121 отдельный лыжный батальон 49 армии

121 отдельный лыжный батальон 49 армии

121 отдельный лыжный батальон в действующей армии с 3 января 1942г. до 12 августа 1942г. В составе 49А Западного фронта участвовал в боях с Юхновской группировкой противника. Расформирован батальон 12 августа 1942г.

121 отдельный лыжный батальон (комсомольский) был сформирован из комсомольцев Красноярского края, и (похоже он был одним из 20 лыжных батальонов сформированных в СибВО и переброшенных в МВО на довооружение и доукомплектование), переброшен в Казань и после довооружения, пополнения личным составом и был направлен на фронт, в районе Серпухова вошел в состав 49 А, и участвовал в боях с Юхновской группировкой противника.

Вообще то в Красноярске формировалось 4 лыжных батальона, три из которых были комсомольскими. О формировании батальонов имеется интересный документ. В «Докладной о наборе  комсомольцев-добровольцев  в воздушно-десантные и лыжные войска Красной Армии по Ачинскому кусту» приведены следующие данные:

 «Из   общего   количества   прибывших   на   отборочную   комиссию   947   комсомольцев   было   отобрано   по   набору   808   человек  Из них только 119  человек  являлись военнообязанными, остальные были призывниками 1922 (340 чел.), 1923 (305 чел.) и 1924 (44 чел.) годов рождения, причем среднее образование имел только 31  человек , а подавляющее большинство закончило 4 класса начальной школы (239  человек ), либо имело 7-летнее образование (156  человек ). 137  комсомольцев  (14,5 %) были «отклонены от посылки в Красную Армию» по следующим причинам: как члены семей раскулаченных, родственники осужденных лиц, высланных и изъятых органами НКВД — 42 комсомольца; как неустойчивые и заявившие, что никогда не ходили на лыжах, — 73 комсомольца; как заявившие, что добровольно не желают, а пойдут по призыву, — 7  человек ; по семейным обстоятельствам и болезни — 5  человек ; оставивших дома и утерявших комсомольские билеты — 5  человек , по национальности — 2 человека (1 поляк и 1 эстонец), по молодости — 4 человека.»
Как видим отбор был серьезный, все кто вызывал подозрение как морально неустойчивый, был отсеян и пошел в обычную пехоту. Никаких репрессий или насильного  «угона» в лыжные части парней, которые заявили, что никогда на лыжах не ходили.  Не стоит удивляться такой придирчивости комиссий, лыжные подразделения предназначались для действий в тылу врага и слабость одного бойца могла вызвать гибель всей группы. Кроме того обращает внимание большое количество призывников 1923-1924 гг. (18-17 лет). А так же высокому патриотизму, те кто решил схитрить и забыл комсомольский билет или заявивших, что не хотят служить добровольно,  ничтожно мало.
Комплектование батальона добровольцами обусловило высокие моральные качества батальона, не зря закон «сам погибай, но товарища выручай» в батальоне соблюдался твердо.

К сожалению, подробно  о боях 121 ОЛБ пока ничего не известно.
По всей видимости 121 ОЛБ, прибыл на фронт совместно с 122 и 123 ОЛБ. Вооружение было слабым – всего один пулемет. Учитывая, что 123 ОЛБ вооружили в прифронтовой полосе винтовками подобранными на поле боя, а 122 ОЛБ был вооружен винтовками малопригодными для боя (винтовки СВТ без магазинов, и т.д.), можно предположить, что все три батальона прибыли на фронт невооруженными и были вооружены  уже в прифронтовой полосе оружием собранным на поле боя.
С какой дивизией взаимодействовал с момента прибытия на фронт, точно неизвестно.

В наступлении на линию обороны противника Полотняный Завод – Кондрово, все лыжные батальоны использовались в качестве передовых отрядах.
Батальон участвовал в  бою за Полотняный Завод.
Есть такое описание действий 121 лыжного батальона в районе Полотняный Завод.
« 14 января во время атаки на опорный пункт немцев лыжники 121-го отдельного батальона захватили пленных. А дело было так.
   Одна из рот лыжбата по приказу комбата капитана Бердникова вплотную подошла к южной окраине Полотняного Завода. Командир роты старший лейтенант Петрищев приказал взводам рассредоточиться, охватив проселок, который вел через лес в сторону ближайшей деревни. Деревня была занята противником. Там стоял небольшой, численностью до взвода, немецкий гарнизон при трех пулеметах и противотанковом орудии, установленном в саду крайнего дома. Лыжники произвели разведку опорного пункта и трогать его ночной атакой не стали. Обогнули деревню по лесу и вышли к поселку. Капитан Бердников приказал взять «языка».
   Старший лейтенант Петрищев решил ждать немцев на проселке. Наверняка, решил он, ночью немцы посылают на свой опорный пункт патрулей или небольшой обоз, чтобы подбросить своим продукты или боеприпасы. Прошел час. Никого. Два. Тихо. И тогда Петрищев позвал к себе старшего сержанта Антонова.
   Иван Антонов, мастер спорта по лыжам, до войны жил и работал во Дворце спорта в Новосибирске. Выступал на областных и республиканских соревнованиях. О нем писали центральные газеты. В батальоне он тоже работал, можно сказать, по своей профессии. Лыжбат, имевший большие потери, подпитывался пополнением из дивизии. Люди приходили разные. Некоторых надо было учить правильно и бесшумно ходить на лыжах. И тут старший сержант Антонов был незаменим.
   – Антоныч, – сказал ему ротный. – Видишь, где у них пулемет?
   – Вижу, – дыша морозом, ответил Антонов.
   – Возьми своих ребят. Все лишнее оставьте во взводе. Автоматы, по три гранаты. Надо брать пулеметчиков.
   Антоныч молчал. Думал.
   – Ты, Володя, прав только в одном, – наконец отозвался тот. – А если ганс не за веревочку дергает, а сидит за пулеметом, завернутый в одеяла и бабьи шубы?
   – Потому и поручаю тебе это задание. Как земляку и другу, – сказал ротный.
   – Понял.
   Отделение лыжников обогнуло рощицу левее домов, выходивших в поле, свернуло на чистое. И в это время в лица разведчиков бесшумно зашлепал влажный снег. Начиналась очередная ночная метель. Но какая! Запахло оттепелью.
   – Надо подождать. – И Антонов сделал знак рукой.
   Все шестеро залегли. Через минуту снег уже шуршал повсюду.
   – Вперед. – Старший сержант команды подавал шепотом.
   Теперь лыжи скользили по рыхлому снегу бесшумно. Первым шел Антонов.
   Пулемет простучал левее, у дороги. Там началось какое-то движение. Неужели сани? Антонов напряг зрение: точно, на проселке над зубчаткой снежного отвала время от времени мелькала голова и круп коня. Теперь внимание дежурных пулеметчиков приковано к своему транспорту, уходившему по проселку в сторону леса. «Вернуться назад? Ведь наши сейчас сцапают этих обозников за милую душу. И рисковать не надо. Лезть под пулемет…»
   – Ну что, командир? – будто читая его мысли, дохнул в ухо пулеметчик Аничкин.
   – Оставайся здесь. Прикроешь нас, если уходить придется шумно, – приказал ему Антонов.
   – Понял. – И пулеметчик начал устраиваться в снегу. Быстро отстегнул лыжи, вынул из чехла саперную лопатку и принялся отрывать в снегу окоп.
   Когда до околицы и крайнего дома, откуда время от времени секло пламя пулемета, оставалось метров восемьдесят, Антонов приказал лыжникам остановиться и ждать, когда он оторвется на двадцать шагов.
   – Следующие за мной – Смирнов и Гаврилов. Потом остальные, интервал тот же.
   Он летел к крайнему двору, как когда-то, в другой жизни, на соревнованиях за сто метров до финиша. Он знал, что обладает только одним преимуществом, и его решил использовать на полную катушку.
   Немецкий пулеметчик был не один. Из сугроба с намороженным бруствером, который немцы, должно быть, неделю поливали водой и утрамбовывали мокрым снегом, торчали две грязно-белые каски. Одна шевельнулась и, похоже, вскрикнула. Но он успел отстегнуть лыжи и, перехватив ППШ, ударил по ней прикладом, целясь в самую макушку углом металлической накладки. Второй немец бросился на него и, дыша луковым духом, с ревом победителя опрокинул Антонова. Но на него навалились сразу две белые тени, сорвали каску, зажали рот, начали скручивать.
   – Уходим, ребята! Уходим, пока тихо, – скомандовал Антонов.
   Пулемет, скорострельный МГ-34, сняв со станка, уносили с собой. Лыжники тащили и коробки с лентами. Они не впишут его в трофеи, и пулемет останется во взводе и будет ему служить до самого лета, пока взвод, включенный в танковую бригаду, не попадет в окружение и не погибнет целиком при выходе, напоровшись на немецкий заслон.
   Немцев они тащили по очереди. Силы придавала удача. Только когда добежали до опушки, позади послышались выстрелы. Немцы палили из винтовок. Их огонь был редким. Пули шоркали где-то вверху, в ветках сосен. Лыжники, добежав до расчищенного проселка, в изнеможении повалились на утоптанную колею и засмеялись.
   – Ну что, Антоныч, – сказал ему ротный, – поздравляю. Ты взял хороших немцев. Непростых. Эсэсовцы. Четвертый мотопехотный полк «Фюрер».
   – Это что, получается, мы фюрера притащили?
   – Двоих! Двоих, Антоныч! Всем ребятам по двести граммов из моих запасов! Я уже распорядился!
   – Что они еще сказали, наши фюреры?
   – Что рубеж от Адамовского до Полотняного Завода им приказали удерживать до двадцати четырех ноль-ноль девятнадцатого января. Не считаясь ни с какими потерями.»

Полотняный Завод был взят нашими войсками к исходу 18 января, вслед за Полотняным Заводом противник не устоял и в Кондрово.

Из воспоминаний Михайлова Виктора Михайловича – «В сентябре 1941 года нас, двенадцать человек, направили в Чебоксары,  а там набралось уже пятьсот лыжников.  Всех  направили в Казань,  в запасной лыжный полк. Там  готовили, учили-мучали: мы много бегали на лыжах, тренировались, учились стрелять.

В полку были парни из разных регионов страны. 

После учебы нас, ребят из Чувашии, разделили на два батальона. Я попал во второй батальон.

Приехали в Подмосковье, Серпухов. В школе нас накормили, и мы заночевали. Я впервые увидел ополченцев, они тоже ночевали с нами. 

Одного ополченца другие стали расспрашивать: «Как же ты попал в ополчение, ты же - молодой?» 

«У меня брат  погиб в Волынске, - ответил тот. - Сестренка окончила медицинский техникум, ее взяли в армию, она тоже погибла. Мать житья не дает дома, подходит и плачет, будто я виноват, что брат и сестра погибли». 

«А ты где работал?»

«На «Шарикоподшипнике».

«Так у тебя же бронь должна быть?»

«Бронь была, но поскольку брат и сестра погибли, я добился, чтобы меня взяли в ополчение».

...Мир тесен. Через несколько месяцев, когда меня 15 января ранило, я попал в пересыльный госпиталь, в здании Сельхозакадемии, в Москве. В нашей палате было четверо, а кроватей – пять. Приходит парень – я его сразу узнал, тот самый, из «Шарикоподшипника». Уже в военной форме. Я сразу сказал: «О, к нам пришел Шарикоподшипник!»  Он подходит ко мне: «Ты в каком цехе работал? Откуда  меня знаешь?» Я говорю: «Я в деталях о тебе знаю. У тебя брат и сестра погибли».

Он: «Откуда  знаешь?»

Я ему рассказал…

Воевать начал  в составе 121-го  лыжного батальона 49-й армии. Мы действовали только по тылам врага. Сначала было плохо с вооружением. На наш батальон   из трех рот дали всего-навсего один ручной пулемет. И несколько автоматов. Даже не все офицеры их имели.

Но нам повезло. В первый взвод первой роты, он же - нештатный разведывательный взвод,  направили настоящих лыжников,  которые умеют стрелять. Младший лейтенант Жигунов пришел к нам командиром взвода. Опытный боец: участник Финской войны.

Пошли по тылам врага и Жигунов говорит: «Отклонимся от маршрута и достанем себе хорошего оружия у немцев». По дороге выставил посты в трех местах. Снегу тогда было много, морозы – трескучие. «Первыми открываем огонь и захватываем оружие - проинструктировал Жигунов. - А вы, когда услышите выстрелы,  захватите следующую повозку. Здесь немцы только на санях ездят»…Так и поступили.  Все три группы вооружились и потом сошлись в доме лесника. Набрали много автоматов, боеприпасов. Пленных не брали. 

Когда встретились со своим  батальоном,  у нас стали отбирать оружие, чтобы передать его  другим ротам.  Но наш командир оказался с характером: «Вы меня хоть расстреляйте, но оружия не дам: мы за него кровью заплатили».

Адъютант Пьянов не стал спорить, дипломатично перевел разговор на другую тему,  сказал:  «Надо иметь карабины, а не только автоматы, они – ближнего боя».

Мы действовали по тылам. Много было случаев.  В дневное время отдыхали, в ночное – действовали.

А адъютант Пьянов оказался прав: был случай, когда мы упустили удирающих немцев из–за того, что у нас не оказалось дальнобойных карабинов. 

Постарались раздобыть и карабины.

В тылу врага мы действовали максимум по семь суток, потом возвращались.

15 января 1942 года меня ранило в поясницу, когда мы возвращались, выполнив боевую задачу. Ранило легко, но я оказался уже не бойкий. Передо мной двое – Полисанов и Гафуров везли раненного, который был без сознания. Потом он скончался, мы его похоронили. Полисанов и Гафуров сказали: «Ты ранен,  ложись на волокушу, мы тебя повезем».

Когда оказались под Маковцами, рассвело. Немцы нас заметили и начали обстреливать. Меня тяжело ранило в ногу, кости на левой ноге оказались перебиты. Кровь течет… Ребята говорят: «Поднимемся наверх, и в первой же лощине мы тебя перевяжем».  Они залегли, стали пережидать обстрел.

Тут подоспел наш отряд тыльного охранения. Бойцы спрашивают у меня: «Почему ты в валенках?» Я говорю: «Ботинки – в вещьмешке, я ранен, меня друзья на волокуше тащили».

«А где твои друзья?»

«Залегли, потому что попали под обстрел». 

Тыловики посмотрели и говорят: «Убиты! Оба».

Меня спасли, а сами погибли. Верные товарищи мои! Боевые, замечательные лыжники. Я их всю жизнь помню. Они погибли из-за меня!  Если  бы не тащили волокушу, наверняка, быстро  добрались бы  до лощины,  остались живы.

Но такой на войне был закон: раненных не бросать ни в коем случае!

В московский госпиталь прибывало много раненных, мест не хватало, и меня эвакуировали в Казань.»

Больше упоминаний о 121 отдельном лыжном батальоне нет. В боях 49 армии за Юхнов со второй половины февраля и в марте, батальон не упоминался в документах и оперсводках.

12 августа 1942г. 121  отдельный лыжный батальон был официально расформирован. Личный состав лыжного батальона был направлен на укомплектование мотострелкового батальона, одной из танковых бригад.

Это неоконченная статья о боевом пути 121 отдельного лыжного батальона в последующем статья будет дополнена.