О боях 8 лыжной
бригады известно мало, учитывая, что командование бригады погибло, а радиосвязь
бригады с вышестоящими штабами была неустойчивой, документы довольно
противоречивы, поэтому многие моменты дополняют воспоминания бойца 199 ОЛБ
А. И. Пыстина. Бригада принимала активнейшее участие в Кестеньгской
наступательной операции в апреле-мае 1942г.
Из воспоминаний А. И. Пыстина бойца 199 ОЛБ
«В середине апреля 1942 года с Массельского
направления наш 199 отдельный лыжный батальон был переброшен на станцию Лоухи
по железной дороге в срочном порядке. У нас все делалось по боевой тревоге.
Пока ехали, нас дважды бомбили фашистские самолеты, однако эшелон прибыл
благополучно, хотя и был сильно изрешечен пулями и осколками. Станцию бомбили
фактически ежечасно, а посему мы быстро выгрузились и ушли в лес, оставив до
десятка раненых медикам. Утром следующего дня нас построили на одной из лесных
полянок вместе с другими двумя батальонами, прибывшими ночью. Сообщили, что
создана 8-я бригада из этих отдельных батальонов. Командиром назначен полковник
Дубль (в реальности полковник Дубаль В.Г.). Он в своем выступлении поставил задачу: освободить районный центр Кестеньга
и тем самым помочь Ленинграду.
А перед началом наступления, спустя несколько часов,
наш комиссар Пономарев говорил, что немцы собираются снять с нашего фронта до
десяти дивизий и направить на последний штурм Ленинграда, что мы должны сорвать
план Гитлера и Маннергейма своими действиями. В эту же ночь каждый батальон
ушел по направлению Кестеньги по своим азимутам и заданиям.»
8
лыжная бригада, согласно приказа командующего 26 армии от 21 апреля,
обеспечивая правый фланг 23 гвардейской дивизии, действовала в направлении
Елетьозеро, бригада к исходу 24 апреля вышла на восточный берег пролива между
оз. Нижнее, оз. Елетьозеро.
25 апреля бригада вела бой с батальоном противника, и к исходу дня овладела г.
Нято-Вара, продвинувшись на 6
км. Проводной связи с бригадой не было, а радиограммы
были отрывочными из них было ясно, что бригада вела сильный огневой бой, и к
исходу дня имела недостаток боеприпасов продовольствия и скопилось много
раненых нуждавшихся в эвакуации. Командование армии приняло меры к снабжению
бригады и эвакуации раненых.
Бой за Нято-Вара протекал следующим образом к исходу 25 апреля
бригада вела бой с двумя пехотными батальонами 14 ПП противника на западных и
юго-западных скатах г. Нято-Вара. Заняв вершину к исходу 27 апреля бригада вела
бой с батальоном противника на юго-западных скатах г. Нято-Вара, медленно
продвигаясь вперед.
Из воспоминаний Пыстина А. бойца 199 ОЛБ
«Первым рубежом атаки нашему батальону была гора
Наттавара, высота 217, далее на деревню Окунева Губа, еще несколько починков и
по дороге на Кестеньгу наступать до победы. Ночной изнурительный поход в тыл
горы Наттавара по болотам, почти не проходимым, был рассчитан на внезапность,
но этого не получилось. К рассвету мы были под горой в болоте. Однако за
полчаса до общего наступления какой-то батальон справа обнаружил себя и фашисты
опомнились, забеспокоились и открыли бешеный огонь, в том числе по нашему батальону.
Нам пришлось штурмовать высоту 217 раньше намеченного срока.
Тревога на соседнем участке наступающих и
бдительность врага на горе сразу уменьшили, даже свели на нет внезапность, а
значит и наш успех.
...
Когда брали высоту 217 и
внезапность атаки сорвал соседний батальон, который должен был наступать
одновременно с нами, он (комиссар батальона) решительно привлек бойцов и командиров, приказал бежать на подножье
горы, прикрываясь за деревьями, пнями и по-пластунски, где надо, но только
быстро, дружно добраться до каменистого и лесистого подножья высоты.
Сам же шел, перескакивая и ползая в
передних рядах, размахивая пистолетом в правой руке. Может его главная заслуга
в том, чтобы потерь было не так много, так как мы быстро "ползли" к
подножью за каменные глыбы и сосны, а фашисты стреляли из минометов, пушек по
болоту, где мы подбирались к горе с тыла.
Горячие головы иногда гробили много солдатских и
своих жизней, что можно было не допускать. Чем иным можно объяснить такой факт,
когда лейтенант Карабинков пошел на кукушку со снайперской винтовкой с
пистолетом ТТ. Увидели место, где сидит кукушка и решил с ТТ убить на
расстоянии около двухсот метров. Конечно, кукушка победила. Пуля попала прямо в
переносицу. Так бесславно погиб в первом наступательном бою под горой Наттавара
помначштаба 199 батальона лейтенант Карабинков.
Правда, за него отомстил сам комбат Жатько, который
все время носил винтовку. Когда сообщили ему о гибели Карабинкова, он сам решил
подползти, и из-за большого пенька первым выстрелом свалил кукушку. После этого
батальон поднялся в атаку, и через полчаса выбил фашистов с горы Наттавара, что
находится около д. Окунева Губа под Кестеньгой. Под горой Наттавара в болоте
лежали мы ночь и полдня, а после взятия горы (высота 217) за другую половину
дня заняли несколько починков, Окуневу Губу с большими складами и пошли по
дороге на Кестеньгу. »
В
период с 28 по 30 апреля. 8 лыжная бригада, наступая вдоль южного берега оз.
Елеть, к 14.00 28 апреля вышла к вост. берегу оз. Елетьозеро и оставив
роту на юго-восточном берегу Елетьозера, продвигалась на юго-запад в
направлении оз. Лука-Ламбина (на шоссе Окунева Губа – Кестеньга).
29 апреля несмотря на бомбежки и штурмовки авиации противника, продвинувшись на
12 км,
бригада разгромила роту 14 ПП и в 23-00 оседлала дорогу Окунева Губа -
Кестеньга, в районе 1 км
юго-восточнее оз. Лука-Ламбина (14
км севернее Кестеньга), закрепившись фронтом на юг.
30 апреля бригада вышла на дорогу Окунева Губа – Кестеньга, на участке 1,5 км южн. оз. Лукаламбина
и Бар; Разведка бригады установила, что противник сжег поселок Елетьозеро и
Окунева Губа и отошел в Кестеньга, разведка захватила склады с продовольствием
и боеприпасами. Выслав одну роту в Окунева Губа и продолжила движение на
юг и здесь получила новую задачу - к утру 1 мая выйти на перекресток дорог 2 км севернее Кестеньга.
Продвижение шло медленно, из отрывочных радиограмм бригады было ясно, что
бригада ведет сильный огневой бой, уничтожая и оттесняя мелкие группы
финнов.
Из воспоминаний Пыстина А. бойца 199 ОЛБ
«Не менее эффективно было и его (комиссара батальона
Пономарева) предложение, когда на подходе развернутыми цепями шли на деревушку
Окунева Губа, предполагались огромные склады перевалочные, готовящихся к
наступлению фашистов на станцию Лоухи.
Он при всех просил комбата Жатько И.Р. связаться по
рации с бригадой и потребовать воздушный налет на эту проклятую деревушку, а
нам всем батальоном залечь за пару километров от деревни. Жатько, конечно,
понял смысл, что эти склады и деревню будут упорно защищать фашистские
подразделения, и, безусловно, с Кестеньги по дороге на Окуневу Губу поступит им
большое подкрепление.
Часа через полтора над деревней появились наши
самолеты, штук десять с истребителями и всю близлежащую площадь подняли
фактически в дым. В это же время батальоны энергичным броском ворвались в село
и в склады вблизи деревушки. Горело все страшным пламенем, у опушки леса
взрывались склады с боеприпасами, защитники этого опорного пункта, слабо
сопротивляясь, убежали по дороге, ведущей на Кестеньгу, оставляя убитых и
раненых.
И тут опять комиссар, и комбат хорошо сработали: нас
направили вдогонку по дороге, пока не встретим серьезное препятствие или узел
сопротивления врага, а хозвзводу поручили в деревне и на складах хорошо
"разобраться" с трофеями, обратив особое внимание на продовольствие.
Правда, кое-кто сумел на ходу прихватить со складов
галеты-пластины ржаные, маргарин, тушенку и даже финские автоматы
"Суоми".
Батальон вышел на тракт, идущий на Кестеньгу, и
продолжал наступать. Фашисты цеплялись за каждую сопку, ручеек и поворот
дороги. На третьи сутки, пройдя километров двадцать пять с начала наступления,
мы, измученные, встретились под одной сопкой высоко организованной
обороной.
...
Нас под одной сопкой встретили ураганным огнем из пулеметов,
автоматов, минометов и пушек прямой наводкой. Многие из нас добежали до
проволочного заграждения на подходе к сопке вместе с фашистскими солдатами,
кое-где вперемешку с ними, но фашисты не пожалели даже своих и в упор стали
стрелять из всех видов оружия, что было на сопке. И тут комиссар с комбатом
дали команду залечь прямо в грязь, хотя начальник штаба батальона капитан
Желтуновский, грозя пистолетом, старался поднять нас в атаку и взять высоту.
До
ночи мы пролежали между кочек и пней в грязи болотной и только нам ночью
передали, что надо отходить за речушку, которая протекала вдоль сопки примерно
на расстоянии километра. Нам удалось выползти, вытащить раненых, но убитых
осталось там немало на болоте у сопки, которую позже назвали "сопкой
смерти", потому что три дня потом "дикая дивизия" атаковала эту
сопку безрезультатно, оставив в болоте под сопкой сотни головорезов из дивизии
рядом с нашими ребятами.
...
Наутро фашисты перешли в контратаку, пустили три
танка, кричали на собачьем пьяном языке, но до ручья не дошли ни танки, которые
застряли в болоте, ни солдаты, которые после встречного нашего огня и потери
танков, уползли назад. Окопавшись у этой речушки, мы сидели три дня и ночи,
пока нас не сменили солдаты с подошедшего какого-то полка.»
1 мая на фронте было затишье, части подтягивали тылы, подвозили боеприпасы.
1 мая командование фронтом
потребовало у командования армии обратить особое внимание на положение 8 лыжной
бригады, одновременно информируя, что финны перебросили бригаду Лагуса в полосу
армии.
По решению командующего
армией войска должны были перейти в наступление 3 мая, имея следующие задачи:
186 стрелковая дивизия, подчинив себе 80 морскую бригаду, должна была наступать
в направлении Кестеньга и, закрепив за собой захваченный район, не допустить
подхода свежих частей противника с запада и отхода его с востока. Наступление
дивизии с запада прикрывала 8 лыжная бригада.
Тем временем пока шла
перегруппировка наших частей противник не сидел сложа руки.
2 мая 8 лыжная бригада подверглась
атаке роты противника, атака пехоты была поддержана двумя бронемашинами и тремя
танками. Лыжники смогли отразить удар, и подбить один танк, но это уже был
крайне тревожный сигнал. В документах Карельского фронта, фигурирует оценка
противника перед лыжниками в один два батальона финской пехоты. Командующий
фронтом был обеспокоен тем, что противник может ударить танками по дороге на Окунева Губа, учитывая что орудий
ПТО не было и потребовал от командарма
прикрыть это направление артиллерией.
3 мая согласно документам
186 СД 8 лыжная бригада должна была овладеть Кестеньга, а 238 СП прикрыть ее
действия с г Малвя-ваара. К исходу дня 3 мая 8 лыжная бригада с 238 стрелковым
полком 186 стрелковой дивизии, встречая слабое сопротивление, достигла западного
берега Данг-Озеро. Согласно документам 186 СД в тот же день 238 СП вел бой
со 2/139 ГЕП, это тем более удивительно, потому что полк принадлежал 3 ГЕД,
которая пополнялась в Германии, а в апреле должна была быть в Норвегии.
8-я лыжная бригада,
продолжая наступать в южном направлении, к исходу
дня 4 мая подошла к
Кестеньга на расстояние 3 км.
4 мая разведка 8 лыжная
бригада действовала в направлении на гору Малья Ваара и шоссе западнее
Кестеньга. В этот день состоялись переговоры командования армии и фронта,
командарм доложил, что разведка противника почти не обнаружила, что вызвало
гнев командующего фронтом, который не мог понять если противника нет то почему
8 лыжная бригада и 238 СП не продвигаются вперед. Он потребовал быстрейшего
продвижения вперед, одновременно потребовал изменить направление наступления 80
МСБр, командарм возражал, отмечая, что собирается 80 бригадой подпереть 238 СП.
Командование фронтом считало, что наступил кризис операции, что затягивание
операции приведет к срыву операции. Нужно отметить, что штаб фронта контрударов
со стороны противника хотя и не исключал, но в штабе фронта рассчитывали
победить, несмотря на то, что части наступали медленно, они все же смогли
продвинуться к самой Кестеньге, радиоразведка сообщала об убытии дивизионного
штаба из Кестеньга, штабы сообщали об отводе тяжелой артиллерии из районов восточнее Кестеньга. Все говорило
за то, что операция вполне может закончиться успешно и Кестеньгу возьмут.
Противник сам считал ситуацию безнадежной и штаб 3 корпуса предлагал оставить
Кестеньгу, но получил приказ - удерживать Кестеньгу даже при окружении. Над
Кестеньгой наши самолеты даже разбросали листовки к финнам с призывом уходить и
не мешать бить немцев. Уверенность командования не поколебали ни части 3 ГЕД,
ни другие резервы немцев и новые финские части появившиеся перед фронтом
наступавших частей, то что части уперлись в оборонительный обвод вокруг
Кестеньга, а противник начинал проводить контратаки с применением бронетехники.
Генштаб также был в
недоумении, почему лыжная бригада и полк продвигаются медленно, но объяснение,
что 238 СП действует вне дорог по колено в снегу, Генштаб вполне устроило.
По видимому, в результате
давления сверху, вечером того же дня, 4 мая штаб 186 СД отчитался, что лыжная бригада
и полк практически оседлали дорогу
западнее Кестеньга, полк разгромил роту немцев, а главные силы дивизии взяли
узел обороны противника. Но скоро выяснилось, что доклад ложный, дивизия не
взяла узел обороны противника, а 8 лыжная бригада и 238 стрелковый полк отбрасывая
разрозненные части противника, и, преодолевая заполненные водой болота и ручьи,
к 5 мая вышли в район 3 км
северо-западнее Кестеньга; противник, воспользовавшись разрывом между
наступающими частями, оседлал с тыла дорогу, по которой двигалась 8 лыжная
бригада и 238 стрелковый полк, вследствие чего управление 186 стрелковой
дивизией нарушилось, а также был нарушен подвоз питания и боеприпасов для 8
лыжной бригады и 238 стрелкового полка.
Из воспоминаний Пыстина А бойца 199 ОЛБ
«Через несколько дней после боя против их танков,
начальство, видимо, решило взять Кестеньгу с тыла, и, нас, вместе с одним
полком, послали в тыл этой дикой дивизии.
Три дня
мы шли по болотам и сопкам, лесами по бездорожью, куда-то. Стрельба оставалась
и слышалась далеко слева сзади. Командиры наши и комиссар на коротких привалах
говорили, что идем в тыл противника, перережем дорогу, идущую с Кестеньги на
запад, чтобы фашисты не сумели дать подкрепление Кестеньгскому гарнизону,
чтобы, когда начнут бежать с Кестеньги, преградить им дорогу и этим самым 104-й
дивизии дать возможность овладеть Кестеньгой.
В солнечный весенний день вышли на дорогу. Дорога хорошая. Ходят
автомашины, правда, не по одной. По дороге группами патрулируют фашистские
солдаты.
...
Только к середине дня машин не стало.
Несколько наших ребят послали за дорогу, чтобы взять языка из числа
патрулирующих. Однако тихая схватка не получилась. Пришлось несколько патрулей
ликвидировать огнем из автоматов.
...
Когда в тылу врага под Кестенгой обнаружила себя
вторая рота, комбат здорово рассердился на ротного Михайлова, который, видимо,
не доглядел за своими солдатами и фактически сорвал весь утвержденный план. Он
грозил, что, как только вернемся, то передаст его в военный трибунал в месте с
политруком и командирами взводов. Но так как батальон был разбит, из 636
человек осталось 24 в живых и не раненых, передавать материал было некому и
некогда.
...
Не прошло и получаса, как с обоих
направлений дороги появились на машинах фашисты. Их было несколько десятков
машин. Бой был недолгий.
Батальон поротно углубился обратно в лес, но оторваться от противника
так и не удалось. Нас то слева, то сзади, то справа гнали вглубь.»
Нужно отметить, что согласно
документам Карельского фронта штаб 26 армии весь день, в официальных документах
и в телефонных переговорах со штабом фронта информировал последний, о том что
полк и бригада успешно наступают отбрасывая мелкие группы противника и
находится в 300 метрах
от дороги, а лыжная бригада в 500 метрах от дороги западнее Кестеньга, штаб
186 СД докладывал, что имеет связь с частями и полк перерезал дорогу Кестеньга
- Софьянга.
Только позже штаб фронта
выяснил подробности окружения 238 СП и 8 лыжной бригады. 238 СП наступавший
первым был остановлен огнем противника из трех ДЗОТов, затем противник начал
обтекать фланги полка и принудил его отходить, затем в 6-00 батальон немцев
окружил полк.
К 11-00 8 лыжная бригада
пробилась к полку и командир бригады подчинил себе полк, так как командир полка к тому времени
был тяжело ранен (командир полка вскоре умер от ран и был похоронен в тылу
противника).
Весь день до 20-00 лыжная бригада
и полк штыковыми ударами выходили из окружения. В 20-00 бригада вышла в район
1642вг, где встретила узел обороны противника, где в оборону встали два
батальона 14 ПП финнов. Ожесточенный бой завязался с новой силой, боеприпасы и
продовольствие было на исходе. При этом, лыжная бригада не действовала одним отрядом, так, судя по воспоминаниям А.
Пыстина и данным противника, 199 ОЛБ не пробивался к окруженному 238 СП, а вышел к дороге Кестеньга – Софьянга
и ожидал подхода бригады и полка, чтобы
перехватить ее, тем самым окружив противника в Кестеньга, и противник
обнаружил его только во второй половине дня, когда уже полк и бригада вели бой,
прорываясь из окружения. Части часто перемешивались, стрелки с лыжниками,
дробились на группы, но ведя бои они упорно пробивались к своим.
Днем штаб фронта усомнился в
правдивости донесений командира 186 СД и потребовал выяснить реальную
обстановку, штаб армии послал несколько офицеров, которые в указанном районе
никого найти не смогли. Только в 20-00 штабом 186 СД была получена радиограмма
от окруженных, что на 238 СП напали, эта радиограмма штабом была
интерпретирована так, что на штаб 238 СП напала группа противника.
8-я лыжная бригада и 238 СП
186 СД вели упорные бои с противником на юго-восточном берегу оз. Дан-Манга, с
20-00 5 мая до 10-00 6 мая в результате которых окруженные отошли в район
юго-западнее берега этого озера, где продолжали бой. К этому времени все
командиры батальонов, комиссар 238 СП были ранены, а командир 8 лыжной бригады
полковник Дубаль убит. К исходу 6 мая, мелкие группы лыжников и стрелков начали
выходить в расположение частей 186 СД, именно
тогда и выяснилось, что эти части ведут бой в окружении. В помощь им
были брошены 290 стрелковый полк и 80 морская бригада, но соединиться с
окруженными частями и оказать им помощь не удалось. По сути, они продолжали
атаковать узел обороны противника, бой за который продолжался уже несколько дней,
так как командование 186 СД неверно оценило ситуацию, которая реально сложилась.
Учитывая запутанность обстановки в штаб 26 армии прибыл комфронта и отдал
приказ приостановить наступление, перегруппировать войска, и только после этого
продолжить наступление.
Тем временем 238 стрелковый
полк и 8 лыжная бригада, оставшись без продуктов и боеприпасов, начали отходить
в северном направлении, стремясь соединиться со своими частями, понеся
значительные потери в живой силе и материальной части. Только отдельным группам
7 мая удалось выйти в район расположения своих войск. Штаб армии 7 мая
информации о 238 СП и 8 ЛБр не имел и реально ничем им помочь не мог.
8 мая штаб 26 армии
констатировал, что из состава 238 СП и 8 лыжной бригады мелкие группы бойцов и
командиров выходят из окружения. Штаб 186 СД не располагает данными о положении
этих частей и для выяснения обстановки из штаба 26 армии была выслана
специальная комиссия. Остальные части армии в это время временно перешли к
обороне рассчитывая наступать в скором времени. Так что окруженным приходилось
самостоятельно пробиваться из вражеского тыла.
9 мая 238 СП 186 СД и 8-я
лыжная бригада закончили сосредоточение на северо -
восточном берегу безымянного
озера в 9 км
юго-восточнее Окунева Губа.
Как проходил прорыв из
окружения глазами рядового солдата хорошо описано в воспоминаниях бойца 199 ОЛБ
Александра Пыстина.
«Над лесом все время висел самолет, очевидно
наблюдая, передавал своим, куда мы идем. Но куда бы мы ни шли везде нас
встречали огнем из минометов, автоматов и даже пушек с прямой наводкой.
…
В одном сосновом бору на тропинке увидели нашего
красноармейца, повешенного на коротком суку сосны, босой, с выколотыми глазами
и выдерганными ногтями на руках и ногах. Сначала думали, что заминировано, но
когда удостоверились, что мин нет, комиссар Пономарев возле него всем идущим по
тропе говорил: "Ребята! Запомните, как фашисты поступают с пленными!
Клянемся, что отомстим за этого и многих других наших людей!".
Последним проходящим мимо трупа было поручено выкопать яму и похоронить.
Только успели зарыть и тут наш арьергард, завязал бой с преследующими
фашистами. Двоих потеряли, а шестеро догнали батальон и доложили о случившемся.
Вот так нас гнали как стадо коров куда-то в лес.
Стычки были постоянные, то с боков, то сзади. Мы вторые сутки бежим стадом по
лесу, то туда, то сюда, голодные. Весь "НЗ", что был, на ходу съели:
грызли сухари, концентраты и трофейные галеты.
…
В окружении под Кестеньгой, когда неоднократно
приходилось драться врукопашную, был такой случай. В направлении, куда мы
согласно азимуту должны были идти, чтоб вырваться из "мешка", финны
открывали бешеный огонь из всех видов оружия. Сверху вал за валом падали мины и
снаряды, с боков пулеметы и автоматы не давали поднять голову, а сзади вдруг мы
услышали крики: "Ура-а!"
Мы
кинулись туда под взрывы мин. Взрывы сразу прекратились, а впереди показались с
винтовками с длинными штыками наперевес какие-то финны. Мы естественно
струхнули, но в панике - не в панике, а пришлось вступить врукопашную. Я, как
пацан, приспособился за толстым пеньком и постреливал то туда, то сюда, где
увижу финский френч с винтовкой.
Долго
ли, коротко ли я постреливал, конечно, не помню, и убил ли кого из фашистов не
знаю, но помню одно, что кто-то меня схватил за шиворот плащ - накидки, поднял
и треснул кулаком в грудь. Я свалился на спину у пня, открыл глаза и вижу, как
здоровенный финн направил на меня свой длинный штык с винтовкой. Лицо широкое,
грязное, глаза горят как у злой собаки и разъяренного быка. Я с испугу закрыл
глаза и подумал на миг, что это все, конец. Но вдруг что-то случилось, что-то
свалилось на меня очень тяжелое. Подумалось, что так видимо и умирают люди в
страхе.
Открыл
глаза и, ничего не понимая, вижу, что на меня сверху вниз смотрят старшина
Дерягин, ефрейтор Мастеннин, мой друг Чураков. Потом я вылез из-под груза,
которым оказался тот финн, который врезал мне в грудь кулаком и хотел заколоть
штыком.
Мастеннин схватил меня, и мы побежали куда-то в неизвестном направлении,
где мелькали солдаты - и наши и финны. Перескакивая через убитых и раненых,
наших и финских мы добежали до какого-то ручейка. Поблизости никого не было. Мы
умылись и пошли вдоль ручья, но вскоре вновь наткнулись на финнов. Здесь в бою
мы разошлись. Вскоре я наткнулся на комиссара, Митю Чуракова и Шлемова и
старался больше от них не отходить.
…
Так нас они гнали несколько суток и фактически
загнали на большое болото, где со всех сторон стали стрелять без передышки.
Вскоре весь командный состав был выбит. Это работа кукушек. Их они наставили на
каждой сопке, на каждом мысочке. Это была настоящая бойня стада одичавших
людей, голодных, рваных, ничего не понимающих и фактически обессиленных за эту
неделю.
Однако был какой-то инстинкт самосохранения. Мы
втроём: Митя Чураков, Петя Шлемов и я старались держаться вместе, влезать в
болотную грязь между кочек и пней. Ползая по грязи, мы оказались у большой
воронки от снаряда, где уже лежали комиссар Пономарев с тремя бойцами.
Комиссар, еле узнав нас, предложил как-то выбираться вместе из этого котла. Но
встать даже на корточки не дала нам кукушка. Комиссар считал, что надо тут
полежать до вечера, найти эту кукушку и уползти вон к тем сопкам, а там будет
видно. Через каждые десять-пятнадцать минут пули кукушки попадали к нам, на
край воронки. Он, значит, нас все же видит.
Пономарев предложил: чтобы выявить и уничтожить эту
противную кукушку он покажется, а мы уточним место расположения его. Снайпер,
видимо, в той группе елок. Договорились: Он встанет и быстро бросится на бок
обратно. Кукушка выстрелит. Появится дымок, и могут шевельнуться лапки ёлочек.
Мы спрашиваем: почему он, а не мы кто-нибудь? Он отвечает: «У меня шуба белее
ваших и портупея видна далеко». Он скомандовал и быстро встал на секунду. Мы же
с Митей следили за елками и заметили в середине дымок и движение лапок.
Одновременно пустили туда очередь. Лапки зашевелились сильно. Комиссар смотрел
внимательно на нас, а мы на него. Я заметил, что у него в правом рукаве ближе к
плечу появилась дырка. Было понятно, что кукушка-снайпер стрелял по комиссару,
но попал только в рукав. Комиссар приподнялся и снова упал. Кукушка не
стреляла. Значит или убит или ранен. Мы все поползли в том направлении, а сзади
и по бокам везде еще стреляли, кое-где шел бой, слышны голоса. Когда доползли
до елок, увидели: «Среди нескольких елок стоит сосна, на сосне сделано вроде
мостика с корзинкой, на земле лежит наша винтовка с оптическим прибором, а из
корзины вывалился вниз головой с автоматом на груди фашист. Изо рта и носу идет
кровь, сам, почему-то привязан. В корзине видны оцинкованные коробки. Очевидно,
запас патронов для автомата и винтовки. Долго рассматривать фашиста было
некогда.
Мы, где ползком, где на корточках добирались до тех
сопок, о которых говорил комиссар. Всю ночь ползли между двух сопок, где
очевидно были фашисты, так как слышался не наш разговор. Уже утром доползли до
бора, где было много прошлогодних ягод - брусники. Стали пастись. Шутили:
«Седьмые сутки фактически не евши и не спавши». Голод и усталость притупили
всякую бдительность. Паслись и паслись.
Но тут появился, какой-то майор с нашими солдатами.
Разговорились, оказывается они из полка, который называли «дикой дивизией». Они
тоже участвовали в операции по оседланию дороги, идущей с Кестеньги. Решили
группы объединить и выходить вместе по карте нашего комиссара. В полдень,
продолжая путь по азимуту, подошли к длинному озеру и стали переходить по льду,
но тут с острова застрочили немецкие пулеметы, и мы вынуждены были бежать, что
осталось сил. Добежали до дороги, я свалился между кочек, и вставать уже не
хотелось.
…
Отдышавшись, мы пошли куда-то вперед. Спустя сутки мы соединились еще с
какой-то группой и пошли на звуки артиллерийского огня. С небольшими боями на
седьмые сутки после ухода с Окуневой Губы мы ночью напоролись на своих, где
после крика: "Стой! Кто идет!" мы свалились на землю от радости.
…
Комбат Жатько со своим связным и еще несколько
красноармейцев из взвода управления выбирались так же, как мы с комиссаром, но
вышли они позже нас на 2 дня. Когда ребята, после отдыха, стали рассказывать о
своих похождениях, мы, хотя и видели немало, все же удивлялись. Оказывается, в
окружении, в рукопашном бою, комбату разрывная пуля попала в рот, которой
снесло почти все зубы, переломало челюсть, вроде боком через прорез рта в
порядке чистки шарахнуло по губам, зубам и снесло, что попало на пути. И ребята
его все были с ним.
Когда бой отодвинулся вправо, они пошли назад через
финские посты и засады. Неоднократно, говорит Мастеннин, доходили до финнов
вплотную и услышав мой финский разговор, с радостью встречали нас. Мы делали
вид, что вроде бы пленных привели к ним в окопчики, а сами вдруг швырнем
гранату, дадим пару-тройку очередей и тикать дальше, пока там не опомнились.
Однажды вслед за нами бросили гранату, ту, что с деревянной ручкой. И комбат,
увидев летящую гранату, сумел схватить и бросить её обратно. После взрыва уже
никто не стрелял, и мы скрылись в лесу.
Расхваливая самоотверженность комбата, ребята еще
много рассказывали, как у одних в окопе отобрали галеты и консервы, как
случилось, что у них у всех автоматы «Суоми», а не наши. Говорят, наши автоматы
без патронов ни чем не лучше, чем обыкновенный друг. Оказывается, ворвались они
в неглубокую землянку, где были несколько офицеров и солдат, с помощью финской
гранаты и одной, последней очередью (больше не было патронов) ликвидировали их,
а автоматы с дисками и еще запас патронов присвоили себе. А свои автоматы
оставили там.
Мастеннин же рассказал и о том, что однажды ночью не
заметили впереди каверзно поставленную мину у смолистого пня, и сзади идущий
задел проводок. Взрыв вытолкнул его за пень, но не ранил, а только временно
оглушил. Им после этого пришлось бежать, пока одышка не заставила лечь. Но
погони не было.
Вспомнили ребята и то, как помощник начальника штаба
батальона остался умирать в одном шалашике. Ему осколком тяжело ранило ногу, аж
нога крутится на коже. Но он отказался, чтобы его тащили, потребовал немного
патронов к ТТ и велел быстро, уходить, пока, он в сознании и может прикрыть.
Портупеей, как жгутом, затянул ногу выше колена и приготовился встретить врага
и смерть с ТТ, а ребят прогнал от себя. А он был, говорят, сирота. Вырос в
детдоме. Окончил военное училище и служил уже несколько лет, дослужился до
старшего лейтенанта – ПНШ (помощник начальника штаба) батальона.
Вспомнили они о комбате и о боях за гору Наттавара,
где помощник командира батальона Карабинков пошел на «кукушку» с пистолетом ТТ,
но после первого же его выстрела «кукушка» влепила пулю ему в переносицу и он
даже не успел ахнуть. Когда сообщили об этом Жатько, он выругался и обозвал
Карабинкова дураком (посмертно). «Кто же на «кукушку» ходит с ТТ? Это все
равно, что с детской рогаткой на медведя!». Жатько же имел с собой всегда винтовку
со штыком. Он тут же взял свою трехлинейку, выследил «кукушку» и с первого же
выстрела свалил с дерева.
Когда брали высоту 217, мы видели, как висел
фриц-финн, привязанный со снайперской винтовкой, такой же, как у Жатько. Когда
все вышли из окружения, то к приходу комбата мы уже были отдохнувшие и веселые,
радовались, что живы, хотя за 3 километра еще гремел бой. Жатько даже мог
говорить и спросил у комиссара: «Сколько наших вышло? Подожди еще несколько
дней, может, кто выйдет! Потом при расформировке ребят в обиду не давай!». Его
посадили в санитарку, он замурлыкал какую-то песню, и уехал.»
До 10 мая
238 стрелковый полк, 8 лыжная бригада и 80 морская стрелковая бригада
оставались в районе оз. Луко-Ламбина и 2 км юго-восточнее, где приводили себя в порядок.