. Их кости были обтянуты тёмной, обветренной кожей. Они с трудом самостоятельно передвигались, шли в обнимку, едва волоча ноги. Фашисты под открытым небомустроили временный лагерь, обтянув его колючей проволокой. В лагере пленным не давали пищи и воды. Они ежедневно умирали десятками.
Жители пытались передавать им пищу и воду, но охранники угрожали, отгоняя всех от изгороди. Некоторым доставалось прикладом по голове.
Мария Ивановна Заглядова, вспоминая те трагические дни, рассказывает: «Фашисты были особо люты до того момента, пока их не разбили под Сталинградом. Они не останавливались в своих зверствах ни перед чем. Перед отступлением из совхоза «Коммунар» сожгли там тысячи военнопленных. Не пожалели они и своих непослушных вояк. Так, в городе Чудово сожгли много своих солдат, отказавшихся воевать. Они загнали их в четырёхклассную школу, облили горючим и подожгли. Когда те выскакивали из горящего здания, их расстреливали из пулемётов и автоматов».
...Кто же те герои, что сражались и гибли у посёлка Сенная Кересть, осталось неясным и по сей день. По рассказам бывшего писаря 40-го лыжного батальона, их подразделение сражалось в тяжёлом бою у Керести, а затем вырвалась из адского пекла боя лишь небольшая группа. После двухнедельного перехода по тылам врага она подошла к посёлку Ямно, чтобы переправиться через Волхов, но была предана своим солдатом-трусом, и немцы ночью схватили всех.
42-й отдельный лыжный батальон после обороны Ольховки должен был прибыть в подчинение командира 53-й стрелковой бригады, но в бригаду не прибыл, он мог оказаться при переходе у Керести. Где-то в тех местах героически погиб 41-й лыжный батальон, сражаясь с противником, имеющим танки и другую боевую технику.
Ветеран 305-й стрелковой дивизии из Ленинграда Александр Захарович Мильман пишет, что с шестого по четырнадцатое февраля 1942 года у Сенной Керести вела тяжёлые бои их дивизия. На гумнах могли быть и тела его погибших товарищей, та же дивизия могла сражаться и в непроходимом болоте на островах.
По рассказам Марии Ивановны Заглядовой, в Сенную Кересть шли солдаты на лыжах. Это мог быть только лыжный батальон, но какой батальон, она, конечно, не могла знать. И для нас этоостаётся загадкой. Будем помнить их героический подвиг, ибо о них некому было сообщить в штабы.
...Я хочу назвать здесь фамилии найденных поисковиками павших без вести, может, кто-то увидит среди них фамилию отца или деда, пропавшего в сорок первом или сорок втором годах на Волховском фронте. Вот они: Конанов Николай Пименович, Копалов Н.П., Тараканов М., Климов И.Ф., Денисов, Вилачёв Н.П., Бондарев Влас Васильевич, Сафиулин Набиула, Кропалёв Иван Ильич, Сисуков Михаил Васильевич, Порхин Роман Андреевич, Дятлов, Землянский И.Г., Шаргор, Попов, Шаров Г.С., Петров А.Я., Платов А.Н., Чернов Александр Порфирьевич, Мухамедгалиев Абдула Муртазеевич, Носов Павел Михайлович, Даутов А., Марьялов, Мурин, Феонов, Перчиков Кандид Иванович, Смирнов, Каримов, Ахметов, Пучинин Михаил Иосифович, Кузнецов Валерий Петрович, Гонцов С.С. Многие фамилии прочитаны на солдатских котелках, найденных при погибших, на ложках, поэтому нет имён и отчеств. Всех этих людей где-то ждут. Вечная память павшим за Родину! Вечная слава! Пусть упокоится их прах в родной земле!


Дорога до Ольховских Хуторов

        Ещё продолжается поиск, поверьте,
        И много имён нераскрытых, и дат.
        Есть право навеки остаться в бессмертьи
        У наших без вести пропавших солдат.

Н.Г.Титов, снайпер 42-го лыжного батальона, рассказывает: «6 октября 1941 года я добровольцем был направлен в Иркутское военно-десантное училище. Но при следовании в Челябинске был изменён маршрут, и нас направили в город Свердловск в 275-й запасной лыжный полк. Там я был зачислен в 42-й лыжный батальон снайпером и получил снайперскую винтовку. 10 декабря 1941 года выехали на фронт. По пути три дня простояли в Ярославле, получили оружие и боеприпасы, и эшелон отправился дальше. В Малой Вишере выгрузились из вагонов, в одной деревне отдохнули и снова погрузились в эшелон. Доехали доБольшой Вишеры и снова выгрузились. Встали на лыжи и двинулись в сторону реки Волхов. Остановились в деревне недалеко от Волхова. Это было в 20-х числах, тогда мы вошли в состав 2-й Ударной армии.
В последней декаде совершили поход к реке Волхов, там окопались, присмотрелись, обстрелялись и возвратились на прежнюю дислокацию.
31-го декабря мы получили приказ: батальон должен в 24.00, т.е. в новогоднюю ночь, перейти реку Волхов, проникнуть в тыл и взорвать ряд объектов противника. Нам выдали сухой паёк, боеприпасы, гранаты и тыловые шашки с запалом.
В назначенное время вышли на волховский берег, спустились на заснеженный лёд, легли на лыжи и осторожно поползли. Кроме обязанностей снайпера, мне приходилось выполнять и обязанности связного командира роты. К этому готовили меня ещё в Свердловске.
Половину реки преодолели бесшумно, но, приближаясь к противоположному берегу, рота, находящаяся правее нас, оказалась обнаруженной немцами. Из укреплённых точек окраины деревни противник открыл сильный миномётный и пулемётно-автоматный огонь, освещая лёд ракетами. Перейти реку Волхов удалось не всему составу батальона. Задание было нелёгким – нашим укрытием был только лес.
После выхода к своим я узнал, что поредел наш батальон. Был ранен командир нашей роты и отправлен в госпиталь. В течение января 1942 года наш батальон проводил ряд операций: и в ночное, и в дневное время перерезал дороги, связывающие немецкие гарнизоны, нарушал их обеспеченность продуктами и боеприпасами, нанося противнику потери.
Так, однажды вышли мы из леса к дороге, соединяющей расположение немецко-фашистских захватчиков в опорном пункте с тыловыми частями, залегли. Вдруг появилось две повозки с двумя вооружёнными немецкими солдатами, которые везли на передовую боеприпасы и продукты. Мы захватили их и пошли дальше.
Во второй половине января 1942 года нас в батальоне становилось всё меньше и меньше, мы с боями продвигались вперёд. 30 января подошли к Ольховке и в ночь на 31 января вошлив неё, расположились в домах. Запомнился горячий чай с маслом... и снова в поход. Было ещё темно. Начали наступление на хутор Ольховский, который находился примерно в 4–5 километрах от Ольховки. Дорога проходила по чистому полю, справа от дороги, около хутора, река поворачивала влево. За рекой – лес. Слева от дороги, примерно в 500 метрах, тоже лес и вдоль опушки – несколько сараев. Наш батальон двигался двумя группами: первая – человек 40–50, – вдоль реки, в этой группе находился я, вторая группа, меньшей численностью, – по опушке леса, левее дороги. Больше половины пути наша группа двигалась тихо, спокойно. Затем нас стали обстреливать, и мы тоже открыли огонь. Противник нас остановил у самого хутора, где были зарыты в снегу его танки. Наша группа залегла.
Я с товарищем залёг в снегу и вёл прерывистый огонь. Вдруг, пока я перезаряжал свою винтовку, товарищ повалился на меня. Вражеская пуля пробила ему грудь. Я обнаружил метрах в 50-ти на сосне «кукушку». Этот стрелок, сидевший в мешке, сшитом из телячьей кожи, обстреливал нас. Нам удалось его ликвидировать. После сильного контрудара противника мы вынуждены были занять оборону по линии на полпути между хутором и Ольховкой. В этом бою наши потери были значительными. Погиб батальонный комиссар старший политрук Чернышёв.
К вечеру 31 января 1942 года примерно в 16.00 часов противник начал артиллерийско-миномётный и пулемётный огонь по нашей обороне. В это время я был ранен осколками в нос, правое бедро и плечо, потерял сознание. Только когда пришёл в себя, почувствовал, что ранен. Комбат посоветовал любым способом добраться до деревни.
Я добрался, мне оказали первую медицинскую помощь, а впоследствии вывезли на грузовике через «коридор смерти».
Когда мы прорвались на Большую землю, я узнал, что наш батальон с другими частями находится в «большом рукаве». Хорошо помню, как натруженно пыхтел грузовик, прорываясь через этот коридор, то справа, то слева слышен был бой. Из нашего батальона почти никого в живых не осталось».

Глава четвёртая

УРАЛЬЦЫ
ДРАЛИСЬ ГЕРОЙСКИ

        Поблёкли строчки писем, даты стёрты...
        Гори, звезда, для всех живых и мёртвых!

    «Воспоминаний взрывчатая зона»

Вспоминает старший сержант 243-го лыжного батальона В.П.Достовалов: «Мне было неполных 19 лет, когда я был призван в Красную Армию. В это время в Челябинске формировались Уральские лыжные батальоны, которые специально готовились для заброски в тыл врага. Наш 243-й лыжный батальон формировался в деревне Шершни. После формирования батальон был заброшен в тыл врага под Ленинградом. В одном из боёв была повреждена рация, и мы потеряли связь с командованием. Было принято решение разбиться на мелкие группы и всеми способами уничтожать врага. Мы нападали на мелкие гарнизоны врага, уничтожали обозы, блокировали дороги, рвали связь, кабеля. Всё это в трескучие морозы. Обгоревшие у костров, мы не теряли бодрости духа и боеспособности.
12 марта 1942 года я был ранен и на собаках вывезен на Большую землю. После госпиталя попал в 4-й гвардейский корпус генерала Гагена, в 311-ю стрелковую дивизию. С этой дивизией я прошёл по дорогам войны до Дня Победы. Участвовал в освобождении Прибалтики. После окружения Курляндской группировки дивизия была переброшена в Польшу на освобождение Варшавы. Там я был командиром взвода разведки, обеспечивающего продвижение полка, «глазами и ушами» части. Много работы проделал взвод при форсировании Одера. За штурм полком в Берлине имперской канцелярии командиру полка Хабибулину было присвоено звание Героя Советского Союза, а я был награждён орденом Красного Знамени. После Берлинской операции прошёл с частью до р.Эльбы, где произошла встреча ссоюзниками».


Последний патрон комбата

        Последний – для себя – патрон
        Комбат хранил как медальон.

Июнь 1989 г.

Немецкие части сжимали остатки 4-го гвардейского корпуса. Батальон Андрея Давыдова занял круговую оборону. Небольшой пятачок земли был взят в кольцо. Поначалу немцы беспрерывно атаковали, но, не добившись успеха, решили взять на измор. На деревьях они установили репродукторы и усиленно вещали, чтобы русские сдавались. Тогда комбат достал боевой патрон, показал его бойцам и сказал: «Этот патрон я использую на себя в самую тяжёлую минуту». Солдаты поняли и последовали его примеру, каждый положил к сердцу, партбилету по боевому патрону. И стояли насмерть.
В конце сентября 1942 года решено было прорываться из окружения. Местом прорыва избрали Чёрную речку у «Чёртова моста». Хотели оставить двух радистов с рацией – выкопали и замаскировали для них нишу, но немцы в последний момент обнаружили её, и радистам пришлось уходить. Восемьдесят бойцов-лыжбатовцев, как стемнело, подошли к мосту. Здесь кним присоединились бойцы из пулемётной батареи. Поначалу всё шло гладко: по-пластунски переползли кладку, но кто-то перебегал её во весь рост, и немцы, обнаружив лыжников, открыли шквальный огонь. С большими потерями, но всё-таки удалось преодолеть первую линию обороны фрицев. Просидели в болоте до следующей ночи. Так по болоту и шли к своим, пробивая коридор. Выйти из окружения помогла Карельская дивизия, обратившая внимание на грохот боя.
...А боевой патрон комбат Давыдов пронёс по фронтовым дорогам до самой Австрии. И когда попал на Дальний Восток, то израсходовал его на первого самурая.
Боевое крещение

Август 1990 г.

М.Д.Назаров был комиссаром 145-го лыжного батальона. Этот батальон готовился в течение сентября и декабря 1941 года в городе Свердловске в 28-м запасном лыжном полку. Батальон имел в своём штате 1156 человек (4 стрелковые роты, 2 роты станковых пулемётов, 2 роты миномётных, 50 мм и 82 мм, взвод разведки, хозвзвод, отделение связи и медсанбат, штаб батальона: старший адъютант и адъютант). Командиром батальона был младший лейтенант Гущин (бывший председатель Свердловского областного комитета Осоавиахима). Комиссар батальона Назаров до этого назначения работал политруком полковой школы 505-го стрелкового полка 153-й стрелковой дивизии. В батальоне была создана парторганизация, которую возглавлял политрук 1-й роты. Комсомольская организация возглавлялась замполитруком.
Главное внимание при подготовке обращалось на умение пользоваться лыжами в любой боевой обстановке. Для этого каждую декаду батальон совершал длительные марши с проведением тактических занятий. Последний месяц подготовки батальон жил в землянках на стрельбище.
В конце декабря был получен приказ: «Готовиться к выезду на фронт». 5 января 1942 года батальон погрузился в эшелон и выехал в сторону фронта. Выгрузился в Ростове Великом (Ярославском). Здесь же лыжники получили оружие и осваивали его, так как до этого времени автоматы в руках не держали. 21 января батальон погрузился в эшелон, а вместе с ним ещё 148-й и 149-й лыжные батальоны. Кто возглавлял эти батальоны, Назаров не знал. «Во время следования с места формирования и до фронта я был комиссаром эшелона. В Москве нас долго держали на окружной дороге...» Только 6 февраля они были приглашены на приём к Командующему фронтом генералу Коневу.
7 февраля выгрузились на станции Сторица, откуда следовали на лыжах ещё семьдесят километров в распоряжение Командующего армией генерала Лелюшенко, который находился в селе Вознесенском.
Получив соответствующие указания от Лелюшенко, в том числе ни в коем случае не ставить подразделения на оборону штаба, были направлены в распоряжение командира 359-й стрелковой дивизии, куда и прибыли поздно вечером 8 февраля. Боеприпасы батальон получил в Ростове-Ярославском: по 15 патронов на винтовку, по 14 – на наган и неограниченное количество автоматных патронов. Не получили боеприпасов для станковых и ручных пулемётов, ни одной мины для миномётов и ни одной гранаты.
Ночью с 6-го на 9 февраля был получен письменный приказ на боевые действия. Вперёд была выслана разведка. Ещё не вернулись разведчики и не было получено от них ни одного донесения, как перед рассветом до лыжников довели устный приказ командира дивизии: «Построить батальон в две цепи». Перед строем было сказано несколько слов о задачах батальона и о долге перед Родиной. Вот так, без всякой подготовки и артиллерийской поддержки, с одним стрелковым оружием батальон пошёл в наступление. Комиссар Назаров и комсорг батальона шли впереди, командир батальона – сзади. Где находился командир дивизии, комиссар не видел.
Перед выходом батальон располагался на левом берегу реки Волги. С горы лыжники скатились на лёд, пересекли реку и вышли на западный берег. Прошли ещё примерно один километр, и тут противник встретил лыжбат сильным ружейно-пулемётным огнём. Батальон не выдержал огня противника, залёг. В это время налетела вражеская авиация и окончательно прижала, буквально вдавила лыжников в снег. С левого фланга била фашистская артиллерия, и комиссар взял бинокль, чтобы сориентироваться в обстановке, но его, очевидно, засёк снайпер. Первая пуля вывела из строя диск автомата. Назаров тут же заменил его. Но когда он клал бинокль в футляр, пули пробили левую руку, в шести местах шинель, разрезали карман, перерезали ремень футляра... Потеряв много крови, комиссар почувствовал головокружение и озноб. С трудом добрался до медпункта, который находился на правом фланге батальона, в лесочке. Ему сделали перевязку. Перед отправкой в тыл, в армейский госпиталь, комиссар попрощался с комбатом, который подбадривал бойцов, шедших на линию огня. А как он обрадовался, когда в госпитале встретил старшего адъютанта, двух командиров рот и командира взвода! Все они имели ранения разной степени тяжести. В медпункте увидел и комсорга батальона, который очень страдал, так как осколками разорвавшегося снаряда ему срезало мякоть на ягодице.
В конце 42-го в Горьком комиссар Назаров встретил уполномоченного особого отдела дивизии, который и рассказал ему о дальнейшей горькой судьбе батальона. В том последнем бою полегли очень многие лыжбатовцы, в живых осталось лишь 32 человека. Их направили в 150-й лыжбат, который действовал после 10 февраля 1942 года.
После войны комиссар списался с женой командира батальона. Она сообщила, что муж её пропал без вести.
...Боевые действия происходили на Калининском фронте в излучине Волги, северо-западнее города Ржева.


Фронтовая лыжня батальонов

        Окрасив кровью горячий снег,
        На фронт лыжбаты берут разбег.

Ещё один красноречивый рассказ о рейде по тылам врага я записал со слов бывшего командира взвода 158-го лыжбата А.И.Чиняева.
Этот батальон входил в состав 21-й курсантской бригады и прошёл с боями район озера Селигер, Осташково, Торопец... В первых числах февраля 1942 года А.И.Чиняева вызвали к командиру бригады (там был и комбат капитан Е.М.Назаров). Командиры справились о его самочувствии, а потом вдруг спрашивают: «Пойдёте в тыл к немцам?» Чиняев согласился. Заданий несколько, в том числе – организация партизанских отрядов, уничтожение мелких фашистских гарнизонов...
Лыжников обеспечили рацией. Два дня готовились, а 4 февраля 1942 года около 11 часов ночи группа вышла из расположения части. Мела пурга. Лыжники прошли от Усвяты 15 километров и остановились в д.Сорокино. Здесь у старосты взяли шесть лошадей с санями и утром проскочили местечко Межа Мехневского района (Белоруссия). В тылу находились до 24 апреля. За это время организовали два партизанских отряда: первым командовал Дьяков, вторым – Воронов. Около Суружа сожгли леспромхоз, завод и станцию. Уничтожили несколько фашистских гарнизонов. Они также собрали скот для фронта – гурт из 120 голов. Немцы, видимо, думали, что в тылу у них действует крупная лыжная часть, и стали преследовать лыжников. Тогда 23 апреля утром в местечке Межа основная группа лыжников устроила засаду. Командир взвода Чиняев приказал командиру отделения Кирсанову гнать скот дальше по маршруту Мышь – Брод – Усвяты. Скот был доставлен, а группа дождалась немцев. Бой продолжался около двух часов. В результате лыжники сожгли две бронемашины, три автомашины и уничтожили около 50 немцев и полицаев, а на уцелевшей автомашине приехали в Усвяты. За этот успешный рейд по тылам врага 1 мая 1942 года Чиняева наградили орденом Боевого Красного Знамени.
Немало героических дел и на счету 163-го лыжного батальона, который формировался в Перми в 277-м запасном полку с 29 сентября по 7 декабря 1941 года. Эшелон из трёх лыжных батальонов – 163-го, 164-го, 165-го на фронт выехал 7 декабря, прибыл в город Рыбинск, там была остановка – получали оружие. 7 января высадились на станции Малая Вишера. Отсюда начали боевые действия в направлении на Спасскую Полисть.
163-й лыжный батальон получил наименование «особого назначения», так как выполнял задания исключительно в тылу противника: отрезал противнику пути отхода из населённых пунктов. Ю.Г.Соловьёв был командиром отделения управления связи при миномётной роте. В задачу отделения входило: выдвинуться вперёд на определённое расстояние, установить телефонную связь и по ориентиру вести корректировку огня миномётных расчётов.
После занятия обороны их сменяли стрелковые части, а связисты уходили на отдых. Так выполняли задания в течение января и февраля. В ночь с 24 на 25 февраля 163-й батальон перебросили на новый участок фронта. После залпов «катюш» лыжбат беспрепятственно прошёл оборону противника и углубился до 15 км. С ними были и 1-й Кировский лыжный батальон, минбат, рота ПТР. Они завязали бой за какую-то станцию.
На рассвете противник разгадал их замысел и своими действиями разбил их на группы. Комбат Николай Окулов, собрав человек 80 боеспособных бойцов, пошёл на прорыв, на соединение с основными силами лыжных подразделений. Однако вскоре комбат был тяжело ранен в ногу, которую впоследствии отняли. Соловьёв тоже был ранен в первые часы боя, товарищи вытащили его из пекла на волокуше. В госпитале Ю.Г.Соловьёв пролежал три месяца, но руку спасти не удалось.
И.X.Барыш – бывший автоматчик, рядовой 241-го лыжного батальона. Он помнит, как 23 февраля 1942 года его рота совместно с другими частями на смежных флангах вела тяжёлые бои по уничтожению врага, как на опушке леса неожиданно наткнулись на немцев. Ночью мороз был под 15 градусов, валенки промокли и ноги коченели. Завязался бой, вскоре вышли из строя боевые расчёты двух станковых пулемётов. И всё-таки через сутки немцы отошли, боясь окружения.
Много было схваток с фрицами, много полегло лыжников. Геройски погибли пулемётчики Захаров, Мясников и парторг Балашов.
Помнит Иван Харитонович, как на одном из участков фронта они вели тяжёлые бои, а политрук Поляков объявляет: «Кто желает вступить в партию, подавайте заявления». Многие товарищи тогда подали заявления, и Барыш подал. Парторг Терёхин оформил документы, и все были приняты. Однако партбилеты не успели получить – политрук Поляков и парторг Терёхин погибли. Что стало с документами, Барыш не знает. Помнит, как выводил с поля боя командира роты Бабурина, раненного осколком в голову.
Вторично И.Х.Барыш вступил в партию в марте 1945 года, когда родная рота участвовала в боях под Балатоном. Партийный билет ему вручил в Днепропетровске Л.И.Брежнев. Наград в лыжбате он не получал, хотя по подсчёту политрука уничтожил 40 фашистов. Уже на Южном фронте получил медаль «За оборону Ленинграда».
Д.П.Сократов – тоже бывший автоматчик, только из 43-го лыжного батальона. Он вспоминает: «5 октября 1941 года в Свердловск прибыл эшелон с допризывниками. Среди них были ребята из далёкой Читинской области. Это были одноклассники, учились вместе, потом после 7 классов учились в ФЗО. По окончании были направлены на оловорудник в Новый Дулургай. Все они, шестнадцать человек, в строю, в 28-м запасном лыжном полку. Вот и сейчас перед моими глазами Гоша Зябликов, Миша и Лёня Хитько, Володя Гладков, Вася Вертипрахов, Толя Жуков, Вася Иванов, Петя и Ваня Каменские, Петя Кудинов, Вася Золотарёв, Коля Кирпичников, Володя Артамонов, Стёпа Чернов, Андрей Новиков. Они все составляли основной костяк первой роты 43-го отдельного лыжного батальона. Гоша Зябликов – весельчак и балагур. Я был его противоположностью, да ещё щупленький, маленький. Теперь мы – лыжники-добровольцы, комсомольцы. В начале декабря едем на фронт, все – в приподнятом настроении, в вагонах слышатся песни, шутки, анекдоты. Прибыли в Ярославль. Там пробыли несколько дней, занимались, получили боевое оружие и боеприпасы и... на фронт. Новый год встретили в лесу недалеко от Селищенского Посёлка. В первых числах января прибыло туда пополнение, человек одиннадцать, среди них помню крепкого и рослого сержанта Василия Тытагина».
...Рано утром 7 января части 2-й Ударной армии перешли в наступление. Но их встретили сильным миномётно-артиллерийским огнём и вынудили отойти на исходные позиции. Наступление было перенесено.
13 января войска Волховского фронта перешли в наступление. Развивалось оно медленно, только 2-я Ударная армия наступала успешно. Когда враг упорно сопротивлялся, цепляясь за опорные пункты, потребовалось проникновение в тылы противника. 43-й батальон посетил командарм Клыков и поставил задачу: проникнуть незаметно в тыл к немцам для блокирования отдельных пунктов, ведения разведки и захвата «языка». Вскоре был получен приказ о рейде в тыл. Предварительно была произведена разведка, захвачен «язык». Командиром группы разведчиков назначили лейтенанта Малкова. В группу вошло 15 человек, среди них – забайкальцы Миша и Лёня Хитько, Володя Гладков, Толя Жуков, Гоша Зябликов, Андрей Новиков и Дмитрий Сократов.
...Когда наступила ночь, разведчики двинулись в путь. Впереди – группа захвата во главе с лейтенантом Малковым, с ним Володя Гладков, Гоша Зябликов, Лёня Хитько, чуть сзади Толя Жуков и ещё три человека. В 25 метрах за группой захвата ползла группа прикрытия, там – Миша Хитько, Дима Сократов и другие. Ползли тихо, но вот лейтенант Малков поднял голову и в дымчатой мгле разглядел ряды колючей проволоки. Оказалось, что здесь блиндаж, который предстоит блокировать. Разрезана колючая проволока, да так, что даже ни одна консервная банка, которая была подвешена на проволоке, не звякнула. Все устремились в проход. В этот момент чуть в стороне послышался разговор на немецком языке. Разведчики заметили группу немцев, которые шли навстречу. Один немец присел на корточки, видимо, заметил наших разведчиков, а потом закричал и бросился к своим окопам. Но поздно, фриц тут же был скошен меткой автоматной очередью. Из немецких траншей застрочили два пулемёта. Вскрикнул и затих Миша Хитько, у Сократова пронеслось в голове: «ранен или убит – всё равно товарища здесь оставлять нельзя» – таков закон разведчиков.
Миша – грузный, тяжёлый. Сократов тащил его сначала волоком, потом на себе. Перед самым окопом Миша застонал.
– Значит, жив, – подумал Сократов, обессиленный, – дотащил-таки друга.
Остальные разведчики, как только раздались автоматные очереди, быстро сблизились со встречной разведкой и в короткой схватке захватили одного фрица, заткнули рот кляпом. Когда тащили фрица, отстреливались, погибло пять разведчиков, среди них – Володя Гладков. Пленный сообщил ценные сведения о своих частях. Мишу Хитько отправили в медсанбат. Через некоторое время у Сократова появилась на груди первая боевая награда – медаль «За боевые заслуги».
...Подготовка к рейду в тыл была закончена. Основу «снежного отряда» составила вторая рота под командованием
И.П.Потапова – волевого, сильного и смелого командира. В ту же роту влился и взвод автоматчиков 3-й роты. В ночь на 19 января 1942 года отряд лыжников проник в тыл противника, прошёл благополучно между стыками двух немецких частей по болоту, покрытому глубоким снегом... Отряд всё дальше и дальше углублялся в неприятельский тыл. Рассвет их застал, когда позади было десятка два километров. Короткий привал, завтрак и – снова в путь. Командир думал, что всё идёт хорошо, но это было не так. Восточнее села Новая Кересть отряд достиг одной поляны. Не успели первые лыжники дойти до середины поляны, как со всех сторон немцы открыли по ним миномётно-артиллерийский огонь большой плотности. Лыжники заметались, пытаясь развернуться в цепь и выйти из-под огня, но со всех сторон стреляли прямой наводкой. Видимо, отряд попал в хорошо подготовленную засаду.
Отделение сержанта Тытагина рванулось к ближайшей опушке, но и оттуда вели огонь. И всё же четверо прорвались и ушли дальше. Сержант Тытагин ещё на поляне получил ранение в ягодицу. В неравном бою многие погибли в первые же минуты, другие были тяжело ранены, и их потом немцы пристреливали или добивали штыками. Четверо вырвавшихся из этого ада 26 января вышли в район Мясного Бора. Тытагина направили в медсанбат, а троим автоматчикам рассказали, как добраться до расположения 43-го лыжного батальона. Это были рядовые Борис Тимофеев, Виктор Лобанов и Валентин Семёнов. Когда они прошли 7 – 10 километров и сделали привал, Лобанов сошёл с дороги по надобности и... подорвался на мине. Товарищи вынесли его на дорогу, положили на проезжавшую подводу, а сами стали добираться до расположения батальона, где и рассказали о гибели отряда.
Позднее 2-ю лыжную бригаду, куда входили 42-й и 43-й батальоны, перебросили на помощь 128-й стрелковой дивизии, которая вела тяжёлые бои под Спасской Полистью. 43-й лыжный батальон наступал совместно с 533-м стрелковым полком этой дивизии. Здесь наступление наших войск было приостановлено. 30 января снова перешли в наступление, но фашисты отчаянносопротивлялись, так как, воспользовавшись паузой, произвели перегруппировку. Лыжники несли большие потери. Фашисты прижали их сильным артиллерийским и миномётным огнём. Бой длился до позднего вечера 31 января.
В этом неравном сражении получил ранение в голову младший лейтенант В.В.Дерябин, он потерял сознание и пролежал на снегу почти всю ночь, обморозив руки и ноги.
Утром его обнаружили санитары, – он едва подавал признаки жизни, – и доставили в расположение 15-го медсанбата
191-й стрелковой дивизии. Один санитар во время транспортировки Дерябина был ранен разрывной пулей в ногу, но не бросил волокушу с раненым, а помогал из последних сил товарищу. В это время немцы продолжали вести сильный огонь, бомбили с воздуха, а потом пошли в атаку, непрерывно строча из автоматов. Батальон принял неравный бой с фашистами. В том бою, как стало известно позднее, погибли товарищи Сократова – Саша Винокуров, Петя Кудинов, Саша Афанасьев, Володя Раменский, Толя Жуков. Их смерть потрясла Диму Сократова и Гошу Зябликова.
После этого боя батальон отвели на пополнение в тыл. А 15 февраля 1942 года он уже был направлен через горловину у Мясного Бора и Глухой Керести. Лыжники прибыли в расположение штаба 2-й Ударной армии. Не успели как следует разместиться, как в батальон пришёл дивизионный комиссар Иван Васильевич Зуев, на его груди был значок депутата Верховного Совета Украины.
– Как дела? – обратился он к Кожину.
– Хорошо, – ответил комбат. – Вот готовимся к рейду в тыл.
Зуев выслушал и сказал:
– Фашиста надо бить и в хвост, и в гриву, чтобы клочья летели во все стороны. А сейчас давайте разберёмся, что делать дальше.
Они долго сидели и беседовали. Здесь состоялось первое знакомство Сократова с И.В.Зуевым. Сократов был писарем батальона. А через неделю он стоял на посту часовым и вновь увидел комиссара. Сократов окрикнул Зуева и приказал остановиться. Затем вызвал разводящего. Больше Сократов с Зуевым не виделись. Только после войны он узнал, что при переходе линиифронта его дивизионный комиссар погиб.

«Мы всё-таки прорвались...»

        Про светлый день, про горький час,
        Мой друг, ты исповедь послушай –
        Сегодня я веду рассказ...

Июнь 1990 г.

Вспоминает ветеран 40-го ОЛБ К.А.Грибовский: «Лыжи каждый готовил себе сам: смолили, подгоняли крепление. А ночью нас по тревоге подняли и быстрым маршем на вокзал. Оружие наш батальон получил в Ярославле, куда мы прибыли по железной дороге из Челябинска, оттуда наш путь лежал до станции Малая Вишера Октябрьской железной дороги. В момент выгрузки над станцией разгорелся воздушный бой. Два наших «ястребка» вели бой с двумя немецкими «стервятниками». И фашисты наших сбили, мы видели, как наши «ястребки», объятые дымом и пламенем, падали на землю. Парашютом никто не воспользовался.
Нам объявили, что мы теперь 40-й отдельный лыжный батальон и входим в состав 2-й Ударной армии Волховского фронта. После выгрузки совершили переход в сторону фронта к реке Волхов.
В середине января 1942 года войска 2-й Ударной армии прорвали оборону фашистов на левом берегу Волхова между населёнными пунктами Мясной Бор и Спасская Полисть и устремились на помощь Ленинграду. Враг ожесточённо сопротивлялся. Лёд Волхова был усеян трупами наших солдат. На левом берегу лыжбатовцы овладели строениями совхоза «Красный пахарь». Дальше движение застопорилось. Здесь в совхозе мы обнаружили ямы с картошкой и наелись ею от пуза, правда, без соли.
За три месяца боёв 2-я Ударная армия продвинулась в глубину обороны немцев и подошла к Любани. Сплошной линии обороны не было. Наступать приходилось в тяжёлых условиях лесисто-болотистой местности, полного бездорожья и суровой многоснежной зимы. И нашу минроту 40-го отдельного лыжного батальона стали использовать для эстафетной связи между штабом армии и штабами частей для передачи донесений. Кроме эстафетной связи мне пришлось быть и депутатом связи, то есть я получал пакет и должен был его доставить вовремя по назначению, отвечая за него жизнью. ... Самолёты буквально висели над нами, прижимали к земле. Во время одного перехода днём налетели два самолёта фашистов и спокойно расстреливали роту на марше, пикируя почти над головой.
После этого передвигались только ночью. Страшно хотелось есть. Ели всё, что было можно. Ножом снимали кору и под ней ели горько-сладкие волокна. Я заболел туберкулёзом лёгких и меня оставили в одной из землянок около дороги, дав несколько сухарей. А рота ушла дальше. Через несколько дней мне стало лучше, молодой организм поборол болезнь, и я поспешил за своей ротой.
Сейчас можно услышать, что, мол, в войну люди не болели. Это неправда – болели, кто-то выживал, кому на роду написано, а кто-то и умирал. Удивляюсь, как я тогда выжил! Может, большое напряжение сил и нервов спасло... Меня всегда выручало то, что я хорошо ходил на лыжах, хорошо умел стрелять и не был трусом, хотя временами было и страшновато. Однажды меня с Судомойкиным (он из Златоуста) послали в ночной дозор. Утром я обнаружил, что обморозил ноги. Около недели отлёживался – не мог ходить. Потом прошло. Были случаи, когда в боевом охранении ребята замерзали намертво. А ещё помню, как два лыжника со мной несли эстафетную службу в сарае. Сарай стоял у дороги. И вот из-за леса показались три грузовых машины. Откуда ни возьмись – налетели «юнкерсы». Двое шофёров убежали в лес, а третий настолько одурел от страха, что после каждого взрыва бомбы принимался бегать от одного угла сарая к другому, мы его успокаивали, даже били, но ничего не помогало.
Страшная вещь – страх!
Внезапно в самом конце апреля 1942 года собрали часть бойцов батальона и спешно приказали выходить по узкоколейке к месту прорыва у Мясного Бора. Командный состав батальона остался на месте с небольшой группой бойцов. Неся большие потери, по пояс в болотной жиже, мы всё-таки прорвались на берег Волхова и ночью на лодках переправились на левый берег. Место переправы у Мясного Бора называют сейчас «Долиной смерти». Старые люди, едущие по дороге Новгород – Чудово, подъезжая к этому месту, крестятся».


* * *
2 декабря 1999 г.

Мне особенно запомнились ветераны лыжбатов, челябинцы Константин Александрович Грибовский и Степан Савельевич Зубарев. Они в 90-м году приезжали в Златоуст на слёт воинов лыжных батальонов, который организовало наше поисковое объединение. Оба ещё достаточно крепкие, энергичные и, для преклонных лет, подвижные. Приезжих ветеранов (а их было девять человек) разместили в гостинице «Турист». Правда, география ветеранов лыжного братства ограничилась лишь городами Челябинской области. К сожалению, не все приглашённые смогли приехать: одним помешала болезнь, а им так хотелось побыть среди фронтовых друзей, другим просто не довелось дожить до такого праздника. Ветераны выступали в школах Нового Златоуста на «уроках мужества», открывали выставку краеведческих материалов во Дворце Победы, а во время митинга у Обелиска Славы возлагали цветы к Вечному огню, фотографировались. И, конечно, был «огонёк», на котором не обошлось без «наркомовских» ста граммов, после чего фронтовое братство ветеранов раскрылось во всей своей душевной красоте. Собравшись вместе, они поговорили всласть. Каждый хотел сказать о своей фронтовой лыжне. Я же, что называется, мотал на ус, слушал и записывал.
...Мясной Бор, Ольховка, Сенная Кересть, Малая Вишера – эти названия населённых пунктов, как пароль, на каждого действовали магически.
Всё то, что я рассказал о 2-й Ударной, разумеется, узнал не сразу и, тем более, не на этом вечере. Но я считаю для себя плодотворным именно 1990 год.
Публикации в местных газетах Златоуста о проведении слёта воинов лыжбатов и организация выставки краеведческих материалов вызвали живейший отклик у ветеранов. Они сами  приходили в редакцию и с порога заявляли: «Я был в лыжном батальоне...» или «Я – лыжник, воевал на Волховском фронте...».
Так я познакомился с бывшим разведчиком 241-го ОЛБ
А.П.Хороборовым и бывшим стрелком того же батальона
И.Н.Лебедевым, которые в свою очередь сообщили адреса своих фронтовых друзей-лыжников П.М.Виноградова, М.П.Дружкова, А.Н.Механошина, А.И.Ступина, Г.Г.Хакимова, Г.С.Сафина, В.П.Коробицына, А.М.Азеева, К.И.Меркулова... Работа закипела. Список имён ветеранов ОЛБ, словно снежный ком, день ото дня разрастался. И если до февраля 1990 года в нашей картотеке насчитывалось 292 лыжника-уральца, то после февраля – 369, среди них 76 воинов из Златоуста. Я хочу ещё привести важное дополнение из письма Степана Савельевича Зубарева.
Дело в том, что он обнаружил ещё одно имя лыжника. Владимир Александрович Медведев воевал в 44-м батальоне. В одном из писем домой он, сообщая о назначении его командиром взвода лыжников, писал: «Стоят суровые морозы. Большие снега. Но мы хорошо одеты. Иногда забрасывают в тыл к немцам. Ведём напряжённые бои, громя вражеские тылы и гарнизоны. Береги детей. Воспитывай их достойными людьми...» А вскоре пришло извещение: «Сержант Владимир Александрович Медведев, верный воинской присяге, проявив мужество и героизм, убит в бою 31 марта 1942 года». Вдова воина Мария Александровна Медведева выполнила наказ мужа, вырастила троих детей достойными отца-героя.
Героические и трагические судьбы воинов уральских лыжных батальонов Великой Отечественной принадлежат двадцатому веку, а значит – и нам, их детям, внукам и правнукам. И мы должны помнить, что сначала была Долина смерти в Мясном Бору, а триумф Победы – много позже, почти через четыре года.
Шёл в атаку без страха

«На рубеже Малый Волховец и озеро Ильмень войска Северо-Западного, а затем и Волховского фронтов два с половиной года сдерживали натиск фашистских полчищ, рвущихся к Ленинграду. Поражает стойкость и мужество бойцов.
Линия фронта здесь проходила через болота по островам, которые походили больше на плавающие рощи. Болота не замерзали даже зимой. Во время весеннего половодья и осенних дождей всё сплошь покрывалось водой. Передвижение было возможно по бревенчатому настилу. А где не было настила, бойцы шли, толкая перед собой маленькие плотики со снаряжением. Дождливыми ночами, сгибаясь под тяжестью груза, колонны подносчиков несли на себе патроны, снаряды, продовольствие, а возвращаясь, выносили раненых. В болотистой местности по абсолютному бездорожью они шли на расстояния до 30 км. Но они сумели сохранить боевой дух, стойко сражаясь до последней капли крови.
(Из материалов поиска Магнитогорской школы № 8).

Командир Н.П.Тукмачёв в январе 1942 года вместе со взводом выбыл из 41-го лыжного батальона в подчинение 382-й дивизии. Но ещё не раз он встречался с друзьями-однополчанами, когда они проходили через расположение части. Последняя встреча была короткой – батальон уходил на линию огня. Только после войны ветеран узнал, что лыжбат погиб в неравном бою.
В феврале 1942 года, как рассказывал ветеран-лыжник Г.М.Куликов, кавалерийский корпус Гусева понёс потери, ослаб, и его пополнили 39-м и 40-м ОЛБ, 327-й стрелковой дивизией и 1100-м полком под командованием И.К.Сульдина. Перерезав железную дорогу Новгород – Ленинград, взяли д.Каменка. Немцы ввели свежие силы, усилили активность авиации, сковав наступательные действия 2-й Ударной армии.
А комбат 241-го батальона Андрей Максимович Давыдов вспомнил такой любопытный случай: «Я ещё был комроты, мы стояли тогда в обороне и обнаружили на передовой немецкую кухню. Изучив распорядок дня, я взял с собой двух связистов, и мы подползли к кухне метров на сто, вызвали огонь на себя. Уничтожили тогда до трёхсот немцев, прибывшее пополнение. А самый первый бой моя рота вела с егерским полком немцев, просочившимся в наш тыл. Устроив засаду и подпустив на близкое расстояние, мы открыли по фрицам губительный огонь и уничтожили до батальона немцев».
Геннадий Михайлович Подобед из Челябинска рассказывал, как его 40-й ОЛБ прибыл на Волховский фронт, как получил задание участвовать в прорыве блокады, как позднее участвовал в боях на Калининском фронте, а затем через Ладогу шёл в блокадный Ленинград. Как 600 дней и ночей стоял под Нарвской Дубравкой и Пулковскими высотами. Несмотря на неимоверные трудности, бойцы и командиры стойко сражались за город Ленинград. С.С.Зубарев рассказывал, как его 44-й батальон вышел на исходный рубеж (р.Волхов, напротив д.Ковалёвка). Сделав ночной переход через лес, к утру лыжники вышли на передовую. Три роты сразу же с марша вступили в бой.
Я узнал от Степана Савельевича, что в боях при прорыве в Мясном Бору этот батальон сражался сначала в составе 58-й отдельной стрелковой бригады, а позднее – в 327-й стрелковой дивизии. Сражался геройски, до последнего патрона.
Бывший политрук роты 40-го ОЛБ Я.В.Тверсков рассказывал: «Под Спасской Полистью враг укрепился на перекрёстке двух дорог. 1101-й полк нёс потери, но вырваться из клещей не мог, так как в лесу был глубокий снег. Помог 40-й лыжный батальон, который, разведав фланги врага, неожиданной атакой, а главное – без потерь для себя, выбил немцев с важного стратегического пункта».
Если же говорить о других лыжных батальонах, то в первые три месяца 1942 года, когда шли непрерывные бои, личный состав их сильно поредел, а некоторые вообще были обескровлены. Вышел приказ о расформировании. В марте-апреле 1942 года были расформированы 39-й, 45-й, 46-й, 49-50-й, 166-й,
170-171-й лыжные батальоны. Остатки лыжников из этих батальонов влились при укомплектовании в 53-ю стрелковую бригаду. А судьба 42-го лыжного батальона так и осталась неразгаданной – батальон не вернулся в закреплённую часть. Вероятно, погиб в неравном бою.
Важные дополнения сообщил бывший командир роты 40-го ОЛБ Г.М.Куликов. Ветеран писал, что они на фронт прибыли в декабре 1941 года, а уже в первых числах января было получено задание выйти к реке Волхов в районе совхоза «Красный ударник». Ночным штурмом его лыжбат захватил хорошо укреплённый пункт на левом берегу р.Волхов. После этого лыжники прочёсывали лес от остатков немцев. У деревни Ямно окружили и уничтожили немецкий штаб. После прорыва в районе Мясного Бора Георгия Михайловича назначили командиром миномётной роты. Впоследствии рота переименована в эстафетную, она поддерживала связь между штабами. Позднее были расставлены пикеты через 2 – 3 километра по линии передовых частей, а при штабе находился заместитель командира эстафетной роты 40-го ОЛБ Валерий Евгеньевич Женишек. К нему поступали все пакеты, которые передавались до этого от пикета к пикету под постоянной угрозой захвата врагом, из-за чего не раз приходилось вступать в неравный бой.
Бывший старшина 241-го ОЛБ Илья Матвеевич Кочетов вспоминал, как к 4-му гвардейскому корпусу прикомандировали
241-й, 242-й и 243-й ОЛБ. Они с января по май, по лесам и болотам, наступали от Волхова на станцию Любань. Весной – никаких дорог, по колено в воде. И, конечно, несли потери. 242-й батальон влился в состав дивизии, а 243-й – в 241-й лыжный батальон и стал именоваться моторазведывательным. Во время Синявинской операции он попал в окружение, из которого не вышел командир батальона Фейман. В октябре этот батальон в составе 4-го гвардейского корпуса выехал под Сталинград, в ноябре вступил в бой, а позднее был переброшен в Румынию.
А Николаю Павловичу Тукмачёву помнятся бессонные ночи, заснеженные Волховские леса, когда любая ошибка в ориентировании могла стоить жизни. «В тылу врага лыжников выдавала лыжня. При переходе дорог они пытались её маскировать, но всё равно немцы обнаруживали лыжников, устраивали засады, минировали дороги. Возвращаясь с задания уставшими, многие быстрее хотели попасть к своим. Некоторые бойцы надеялись на русское «авось» и погибали...
...Правильно говорят, что люди познаются в боевой обстановке. К примеру, солдат Брюханов обладал отменным чутьём. Пулемётчик Краснокутский управлял своим пулемётом играючи. Татарин Ангам – человек исключительной храбрости...»
Ветеран из Челябинска А.Д.Ядрышников вспоминал, как его 159-й ОЛБ получил задание зайти в тыл немецкого гарнизона, как рано утром, покинув с.Зайцево и совершив бросок по глубокому снегу в Лукских лесах, лыжники вышли к большаку, с трёх сторон атаковали немцев в Царёво и выбили их из села. Однако враг ещё дважды пытался возвратить село. И дважды завязывался жесточайший бой, в результате чего фашисты понесли большие потери и отошли. Это был первый боевой успех батальона.
А в мае 1942 года батальон принял тяжёлый бой под д.Мелевщиной на берегу р.Куньи. Лыжники силами одной роты в течение пяти дней мужественно отражали атаки гитлеровцев, не хватало боеприпасов и питания, но всё-таки выстояли и приказ выполнили: левый берег реки Куньи у г.Холм удержали. Сотни гитлеровцев нашли себе могилы на месте сражения.
Воспоминания А.И.Барманова в нескольких строках: «Наш 250-й ОЛБ высадился на станции Старица (Калининский фронт). Помню, находились в д.Малая Подленко, оттуда 4 марта 1942 года перешли в наступление – нам был дан приказ перерезать железную дорогу Ржев–Белый. Трём батальонам, кроме 250-го ещё 249-й и 251-й, было придано шесть танков «КВ». За три дня наши батальоны освободили от фашистских захватчиков двадцать один населённый пункт».
О 244-м ОЛБ рассказывал ветеран из Свердловска А.Т.Михайлов: «Батальон выгрузился недалеко от станции Осташково, прошли озеро Селигер, всё время – по тылам, совершая ночные налёты на гарнизоны немцев в сёлах. Освободили
д.Ожилды. Перед каждой операцией проводились партийные и комсомольские собрания. Помню, за мной была закреплена гармошка, которую носил шесть месяцев по дорогам войны, хранил, как боевое оружие. А ещё помню, как наш батальон оседлал дорогу, ведущую в райцентр Молводицы, захватил трактор с двумя прицепами, с продовольствием и горючим. Пополнив свои запасы, всё остальное уничтожили. Эту дорогу мы удерживали три недели. Было уничтожено двести немцев, трактор с прицепами, три автомашины и два мотоцикла. После этого нас сменило стрелковое подразделение. Наш лыжный батальон участвовал в освобождении районного центра Молводицы».
Ветеран из Миасса М.П.Попов вспоминал о подвигах 249-го батальона. В июне 1942 года этот батальон находился на Калининском фронте, в 5 км от станции Мостовая у села Большая Вязовка. На аэродроме – тяжёлые немецкие самолёты с пополнением. Батальон получил задание: захватить «языка». На подготовку было затрачено три дня. Вся группа день и ночь наблюдала за передним краем, изучая обстановку, выявляя огневые средства противника. Участок советской обороны простреливался из трёх дзотов. От дзота у опушки леса к дзоту, что находился ближе к батальону, лыжники прорыли траншею, из которой всё хорошо просматривалось. Немцы ночью не появлялись. Учитывая это, группа наших разведчиков проникла ночью в траншею, вырыла ниши, тщательно замаскировав убранный грунт.
...Долго тянулось время! А когда, наконец, настало долгожданное утро, полное напряжения и тревоги, послышалась немецкая речь. Сколько их? Один, десять?.. Заранее было решено пропустить нескольких немцев через первую пару разведчиков, а остальных – отсечь автоматным огнём. И, конечно, главное – захватить «языка» и выкинуть его за бруствер. Другая группа из трёх разведчиков должна доставить «языка» в часть. Всё получилось так, что лучше не придумаешь! Немец оказался один, без труда был зажат группой захвата и обезоружен. Разведчики без помех его скрутили и поволокли. А после сигнальной ракеты их ещё и поддержали огнём. Словом, «ценный трофей» был благополучно доставлен в часть.

    * * *

Апрель 1990 г.

В газете «Фронтовая правда» от 1 февраля 1942 года я нашёл обращение такого содержания: «Лыжники Красной Армии! Проникайте в тыл противника, перехватывайте его пути, наносите удары во фланги и тыл врага, громите и уничтожайте его технику и живую силу». Но ещё задолго до этого обращения, прироверке лыжных частей в Челябинске, К.Е.Ворошилов говорил: «Я выражаю уверенность, что уральцы-лыжники с честью и достоинством выполнят свой долг перед Родиной».
...Сотни жителей деревни Шенали (фашистские каратели угоняли их в Германию) благодарны за своё спасение 158-му уральскому лыжному батальону. Этот батальон свалился на фрицев как снег на голову, атаковал стремительно, дерзко, и отбил у врага женщин, стариков и детей.
...А какой жаркий бой разгорелся недалеко от хутора Борки! Как рассказывали ветераны, батальон эсэсовцев захватил в плен немало советских солдат и офицеров. Полковник Заукель придумал расправу: пустить пленных навстречу наступающим нашим частям. Пусть, мол, перестреляют своих. Но вовремя подоспели уральские лыжники, которые внезапно напали на карателей и, разгромив их, освободили военнопленных.
Сколько ещё смелых и дерзких налётов совершали лыжники: взрывали склады и мосты, пускали под откос эшелоны с техникой и живой силой! Слава о них гремела по всем фронтам.
Правительство проявляло отцовскую заботу об уральских лыжниках. 158-й лыжный батальон прибыл в Москву. На рассвете командиров вызвали в штаб, который помещался в клубе строителей. Перед собравшимися выступал генерал. В это время на сцену поднялся М.И.Калинин и поздоровался со всеми. Он сказал, что наша партия и правительство возлагают большие надежды на уральцев. «Бейте же безжалостно фашистских захватчиков, чтобы они не нашли дороги обратно». М.И.Калинин сошёл в зал, подсаживался к командирам, выспрашивал о готовности, о снабжении. Он подошёл к комсоставу лыжников, спросил: «Скажите, все так молоды и здоровы как вы?» Потом улыбнулся и сказал: «С такими молодцами мы победим любого врага». А когда уходил, с отеческой строгостью сказал: «Зря не рискуйте, берегите людей. Думайте о них в любой обстановке».
Да, они были молоды, они рисковали и не берегли себя. Шли в бой с одной лишь мыслью: победить врага, отстоять свой рубеж и захватить новый плацдарм. Так поступали лыжбатовцы, так поступали все. «Лыжники и конники Гусева продолжают развивать боевые действия против противника, засевшего в своих опорных пунктах», – писала «Фронтовая правда» 22 февраля 1942 года. И всё же лыжники первыми ворвались в деревню Дубовик, а затем – конники Гусева...
Илья Матвеевич Кочетов рассказывал, как за неделю до отправки на фронт 241-й батальон вышел на занятие. Но занятия не было. «Лыжников выстроили на опушке леса, к ним присоединились 242-й и 243-й ОЛБ. Через некоторое время подъехало несколько легковых машин. И вот с правого фланга раскатилось: «Ура!» Лыжники услышали: «Здравствуйте, товарищи лыжники!». Все узнали К.Е.Ворошилова. Он приказал 2-й роте выйти из строя и «атаковать» посёлок. Сам надел лыжи и пошёл вслед за ротой. Когда атаку закончили, Ворошилов собрал батальоны вокруг себя, встал на сани и произнес речь. Его плохо было видно – под ноги поставили ящики. Я стоял от Ворошилова в десяти-пятнадцати метрах. Он сказал: «Лопату, как ложку, держите при себе. Вы атаковали очень кучно, в бою будет много раненых. Вспомните меня, старика».
Когда лыжники отправлялись на фронт, стоял сильный мороз, дул северный ветер. Вагоны продувались насквозь. В пути доставали печки, утепляли вагоны. Через Свердловск – на Вологду, Череповец, Бабаево, Тихвин, Волхов. В Ярославле попали под бомбёжку, но никто не пострадал. В Волхове выгрузились. Эти три ОЛБ вошли в 4-й гвардейский корпус. Наступали в составе 54-й армии от Волхова на Любань. Шли по болотам, заваленным метровым слоем снега. Любань взять не смогли, а стояли в 15 км от деревень Дубовик и Липовик. Стояли в обороне до весны. Только тогда было приказано выбить врага из Бора. Но прямой атакой Бор не взяли из-за сильного встречного огня. Тогда лыжбаты совершили обходной маневр, и враг отступил. С января по 20 мая 1942 года 243-й батальон находился в лесу. Когда началось таяние, лыжники оказались по колено в воде со снегом. В это время дорог не было, и они носили продукты и боеприпасы со складов к передовой на себе. Из-за больших потерь 243-й батальон присоединили к 241-му, а 242-й батальон влился в какую-то другую часть. 241-й батальон вскоре преобразовали в отдельный моторазведбат и отвели на Чёрную речку, где он получил пополнение. В августе-сентябре он участвовал в Синявинской операции. А в октябре 1942 года вместе с 4-м гвардейским корпусом выехал под Сталинград. Наступал от Сталинграда на Кантемировку, Чертново, Рубежное, ст.Лозовая, Павлоград. Прошёл с боями около 600 км. В июне 1943 года батальон был преобразован в моторазведроту, где командиром назначили А.М.Давыдова. Во время наступления соединений разведрота поддерживала связь по рации с управлением разведки.
Когда на Курской дуге наши войска перешли в наступление, разведрота тоже наступала до самого Днепра. За Днепром сходу был захвачен плацдарм, который к январю 1944 года другие части расширили до Апостолово и Пятихаток. Наступали советские части в течение всей зимы по грязи, но всё-таки понемногу продвигались вперёд. В первой декаде апреля освободили Николаев, потом – Одессу и вышли к Днестру. На Днестре в районе Кицканы – Тирасполь – Бендеры простояли в обороне всё лето. В наступление с Кицканского плацдарма перешли 20 августа. Наступали на Галац, Браилов, Бухарест. В г.Галац разведрота вошла первой. За это ей было присвоено звание Галацкой. После взятия Бухареста переправились через р.Дунай и вошли в Добруджу (на Болгарской территории). И так, от Добруджи через Софию, вышли к югославской границе. В декабре 1944 года с 4-м гвардейским корпусом (3-й Украинский фронт) разведрота Давыдова была переброшена в Венгрию под Будапешт. Она принимала участие в окружении немцев в Будапеште, взятии г.Дунафельдвору, что севернее озера Балатон, освобождении г.г. Пано и Шапрон. А 4 апреля – перешла австрийскую границу. В течение месяца продолжались бои в Австрии. И наконец, долгожданный день Победы – 4 мая 1945 года.
В июле 1945 года штаб 3-го Украинского фронта вновь переведён в Румынию в порт и город Констанца, с ним – и рота
А.М.Давыдова. В октябре 1945 года боевые лыжники демобилизовались и... «Да здравствует Урал!».
Этот путь прошли воины 241-го и 243-го ОЛБ Архипов, Михайлов, Сальков, Кочетов. Одним эшелоном они выехали на фронт в 1942 году, а в 1945 году в одном эшелоне возвращались обратно на родину, на родной Урал.
Илья Матвеевич Кочетов помнит, что вначале был комбатом лейтенант Гаврилов, комиссаром-политруком Урванцев, командиром 1-й роты лейтенант Андреев, командиром 2-й роты лейтенант Бабурин, командиром 3-й – лейтенант Бояринцев, командиром пулемётного взвода – лейтенант Белов, командиром миномётного – лейтенант Дрепаско, командиром взвода его роты – Андрей Максимович Давыдов, который впоследствии стал командиром роты, а командиром взвода – Филипп Матвеевич Карепанов. Когда прибыли в Волхов, Ф.М.Карепанов был сразу же назначен начальником штаба батальона. Боевой путь, пройденный 241-м и 243-м отдельными батальонами, поистине был героическим.
Пишет Геннадий Иосифович Геродник: «В ноябре-декабре 1941 года проходил подготовку в 280-м запасном лыжном полку в Пермской области, в 12 км от г. Нытва. Воины были хорошо обмундированы. 3 января выехали на фронт 172-й, 173-й и
174-й ОЛБ. Дней 10 стояли в Рыбинске. На ст. Медведево, что рядом с Бологое, попали под бомбёжку, потеряли первого убитого. Выгрузились в Малой Вишере и на лыжах пошли к фронту в сторону Гряды. Ночевали в подвалах Селищенских казарм. Затем шли через Коломно, Бор, Арефино, Красный посёлок в освобождённый Мясной Бор. Рядом наши войска громили врага в деревнях Любино Поле, Любцы, Земницы. В Любанской операции принимало участие около 20 лыжбатов. 173-й и 174-й ОЛБ ушли по другому назначению. А мы 7, 8 и 9 февраля участвовали в боях за расширение горловины прорыва в Мясном Бору. В ночь на 10 февраля 1942 года 24-й ОСБ и 561-й артполк форсированным маршем двинулись на Новую Кересть и Ольховку. Наш 172-й батальон шёл с флангов в боевом охранении. А когда прибыли в Ольховку, то влились в подчинение 4-й гвардейской стрелковой дивизии, которой было придано много частей, и именовалась она группой Андреева. Бои тогда шли за Ольховские Хутора, Сенную Кересть – это в направлении города Чудово. Наш лыжбат входил в 8-й гвардейский полк (комполка полковник Никитин). Мы охотились за мелкими группами гитлеровцев, когда те просачивались в наши тылы, охраняли дорогу Ольховка – Спасская Полисть, на которую враг нажимал с севера от Чудово. Когда началась распутица, пришлось подносить от горловины Мясного Бора продовольствие и боеприпасы...
...Меня назначили старшиной 3-й роты и одновременно переводчиком батальона. Во время боя за Ольховские Хутора подорвался на мине, но мне повезло: на одном из последних грузовиков был вывезен через Долину смерти на Большую землю, затем выбыл в госпиталь. ...Новая Кересть, Селищенские Казармы, Малая Вишера, Боровичи, Рыбинск, Тюмень. После войны нашёл двух однополчан. Волошин Александр Николаевич вынес с поля боя более 60 раненых и был первым в батальоне награждён орденом Красной Звезды. Он был в окружении, но вышел и в дальнейшем воевал на других фронтах и войну окончил в звании капитана. Мой второй однополчанин Фунин Владимир Фёдорович был старшиной, кроме этого был парторгом. Он демобилизовался из рядов Советской Армии тоже капитаном. От них я узнал, что остатки 172-го лыжного батальона вышли через горловину Мясного Бора. После этого фашисты замкнули горловину окончательно.
Наш батальон вышел из Долины смерти накануне 26 июня 1942 года.
После выхода из окружения в 172-м лыжном батальоне осталось 60 человек, это были раненые и дистрофики. После излечения в г.Тюмени я был снят с военного учёта. Позднее был перекомиссован и признан ограниченно годным второй степени. После этого воевал на Ленинградском и 3-м Прибалтийском фронтах. Окончил курсы военных переводчиков, работал диктором на всевозможных радиоустановках, ведущих пропаганду среди войск противника. С января 1944 года до начала 1947 года был переводчиком в лагере военнопленных в г.Валга. После демобилизации вернулся на преподавательскую работу: был директором школы, преподавал математику и физику в г. Валга. Усиленно занимался литературным творчеством. Член Союза писателей с 1959 года, издал десять книг.
В 1976 году совершил мемориальное путешествие по местам боёв. Люди не знают о достойном боевом подвиге 2-й Ударной армии, а считают, что её увел к немцам предатель Власов. Краеведы и историки добиваются, чтобы Любанская операция была отмечена, если не мемориальным комплексом, то хотя бы скромным обелиском».
Я узнал, что памятник воинам 2-й Ударной армии воздвигнут в Мясном Бору... Установлены прочные связи с ветеранами войны и родственниками погибших героев, поисковики участвуют в раскопках останков погибших – всё это стало важным средством патриотического воспитания молодёжи. И ты, дорогой читатель, остановись у памятника, поклонись святому историческому месту, не забудь, какой ценой дано тебе всё это. Помни о своём нравственном долге...
...Удивляюсь, столько лет прошло с того времени, как начинали поиск, а письма всё ещё приходят. Стараются помочь поиску своими дополнениями и уточнениями ветераны лыжных батальонов А.Г.Пронягин, Н.Ф.Зайкин, А.И.Горбунов, И.П.Костин, Н.Г.Григорьев, П.З.Птицын, Г.В.Ежов, К.Г.Селенских, М.С.Колмогоров и многие другие. Большая вам благодарность, дорогие ветераны!

Глава     пятая

ИМЕНА,
ВЫРВАННЫЕ ИЗ ЗАБВЕНИЯ

        Память старого солдата,
        Как и рана пулевая, –
        Та же зона фронтовая.

    Когда же закончится эта война...

Воспоминания ветеранов войны – ценные документальные свидетельства. В них – судьбы людей, их взгляды и чувства, горести и радости, их отношение к событиям. В них трагедия  и стойкость, горечь утрат и радость побед. И пока эти воспоминания хранятся, будет жить память о самой страшной войне.
– Война кончится тогда, когда будет захоронен последний погибший солдат, – так сказал русский полководец Александр Васильевич Суворов.
В прессе называлась цифра: остались на полях былых сражений непогребёнными 250 тысяч советских воинов. Если бы... Только земля Новгородской области буквально усеяна костями наших солдат. Без вести пропавшие... Они лежат там, где их настигла смерть: на нейтралке и в траншеях, в воронках и взорванных блиндажах...
...Любанскую операцию осуществляли войска Волховского фронта с декабря 1941-го по июнь 1942 года. Она стоила ста тысяч жизней солдат и офицеров 2-й Ударной армии, 52-й и 59-й армий. И, как теперь знаем, большая часть павших до сих пор лежит в лесах и болотах неподалёку от деревень Мясной Бор Новгородского района и Мостки Чудовского района.
Иногда доводится читать и слышать, что нет безвестных героев, что рано или поздно все имена будут вырваны из забвения. Хотелось бы думать так. К сожалению, эти заявления далеки от реальности. Судьбы очень многих воинов, сражавшихся на Волховском фронте, на других фронтах Великой Отечественной войны, тому пример. Крайне сложно или невозможно точно назвать всех, кто утонул на волховских переправах, в болотах и топях. Никто не в состоянии перечислить поимённо всех бойцов, оставшихся в печально известной Долине смерти под Мясным Бором. Ни одна из больших войн не обходится без пропавших без вести, сгинувших бесследно. Наше общество пересмотрело своё отношение к людям, по воле обстоятельств оказавшимся в плену, окружении. Миллионы пропавших без вести – наша общая боль, незаживающая рана Великой Отечественной.
...Прошлое забывать нельзя. Прошлое в нас самих. Не случайно ещё великий русский поэт А.Пушкин по этому поводу заметил, что вслед за потерей исторической памяти наступает смерть. А советский поэт А.Твардовский сказал так:
    Не голос памяти правдивой,
    Таит беспамятность беду...
    Кто прячет прошлое ревниво,
    С грядущим явно не в ладу.
Нам сейчас хорошо известно, что военкоматы и архивы на бесчисленные письма людей, разыскивающих своих родных и близких, могли сообщать лишь год, в котором солдаты пропали без вести. И как самая большая ценность хранятся по сию пору в семейных шкатулках эти пожелтевшие извещения, теряется последняя надежда узнать о судьбе отца или мужа, положить цветы на его могилу...
И всё же знайте, друзья мои, что и через пятьдесят с лишним лет становятся известными имена погибших героев, и на месте их гибели вырастают памятники. Каждому солдату в годы войны выдавались медальоны – маленькие эбонитовые цилиндрики с вкладышами внутри, на которых записывались имя, фамилия, отчество бойца, адрес семьи и некоторые другие данные, по которым можно сообщать о судьбе человека, чаще всего, к сожалению, о его гибели. Медальоны так и называли – «смертники». Некоторые считали плохой приметой брать их с собой – убьют. И выбрасывали с глаз долой или пускали тонкие бумажные вкладыши на самокрутки. Но чаще всего «смертники» аккуратно заполнялись – как последняя весточка с фронта.
Может быть, сегодня, в праздник, будут похороны тех, кто погиб пятьдесят пять лет назад, но так за эти годы и не был достойно предан земле. Они оказались забыты страной, но не энтузиастами – молодыми людьми. Мне не раз приходилось писать о поисковых отрядах, которые в последние годы наиболее интенсивно и регулярно с конца апреля по 9 мая с помощью общественных организаций и Министерства обороны проводят в областях, где шли тяжёлые бои, Вахты Памяти по поиску и перезахоронению останков погибших воинов, восстановлению памяти погибших.
В одной из таких Вахт принял участие вместе с другими поисковиками из школы №15 Златоуста и мой средний сын Володя. Он теперь никогда не забудет, что такое война...
...У бабы Нюты синие глаза, по-старушечьи повязанный на лоб шерстяной платок, телогрейка и шершавые ладошки. Она принесла нам полкружки бензина: моросил дождь, и костёр не хотел разгораться. Пламя вспыхнуло, поленья затрещали как-то не в меру весело, и озябшие руки потянулись к огню.
В 42-м с тремя маленькими детьми – самому младшему было три месяца, старшему пять лет, – она месяц прожила в окопе.
– Вон там, – машет она рукой куда-то в поле и молчит. Сколько раз этот клочок земли переходил из рук в руки, она не помнит – уж больно много. Сколько людей – и наших, и немцев – погибло! – качает головой и плачет. Река, что протекает возле её деревни, от крови была красной. После того, как бой заканчивался, местные жители тащили убитых по снегу и складывали в воронки.
Там и сейчас лежат... Одна из воронок – прямо рядом с деревней.
Каждый день какой-нибудь из отрядов находит медальоны. Ночью ребята с помощью подручного простенького оборудования, – а другого у них просто нет, – пытаются расшифровать стёртые временем надписи. И расшифровывают – на удивление опытным криминалистам. А наутро в нужные города и посёлки отправляются телеграммы – искать родственников погибшего. Дай Бог, чтобы нашли...
Подняты останки тысяч погибших воинов. Герои наконец похоронены. Но сколько их ещё осталось лежать?
– Когда же наконец закончится эта война? – шепчет баба Нюта...


По лыжне 41-го...

С 1977 года в Челябинске ежегодно проводятся гонки лыжников страны на призы, учреждённые советом ветеранов Уральских лыжных батальонов. Они по традиции проводятся на тех трассах, где в сорок первом году лыжники-уральцы готовились к боям, – в берёзовой роще за деревней Шершни, откуда их путь лежал на Волховский фронт.
...Лыжные соревнования – это всегда праздник. Для спортсменов – это азарт борьбы на лыжне, а для болельщиков, среди которых почётные гости – ветераны войны, бывшие воины уральских лыжбатов, – это воспоминания, иногда и со слезами на глазах. Они, бывшие в годы войны легендарными «снежными призраками», «белой смертью» для фрицев, мужественно сражались на фронтах Великой Отечественной. Многие не дожили до Победы. Памяти живых и мёртвых посвящены эти Всероссийские лыжные гонки. Я вновь встречаю в школе №5 г.Челябинска тех, кто приехал на соревнования.
Они постарели, дорогие мои земляки-лыжбатовцы, челябинцы В.Е.Тытагин, Н.В.Павлова, М.С.Колмогоров, П.А.Пономарёв, В.Н.Александров, В.А.Пыльнов, А.А.Ситков, Д.Я.Летагин, копейчанин А.И.Босых и С.С.Зубарев из Полетаево, но не потускнели их героические дела. Группу ветеранов обступили ребята, у которых ещё есть время до старта. Бывший воин, сержант 253-го отдельного лыжного батальона М.С.Колмогоров рассказывает: «В 1941 году я окончил десять классов, а через месяц уже был призван в ряды Красной Армии. После краткосрочной боевой подготовки попал на фронт. Наш лыжный батальон очень часто забрасывали в тыл врага для уничтожения фашистских гарнизонов. Лыжная подготовка мне тогда пригодилась. Воспиывайте в себе выносливость, занимайтесь спортом...»
Соревнования были в разгаре. Выступал в этой гонке и 52-летний психотерапевт из Коркино Владимир Попов. После финиша, отдышавшись, он заметил: «Я был мальчишкой, когда началась война. Сегодня в десятый раз пробежал по этой тяжёлой олимпийской лыжне. Каждый раз бегу, чтобы почтить таким необычным способом память своего дяди Дмитрия Полтораднева, воина-лыжбатовца, погибшего на Волховском фронте».


* * *

Через группу, которая сегодня переросла в объединение «Поиск», установили между собой контакты многие ветераны-лыжники, разбросанные по всей нашей стране. Мы долго вынашивали идею: организовать встречу ветеранов уральских лыжных батальонов. Подумывали о нагрудном знаке «Ветеран Уральских лыжных батальонов». Даже сделали его эскиз. Наша мечта сбылась в 1975 году. В том же году был избран Совет ветеранов УЛБ. С тех пор встречи в школе №5 г.Челябинска стали традиционными. Хочу сказать слова благодарности директору школы №5 Григорию Яковлевичу Сенькину и его заместителю по воспитательной работе Валерию Ивановичу Апухтину за то, что они организовали в школе прекрасный музей боевой славы Уральских лыжных батальонов, что под их руководством по-прежнему проводятся Всероссийские соревнования юных лыжников на призы УЛБ. Немало боевых реликвий, документов и фотографий переданы в Челябинский областной музей «Орлёнок», Саткинский краеведческий, школьные музеи Челябинска и пос.Бердяуш. Открытие выставки «Живых и павших имена» и проведение в Златоусте слёта ветеранов лыжбатов мы рассматриваем как признание важности проводимой работы.

    Эпилог

Прошли годы, десятилетия! Выросли дети, внуки, правнуки, но до сих пор в Челябинске нет памятника воинам лыжных батальонов, павшим на фронтах Великой Отечественной войны. Его можно было бы установить на месте формирования этих подразделений, в посёлке Шершни под Челябинском. Есть только «импровизированная землянка», сделанная руками энтузиастов. У землянки два раза в году, на 23 февраля и 9 Мая, собираются ветераны. С каждым годом редеют их ряды. Хотелось бы, чтобы памятник появился при их жизни, ведь он не просто символ, а конкретное воплощение героического прошлого.
Кажется, Анна Ахматова сравнила человеческую память с прожектором, который высвечивает отдельные моменты, оставляя вокруг неодолимый мрак. Очень точно сказала поэтесса, и всё-таки память живёт, хотя и слабеет с каждым годом. Трудно было восстановить подробности тех боёв, в которых участвовали лыжбатовцы, так как минуло столько лет. Очень многие уральцы погибли или умерли после войны. Нам не хочется, чтобы канули в забвение имена тех, кто пролил кровь у стен Ленинграда и на Волхове, под Москвой и в Карелии, наша задача поддержать эту память, укрепить её конкретными делами.
Непросто было работать над поисковыми материалами и воспоминаниями ветеранов, постоянно сверять, уточнять не раз описываемые события. Помогли архивные документы, газетные публикации тех лет, и всё же грызёт сомнение: а всё ли получилось? В одном я уверен точно, что поиск, который мы ведём уже более двадцати пяти лет, не напрасен. Не претендуя на роль историка, я всё же пытался соблюсти хронологическую последовательность и объективно оценить значение Любанской операции.
Я пишу о войне, потому что нельзя о ней не писать. В этом отношении, мне кажется, хорошо сказал Владимир Высоцкий: «Война всегда будет волновать – это такая великая беда, которая на четыре года покрыла нашу землю, и это никогда не будет забываться, и всегда к военной теме будут возвращаться все, кто в какой-то степени владеет пером».
Память о войне свята и священна, и как хотелось бы, чтобы кто-нибудь из этого документального повествования узнал о своих родных и близких, о том, как мужественно защищали Родину от фашистских захватчиков боевые лыжники с Урала.
Выражаю искреннюю благодарность председателю совета ветеранов уральских лыжных батальонов, бывшему командиру отделения 39-го ОЛБ М.Е.Колесникову, бывшему начальнику отдела связи штаба 2-й Ударной армии, генерал-лейтенанту в отставке А.В.Афанасьеву, бывшему начальнику разведки 2-й Ударной армии, генерал-лейтенанту в отставке А.С.Рогову, бывшим командирам подразделений К.А.Грибовскому, А.М.Давыдову, В.Е.Женишеку, А.А.Земерову, Г.М.Куликову, Н.П.Тукмачёву, сержантам и бойцам С.С.Зубареву, М.С.Колмогорову, А.А.Абакумову, Г.Г.Борисову, Д.П.Сократову, Я.В.Тверскову, бывшей медсестре Н.В.Павловой, первому организатору группы «Поиск» А.И.Поповой и другим, чьи воспоминания, письма, советы помогли в работе над этой книгой.
Особая признательность заведующей отделом В.А.Кеменовой и другим сотрудникам тогда ещё Центрального архива МО СССР, предоставившим возможность работать с документами и газетами военных лет.


    * * *

Уже, казалось бы, поставлена последняя точка в моих поисках, уже «По следам снежных призраков» прошёлся остро заточенный карандаш строгого редактора... И вдруг после трогательной, волнующей встречи в Челябинске с ветеранами лыжбатов Н.В.Павловой, М.С.Колмогоровым, К.А.Грибовским и В.А.Пыльновым узнаю, что к 55-летию Великой Победы в Челябинске планируется открытие мемориальной доски, посвящённой памяти воинов уральских лыжных батальонов. Это известие меня так обрадовало, что я написал новые стихотворные строки. И когда я дождусь выхода книги, на встрече ветеранов уральских лыжных батальонов обязательно прочту:
Это было не со мной, а с вами,
Доблестные прадеды и деды.
Вашей памятью живу и снами
В светлый праздник – славный День Победы.
Это было не со мной, а с вами
В сорок первом или в сорок пятом.
Шли на бой колючими ветрами
Юные, безусые солдаты.
Это было не со мной, а с вами.
Умирали вы в снегах, в болотах
Белыми короткими ночами;
Смерть презрев, вы поднимали роты,
Чтобы в поле в розовых накрапах
След оставить праведный и ранний.
Вам пришлось черёмуховый запах
Променять на штык четырёхгранный.
...Май. Победа. Праздника приметы
В блеске орденов, как в травах росы.
Если б смог вам подарить рассветы,
Тишь в краю лесном и неба просинь!..
Это было не со мной, а с вами.
Мир цветёт, и кланяюсь я низко
Звёздочкам, исхлёстанным дождями,
Всем могильным плитам, обелискам...
Пятьдесят и пять годин крылатых...
Пролетят. И встанут, как живые,
В строй последний имена и даты, –
Павшие сыны России.

                    27 февраля 2000 г.

Челябинск – Златоуст