203 отдельный лыжный батальон Северо-Западного фронта

203 отдельный лыжный батальон Северо-Западного фронта

203 отдельный лыжный батальон в действующей армии с 1 января  1942г. до 29 мая 1942г. Сформирован в Московском военном округе, в Горьковской области, в составе 258 ЗЛП. В составе 1 гвардейского стрелкового корпуса, Северо- Западного фронта участвовал в боях с Демянской группировкой противника. Расформирован батальон 29 мая 1942г.

Батальон начал формироваться в Гороховецких лагерях, предположительно в составе 81 ЗЛП 30 ЗЛБР. В связи с переформированием 30 ЗЛБР в 30 ЗСБР, подготовленные лыжники были переданы в состав 258 ЗЛП 1 ЗЛБР. Батальон совершил лыжный марш из Гороховецких лагерей в г Горький.

Изначально батальон переброшен под Москву в район формирования 1 ГСК, в эшелоне к Сходня - Крюково  затем переброшен на Северо – Западный Фронт.

Известны воспоминания А. Черняева, сержанта, командира взвода 203 ОЛБ «Но в бой нас не  запустили, а на другой  день  опять  в  эшелоны - к  Москве, на Окружную,  оттуда на Савеловскую ж. д. (Ленинградская была перерезана) и на Северо-Западный фронт под Старую Руссу -- окружать Демянск»

Черняев А - сержант 203 ОЛБ.

203, 204, 205 ОЛБ, так же как и 212, 213, 214 ОЛБ 2 ГСК, перебрасывались на Северо-Западный фронт не имея достаточного количества продовольствия. Батальоны не имели с собой выгрузочного запаса продовольствия и должны были его получить из запасов фронта, фронт получил на этот счет специальный приказ. Любопытно, что выгрузочный запас продовольствия для лыжников тыловыми органами был направлен на фронт отдельным эшелоном. Аналогичное положение было и с вооружением - дополнительное вооружение для 203, 204, 205, 212, 213, 214 ОЛБ было направленно на фронт отдельным эшелоном. Выгрузка 203, 204, 205 ОЛБ происходила на станции Крестцы. 
По прибытии на Северо - Западный Фронт батальон придан 14 СБр.

14 СБр сформирована в СКВО и  имела в своем составе курсантского состава военно-пехотных училищ - 1119 человек,  курсантского состава полковых школ - 432 человека, (срок обучения курсантов составил 4-5 месяцев военного времени),  сержантского и рядового состава запасных частей - 1525 человек, призывников из районных военкоматов - 1023 человека. Партийно-комсомольская прослойка составляла свыше 35%. Среди командирского состава и бойцов до 40% уже принимали участие в боевых действиях на фронте. Как ни странно, несмотря на большое количество курсантов, подавляющее большинство бойцов было в возрасте 30-35 лет. В результате боевой и политической подготовки личный состав бригады был хорошо сколочен, обучен и морально устойчив. Вооружение бригада получила в Подмосковье, получив 23 станковых пулемета, 79 ручных пулеметов, 452 пистолета-пулемета, 8 120-мм минометов, 24 82-мм миномета, 24 ротных миномета, 12 76-мм пушек, 7 противотанковых пушек, 45 ПТР, боеприпасы.

Можно предположить, что по прибытию на Северо-Западный Фронт положение с продовольствием в 203 ОЛБ было такое же как и в 204 ОЛБ, а точнее продовольствия не было вовсе. Это означает, что снабженцы СЗФ не выполнили специального приказа о снабжении батальонов продовольствием и не дали продовольствия.  Как результат командир 14 Сбр 29 января написал докладную, о том что 203 ОЛБ небоеспособен, и требовал продовольствия для лыжников, так как сам ничем не мог с ними поделиться.

29 января 1942 года приказом командира 1-го гвардейского стрелкового корпуса поставлена задача 14 стрелковой бригаде с 203-м отдельным лыжным батальоном войти в прорыв, совершенный 7-й гвардейской стрелковой дивизией и овладеть узлами сопротивления противника Козлово - Давыдово - Михалкино - Овчиниково.

«Батальон остановился. Командир «ставит задачу»: на том берегу Ловати, вон там, вдали — фанерный завод, там — немецкие пулеметчики и снайперы, надо прорваться на тот берег по тракту, который пересекает реку метрах в ста от этого завода. Мне приказали «подавлять пулеметчика» на фанерном заводе двумя восьмидесятидвумямиллиметровыми минометами. Начали стрельбу, минометы попали в сам завод. Но как только первые лыжники вышли на лед реки, пулемет опять заработал. Я понял, откуда «свежие» раненые в медсанбате. Это из тех, кто прорывался до нас. Я стрелял, пока не кончился боезапас, рассчитанный на двадцать минут. Свернулись, побежали через реку и мы, минометчики. Благополучно.
Это был странный бой. Кстати, не только первый, но и последний мой бой в роли минометчика. Миномет оставили при следующем переходе в хозвзводе, а он безнадежно отстал.
Да что там  минометы! В первые атаки солдаты ходили вообще без оружия. Расчет был прост: или у нашего убитого возьмешь, или у немца отнимешь. Вот перед наступлением спрашиваю комбата: «Как же будем наступать, если в моем взводе винтовка появилась только у меня одного, а у остальных нет ничего?». А комбат зло: «Пойдешь во «втором эшелоне», потом соберешь у своих, а у немца достанешь трофейное»».

Необходимо отметить, что лыжные батальоны сформированные в декабре 1941- январе 1942г были действительно вооружены не  полностью, не хватало автоматов, минометов, бывало и стрелкового оружия, особенно в минометной роте и хозвзводе, однако при умелом использовании они добивались неплохих результатов. Из документов ясно что батальон был отправлен на фронт не полностью вооруженным, фронт должен был довооружить батальоны из своих  запасов,  одновременно недостающее вооружение для лыжных батальонов было направлено на фронт дополнительным эшелоном. Нужно отметить, что там где командиры проявляли твердость и  требовали довооружения лыжные батальоны получали автоматы, минометы и другое имущество до штата, так было и в 1 УА и в 3 УА.

Так же в воспоминаниях затронута печальная тема использования лыжными батальонами минометов. Лыжники получали 50 и 82 мм минометы, но зачастую израсходовав мины в первом же бою, они старались передать их в ближайшую стрелковую часть, или как в данном случае в хозвзвод. Вызывалось это тем, что и миномет и мины к нему приходилось тащить на себе, это в добавок к  личному оружию, выкладке и личным вещам. Кроме того из 50-мм миномета огонь необходимо было вести прямо из стрелковой цепи, из-за малой дальности стрельбы, да и при глубоком снежном покрове мины против пехоты были неэффективны (у противника были точно такие  же проблемы). 82 мм минометы были попросту тяжелы.  Такие «минометчики» с радостью избавившись от минометов, затем, если оставались живы, то с горестью вспоминали как один немецкий пулемет ведя огонь из –за ледяного вала, наносил большие потери нашим лыжникам, наступавшим по открытой местности. Минометчики могли бы легко его подавить, но минометов уже не было, и приходилось лежать в снегу,  нести неоправданные потери, проклиная начальство.

«Атака обычно идет целый день. Вот мы, когда еще был жив наш лыжный батальон, целый день по снегу идем в атаку. Снег — по колено, по пояс и выше. И вот мы идем по этому рыхлому снегу, рассредоточенные, по нам строчат пулеметы, и мы идем, падаем, поднимаемся, падаем, поднимаемся, падаем…»

Топокарта района действий 1 ГСД

Оперативные сводки Генштаба КА и документы 1 ГСК, говорят о том что события в первых числах февраля развивались следующим образом.
Войдя в прорыв, 7 ГСД наступала  прямо на Рамушево-Черенчицы. Бригады шли на флангах, расширяя прорыв - 14 СБР шла на правом фланге, от Давыдово до Редцы, Давыдово при этом было блокировано. Но взять Давыдово 14 СБР не могла. Давыдово числится взятым 75 МСБР 2 ГСК 5 февраля. Продвижение 2 ГСК от Старой Руссы на Холм позволило подтянуть части 1 ГСК ближе к оси наступления. 203 й лыжный батальон при этом обеспечивал фланг 1 ГСК на участке Великое Село - Онуфриево. Также есть большая вероятность того, что Давыдово и Сычево совместно с 75 ОМСБР брали и лыжники 203 ОЛБ, по крайней мере помогли им в этом, как минимум обозначив свое присутствие в тылу противника.

Западные историки описали бой за Давыдово так.

«2 февраля, Курочкин направил 14 и 15 стрелковые бригады на юг, чтобы захватить переправы через реку Редья в Давыдово. Имея позади, усиление 7-й гвардейской стрелковой дивизии, бригады двинулись  на Давыдово.
Оба, Морозов и Курочкин поняли, что Старая Русса была слишком сильно укреплена для ее штурма, но они признали, что имеется прекрасная возможность сейчас осуществить окружение II AK вокруг Демянска. В связи с тем, что наступление второй ударной армии на Волхове зашло в тупик, для Северо-Западного фронта было меньше актуальным наступление строго на запад.
И Ставка перенаправила его наступление на Демянск.
В AOK 16 в штаб-квартире в Дно, Busch признал опасной ситуацию перед АК II, и он распорядился создать несколько небольших Kampfgruppen для контроля критических перекрестков дорог, чтобы предотвратить их захват врагом. Оберст Гюнтер  Леопольд, командир II / IR 368 от 281 охраной дивизии (командир дивизии Шернер) было приказано сформировать одну из этих Kampfgruppen, чтобы контролировать мост в Давыдово на дороге Старая Русса-Демянск. Первоначально, у Леопольда было всего лишь несколько сотен военнослужащих, но когда  прорыв 11 армии к востоку от Старой Руссы увеличился, он получил часть II / IR 51 из 18 моторизованной дивизии, некоторых солдат мотоциклетного батальона дивизии SS-'Мертвая голова', артиллерийские батареи и две строительные роты, в общей сложности 900 человек.
Тем не менее, Kampfgruppe Леопольд было дано значительно больше огневой мощи, чем у стандартного немецкого пехотного батальона: три 105-мм гаубиц, три 75 мм пехотных орудий, 11 минометов 81-мм, два орудия 37-мм PaK 36 и 53 пулемета. Когда советская 15-я бригада подошла к мосту в Давыдово 3 февраля Kampfgruppe Леопольд отбила ее с большими потерями. Тем не менее, немецкий оборонительный успех был недолгим. Подразделения опытной седьмой гвардейской стрелковой дивизии были не далеко позади, и лыжным частям 1 ГСК удалось проскользнуть за оборону немцев на реке. 5 февраля 1 ГСК осуществил  довольно хорошо скоординированную концентрическую атаку с обеих сторон реки, что почти отрезало Kampfgruppe Леопольда и заставило его отказаться от моста и отступить на запад.»

Эсэсовцы из  дивизии «Мертвая голова» более красноречивы «16 января объединенная группа повела наступление от переправы через Редью около Сычёва, вдоль дороги на Старую Руссу. Наступление сорвалось, группа в лесу была внезапно атакована красноармейцами и понесла в первом же бою тяжелые потери. Пришлось возвратиться обратно в Сычёво и занять оборону. После артиллерийского обстрела русской артиллерией Сычёво полностью сгорает. Страшный мороз, поэтому потери особенно велики. Русская пехота окружает догорающие дома в Сычёво и атакует Язвы. Под натиском противника части группы Леопольда с группой СС Зойменихьта отступают к Ловати. Подразделения 2-го батальона 368-го полка с небольшим числом эсэсовцев русские отрезают от основной группы. В таких условиях выход один – беспорядочное бегство и ночные блуждания между русскими подразделениями. Испытав все «прелести» русской зимы, голодные, оборванные немцы лишь 5 февраля наконец-то присоединяются к боевой группе СС Беккера около деревни Воскресенское.»

У Черняева  нет ни слова о бое под Давыдово, но описаны бои за Великое Село - Онуфриево. Как же все таки развивались события.

1 февраля когда 14 СБр вела бои за опорные пункты противника, 203 ОЛБ выдвинулся к Онуфриево и внезапным ударом взял деревню.
2 февраля в оперсводках появляется запись, что 14 сбр с 203-м лыжным батальоном частью сил вела бой за овладение Редцы. Боец 203 ОЛБ Игнатьев Борис Дмитриевич вспоминал, что во время службы в 203 ОЛБ 14 СБр, его подразделение получило приказ  освободить д Крестовицы. В деревне был гарнизон в роту солдат с легкой танкеткой. Благодаря внезапности атаки немецкие солдаты бежали, но немецкие офицеры засели в доме и стали отчаянно отстреливаться. Бой длился до вечера, к этому времени из взвода осталось четыре бойца, командир и политрук, командир и политрук были ранены, тогда он возглавил трех бойцов, подобрался в темноте к дому где засели немцы и забросал его гранатами. В доме погибло три немца, остальные бросились бежать, но наши бойцы их перебили, сам Игнатьев заколол одного офицера штыком. За этот подвиг командир батареи обещал представить его к награде, но быстро погиб и боец награды не получил. Нужно отметить, что деревни Крестовицы не найдено, по видимому в памяти бойца наложились название Крестцы - станция выгрузки, это может означать, что бой произошел в первые дни после выгрузки или деревня имела сходное наименование (Крестцы – Редцы –Черенчицы – Крестовицы). Наличие рядом батареи и наименование подразделения 203 ОЛБ 14 СБР, указывает на то, что взвод вел бой совместно с 14 СБр. Что касается паники и бегства солдат противника, все вполне возможно, например, в мае во время нашей атаки пехота 290 ПД в панике бежала 5 км и была остановлена своими офицерами только после применения оружия к отступающим. Поэтому если гарнизон деревни состоял из сборной боевой группы из тыловиков, то это также вполне возможно. Позже за спасение командира и политрука и уничтожение немецких офицеров Игнатьев Б.Д. был награжден орденом Красной Звезды.    

Таким образом можно считать, что небольшие группы лыжников, взвод-рота могли участвовать в других боях кроме Онуфриево, Великое Село, Козлово, Кудрово.

 Сам командир 203 ОЛБ старший лейтенант Крылов, в 10-00 2 февраля, будучи в Онуфриево написал донесение в штаб 1 ГСК.

Согласно Черняеву лыжный батальон имел задачу захватить Онуфриево-Великое Село и удерживать его до подхода основных сил. Батальон выбил противника из деревень, захватив крупную базу снабжения, продовольствием и оружием. Оружия было много, в том числе и советского производства, поэтому лыжники вооружились, кто чем хотел, кто винтовкой, кто автоматом, как своими так и трофейными, сам Черняев взял себе ППШ. Лыжники, которые не имели оружия подошли к занятой деревне уже после боя и в самом бою участия не принимали.  Но в первую очередь оголодавшие лыжники нашли продукты питания. К сожалению у Черняева мало дат, что бы сравнить воспоминания и документы. Черняев вспоминал, что при взятии деревни было ранено около 50 лыжников, которых разместили в школе.

Комбат в своем донесении 2 февраля написал, что выполняя приказ командира корпуса взял Великое Село, Онуфриево, Кудрово, Козлово. Великое село, Онуфриево подвергается как дневным, так и ночным налетам авиации противника. На дорогах идущих к Онуфриево, Великое село захвачен обоз с продовольствием. 1 числа установлена связь с партизанским отрядом СЗФ. Совместно с партизанским отрядом захватили село Кудрово, после чего партизаны ушли выполнять свою задачу. Все время веду разведку, Крупные силы и штаб противника расположены в Ожидаево 1 и Овчиниково. Не могу связаться с вами, посылаю 4-е донесение. Жду указания куда отправить раненых. В батальоне убито 8 и ранено 17 человек.

Далее комбат докладывал, что разгромлен штаб батальона, убито 38 немцев и 30 ранено. Захвачены трофеи - неисправный танк, два исправных орудия, три зенитных орудия и одно разбитое орудие, противотанковых пулеметов (так в документе, по видимому, крупнокалиберные пулеметы) 2 шт и 500 патронов к ним. Ручных пулеметов 4 шт. Стрелковое вооружение, как и запас гранат,  указанное в документе не впечатляет, но скорее всего лыжники забрали его себе, указав в отчете только небольшую часть трофеев. Были захвачены 2 легковые машины, 10 грузовиков, автоцистерна. Перечислен ряд захваченных продуктов питания, указывая, что своих продуктов батальон не имеет и питается только за счет трофеев.

Батальон имел некомплект в 70 пар лыж, за счет утерянных в бою и сломанных на марше. Комбат ждал приказаний, для дальнейших действий батальона.

Черняев по видимому был сильно обижен на командование батальона, поэтому нахождение батальона в Онуфриево и Великое Село у него описано как «ничегонеделанье», нет ни слова о захваченном обозе, ни о Кудрово или Козлово, о поисках разведчиков. Возможно, он просто не знал об этом, ведь он был всего лишь сержантом, командиром минометного взвода без минометов.

Нужно добавить, что когда моряки 75 МСБР снова захватили Великое Село и Онуфриево, они среди прочих трофеев отчитались о захвате 1 танка, 1 автоцистерну, 3 орудий. Как видим все тот же танк и та же автоцистерна, те же 3 орудия так что комбат ничего не приукрасил в своем донесении.

Но он описал другой эпизод.

«Когда останавливались где-то в селе на ночлег, была проблема — как обеспечить охрану дома. Выставишь часового на улицу, через пять-десять минут смотришь: он уже сидит в сенях на лавке и спит. Обругаешь, пошлешь другого: то же самое. И так до утра. И вот как-то утром Черняева вызвали в штаб. В горнице сидел за столом толстый комбат. Рядом с ним его замы. Поодиночке входили командиры. Располагались у стены. «Введите!» — скомандовал упырь. Ввели Гафта. Того самого черняевского знакомого студента с истфака. Гафт был без шапки, без шинели, без ремня. Комбат разорялся: «Вот этот — как тебя… Гафт. Покинул ночью самовольно пост. Разводящий застал его спящим в доме, который он был поставлен охранять. Я приказываю его расстрелять. И чтоб все ваши бойцы знали, как будем поступать с такими…».
Гафт в слезах бросился на колени. Черняев кинулся к столу, стал рассказывать комбату, какой Гафт хороший, честный… Комбат рявкнул: «Молчать, сержант!». Гафта потащили во двор и там расстреляли.
Черняев возвращался в бешенстве. Какая сволочь! Он что, тоже должен был расстреливать своих ребят, когда заставал их спящими? Или побежать донести этому ублюдку? Ведь деревню заняли и ничего не делаем. Кто-нибудь обороной занимается? Вопреки приказу Черняев не рассказал своим ребятам, что произошло.»

Конечно, с расстрелом заснувшего часового  комбат поступил просто жестоко, но что поделаешь, на войне сон одного часового мог привести к гибели всего подразделения, о чем хватает воспоминаний не только лыжников, но и ветеранов других родов войск. Да и в январе 1942 штрафных рот еще не было, единственным наказанием за все проступки был расстрел.

При этом надо учесть что батальон находился во вражеском тылу. Черняев также описал и то что лыжников расстрел Гафта ничему не научил.

Из воспоминаний Черняева «Едва рассвело, услышали на окраине Онуфриева взрывы гранат, бешеную стрельбу. Схватив оружие, в чем попало бросились из дома. Из окон крайнего дома шел дымок. А от околицы быстро уходили на лыжах к лесу пять необычно одетых солдат. Тут уж я дал волю своему автомату, мои ребята тоже кто из чего палили по убегавшим. Ушел только один. (Это оказались финны, разведка - поэтому так необычен для нас был их наряд. Запомнил их - белобрысых, распластанных по снегу.)
Картина была ясна. Они беспрепятственно подошли к дому, который охранялся, наверняка, так же, как "мой". И забросали его в окна гранатами. Уцелевшие стали отстреливаться, их добили из автоматов. Погибло двенадцать наших.
Попутно замечу: в современной публицистике и даже научных статьях "ради объективности" утверждается, что финны, дойдя по Карельскому перешейку до своей прежней границы на реке Сестре, дальше не пошли, несмотря на все настояния немцев... И что больше они нигде с нами не воевали. Не совсем это так, судя по приведенному факту. Да и "кукушки" на ветвях деревьев, расстреливавшие наших сверху, когда те, ничего не подозревая, пробирались через лес, - были финны, и никогда - сами немцы. Немцы в лес не любили заходить, особенно ночью.»

Только после этого воочию убедившись, что часовые необходимы, бойцы исправно стали нести караульную службу. Надо также отметить, что немцы все же леса не боялись, в данном случае как и везде все зависело от того уроженцы какого региона вели бой - егерей у немцев вполне хватало.

Оперсводка Генштаба за 3 февраля указывает «25-й лыжный батальон прикрывает правый фланг корпуса на рубеже Великое Село, Онуфриево (22 км южн. Старая Русса).» По всей видимости в оперсводке опечатка, и имелся в виду 203 ОЛБ, который 3 февраля оставался в Онуфриево, Великое Село.

Пока батальон находился в Онуфриево, в вышестоящих штабах шла оживленная переписка. Штаб корпуса получил донесение о захвате Онуфриево, и отдавал приказы штабу 14 СБР установить связь с 203 лыжным батальоном, «находящемся в районе Онуфриево». Батальону приказывалось поставить задачу по ведению разведки на фланге корпуса, а также помочь 14 СБР взять Черенчицы. Есть все основания полагать, что штаб 14 СБр не выполнил приказа о поиске 203 ОЛБ и это дорого стоило лыжникам.

4 февраля батальон попал под сильный удар противника и понеся большие потери был выбит из Онуфриево, Великое Село.

Что произошло 4 февраля?

Донесение командира батальона от 5 февраля. «Доношу до вашего сведения, батальон выполняя приказ 2 февраля выбил противника из Онуфриево, Великое Село. 4 февраля отошел из Онуфриево под натиском 20 танков и полка пехоты. Потери подсчитываются» Фраза «батальон сосредоточен» зачеркнута.

Так это видели рядовые бойцы. Из воспоминаний Черняева «Из этого случая с разгромом крайнего дома, о чем я, конечно, доложил начштаба, никаких выводов сделано не было. Возмездие последовало на следующее утро. Солнечное, со слепящим снегом, морозное. Врывается часовой (после эпизода с финнами с поста не уходили): "Немцы!" Большинство еще спало. Вскочили. Я успел схватить автомат и шинель, на которой лежал  Помкомвзводовская сумка (она отличалась большей скромностью от "офицерской") осталась висеть на гвозде. Выбежал за дом, к плетню. Передо мной метрах в  пятидесяти от ближней опушки двигалась цепь, посредине офицер с парабеллумом над головой. Открыли огонь. Немцы залегли. Поднялись, пошли опять. Были слышны выкрики офицера. Сам он не стрелял, только размахивал пистолетом. Подбежал сзади боец: "Старшой, танки сзади!" Я бросился на улицу, прижался к фасадной стене дома. Вижу: в овраг к речке от Великого Села спускаются в нашу сторону три танка. Школа-госпиталь, которая была крайней у моста, вся в огне. Мелькнула мысль о раненом "бывалом солдате". Тот, кто мне сообщил о танках, стоит рядом. Я ему: ребятам всем назад, к крайнему дому (тому, разгромленному финнами) по улице и потом - в лес. Сам вернись ко мне... Против танков у нас ничего не было - ни гранат, ни противотанковых ружей. Первый танк уже вылез из оврага, идет по деревне.

Вижу, как ребята, не добежав до того злополучного дома - и из других домов к ним уже присоединились - ринулись прямо по полянке к лесу. Не тут-то было: снег по пояс, может, чуть ниже... Поползли, только шапки видны над краем этих снежных траншей, проложенных телами. Танк остановился и начал садить из пулемета по ползущим. Сзади меня, за домом, стрельбы уже не было: значит немцы совсем тут, рядом. Я вместе с напарником бросился через дорогу. Падая, вскакивая, домчались мы с ним по улице до первой "траншеи" и поползли вслед своим. Выглянуть уже было невозможно: пули веерами стелились по самой снежной поверхности. Пушечные выстрелы доносились со стороны Великого Села - там, наверное, крушили дома.

Такими вот траншейными протоками добрались до леса. За опушкой стали скапливаться кто остался цел. Немного нас оказалось. Потом стало известно, что из 750 человек батальона уцелело только 150. Комбат не пострадал, он прятался от нас. "Руководил" начштаба. Он-то меня и определил в арьергард, дал человек десять, тоже с автоматами. Нас оставили на опушке, которая образовывала здесь почти прямой угол. Минут через десять мы увидели погоню. В маскхалатах по кромке леса в нашем направлении шла колонна лыжников. Сколько их, трудно было определить, в начавшемся снегопаде конца не было видно. Я решил не обнаруживать себя, не стрелять. И подпустив лыжников метров на 20, скомандовал отходить. Заметив нас, они остановились, но почему-то тоже не стреляли. Вглубь леса за нами не пошли. Может, должны были убедиться (немцы все-таки!), не собираемся ли мы контратаковать...

К сумеркам, преодолев лес, вышли на большую поляну, и перед нами вдоль дороги замелькали черные точки бушлатов морской пехоты с выставленными в нашу сторону штыками. Почему-то они лежали, хотя противника перед ними явно не наблюдалось. Побалагурили, похлопали друг друга по спинам, поиздевались они над нами, горе-вояками. Мы побрели дальше в тыл. Они готовились завоевывать Онуфриево-Великое Село вновь.

Видно, это была та самая морская бригада, до подхода которой мы должны были удерживать захваченный "узел дорог".»

Разделение батальона на группы также косвенно доказывает и разнобой в документах, батальон практически одновременно оказался в районе Сычево, Давыдово, Шахово – в полосах 1 и 2 ГСК.

Журнал боевых действий Северо-Западного Фронта отмечает 4 февраля  203 ОЛБ находится Давыдово, Сычево, эти населенные пункты находились еще в руках противника, от Онуфриево по прямой километров 20 и по видимому лыжники после боя за Онуфриево отошли именно к ним. Воспоминания  Черняева о встрече с моряками подтверждает это – моряки 75 ОМСБР 2 ГСК брали Сычево и Давыдово 5 февраля. Таким образом, лыжные подразделения русских в тылу группы Леопольда - 203 ОЛБ отошедший из Онуфриево.

Таким образом, при прикрытии фланга корпуса в районе Великое Село - Онуфриево 203 ОЛБ попал под удар танков и эсэсовцев из 4 полка СС. Оперсводка 2 ГСК фиксирует 7 танков перед частями корпуса, два танка части корпуса подбили. Вероятно это именно те самые, которые наносили удар по лыжникам.

Командующий 10-м корпусом генерал Хансен приказал сформировать эсэсовцам шесть боевых групп, в том числе и боевую группу СС Беккера - штаб 1-го пехотного полка. Боевые группы дивизии СС вошли в подчинение 18-й моторизованной дивизии, образовав 4-й пехотный полк СС под командованием Беккера. Была в полку и танковая группа. К этой группе присоединились гарнизоны Сычево и Редцы.

Причем гарнизон Редцы присоединился к группе в д Великое Село 4 февраля.

«3 февраля после артиллерийского налёта в Редцах загорелись все дома. Из сброшенных с самолётов контейнеров в руки эсэсовцев попадали немногие, лишь атаки немецкой авиации на позиции русских несколько облегчали оборону. 4 февраля, видя бессмысленность обороняться, Зойменихьт решает ночью осуществить прорыв боевой группы, в которой около 100 человек. Раненых грузят на сани. Незадолго до восхода солнца все, включая раненых, отправляются на юго-запад. На шоссе у Рамушева Зойменихьт надеялся встретить немцев, но отправленные вперед разведчики возвращаются и докладывают: «Рамушево занято врагом». Направление движения изменяется. Севернее Рамушева небольшими группами удалось незаметно пересечь шоссе. Кобылкино, которое обороняла боевая группа СС Ульриха, окружено плотным русским кольцом. Еще раз меняется направление движения. Напрямик, не по дороге идут эсэсовцы по лесам и замёрзшим болотам, стараясь избежать любого шоссе и любой дороги.

…Мы отправляемся в ночной марш. Сверху рокочет «ворона», она выключает двигатель и зависает над нами, затем улетает. Наши шаги скрипят в замёрзшем снегу. Головы отупели. Глаза закрываются. Практически в отключенном состоянии серые силуэты движутся вперед. Мы садимся в снег, чтобы сделать привал…» (обершютце СС Карл М…). Штурмманн СС 3-го мотоциклетного батальона дивизии СС «Мертвая голова» Курт Хампке рассказывает: «…Повсюду мы натыкаемся на лыжные взводы русских. Мы доходим до дороги Черенчицы – Ануфриево. Здесь враг уничтожил автомобильную колонну одной армейской части. Ни один из товарищей не остался в живых. Я забираю у погибших жетоны… Во главе нашей печальной колонны шествует оберштурмфюрер СС Зойменихьт. Мы выглядим как русские. Наши сапоги с двухшовными голенищами мы уже около Ловати заменили на высокие валенки погибших русских. Некоторые из наших товарищей умирают во время марша. Мы можем вырыть для них лишь снежные могилы…»

Не соприкасаясь с противником, остатки боевой группы доходят до населенного пункта Великое Село, что восточнее дороги Старая Русса – Холм, и присоединяются к боевой группе СС Беккера, которая только что вырвала у русских эту деревню.»

Как видим, разгромленная колона, вполне соответствует докладу комбата о разгроме обоза противника. Лыжные взводы русских, по видимому,  подразделения 203 лыжного батальона, которые разрозненно отходили от Онуфриево и Великого Села. По видимому, именно колонна гарнизона из Редцы и была та колонна которую видел Черняев оставленный с группой бойцов на опушке леса прикрывать отход батальона.

Еще о колоне разгромленной лыжниками, боец 2 роты 203 ОЛБ Реутов Анатолий Николаевич вспоминал, что выполняя задание в тылу врага,  районе Великое Село, они разгромили колону в составе 12 автомашин и 5 легких танков. В Великом Селе был захвачен продуктовый склад. В бою за Великое Село 4 февраля Реутов был ранен.

Могли ли лыжники что либо противопоставить танкам? Однозначно нет, даже захват трофейных орудий не решал этот вопрос – подготовленных расчетов все равно не было. Так что для лыжников было одинаково смертельна атака хоть 20, хоть 7 танков. Учитывая, что с группой противника, которая нанесла удар по лыжному батальону, 2 ГСК вел продолжительные упорные бои в Соколово, лыжники не имели шансов устоять и  удержать деревни до подхода своих частей.

Кроме того батальон не собирался долго находиться в узле дорог – Онуфриево и Великое Село. Стоит обратить внимание на фразу "вырвала у русских эту деревню." - что означает, что за Великое Село был серьезный бой - даже в безнадежной ситуации лыжники сделали все что могли.

Причина, по которой батальон попал под удар, в невыполнении приказа штаба корпуса штабом 14 СБр. Приказы о розыске батальона штабами корпуса и фронта шли начиная с 2 по 5 февраля ежедневно. Не факт, что связной донесший четвертое донесение в штаб корпуса смог вернуться в батальон, все таки ему приходилось преодолевать минимум 20 км по вражескому тылу, только в одну сторону. Возможно, что штаб бригады посылал связных в 203 ОЛБ, но они не дошли. Следующее донесение о батальоне штаб корпуса получил только 5 февраля, что означает, что последующие посыльные от комбата после 2 февраля не дошли до своих.

5 февраля штаб корпуса получил очередной приказ найти и вывести 203  ОЛБ к д Веряссово. Штаб 1 ГСК записал «203 лб отступил от Ожедово, Великое Село в Шахово.».
Повторюсь по боям в Сычево и Давыдово - из описания боев со стороны противника видно, что лыжники обошли опорный пункт  противника в Давыдово, и участвовали в атаке с тыла, совместно с моряками. Учитывая что лыжбаты 2 ГСК еще только подтягивались к фронту после патрулирования берега оз Ильмень, а также упоминание в ЖБД СЗФ о нахождении 203 ОЛБ 4 февраля в  Сычево, Давыдово, то. Давыдово с тыла атаковал именно 203 ОЛБ, отошедший из Онуфриево, если даже не атаковал, то явственно обозначил свое присутствие, что и определило освобождение Давыдово и Сычево моряками 5 февраля. Взятие такого важного опорного пункта и моста было большим успехом.

Из воспоминаний Черняева «На другой день в какой-то полусожженной деревеньке мы приводили

себя в порядок. Вышел я из дома. Мимо матрос в черной своей шинели, с СВТ на ремне. Остановился, молчит, улыбается, смотрит на мой ППШ. Я ему: "Ты что?" "Ничего, -говорит, - пойдем со мной кукушек пощелкаем... Вон в том леске". "Да я, - говорю, - вчера навоевался во!" Однако пошел с ним. Вошли в лес, взяли дистанцию друг от друга. Углубились. Слышу рядом сверху "трры-трры" - короткие автоматные очереди. В ответ винтовочный хлопок, один, другой. Кричу. Отвечает: "Жив!" "А кукушка?..." "А х... его знает!" В этот момент явно по мне "трры-трры". Вскинул ППШ, высадил наугад длинную веерную очередь. Опять тишина. Он мне кричит. Отвечаю: "Жив!" Мистика какая-то. Пошли дальше. Через минут десять повторилось примерно то же самое. Сошлись. "Вот, - говорит, - я каждый день так. Это - моя специальность. Но подстрелил за все время только одного". В самом деле, лес - вековые ели и сосны, огромные, каких под Москвой нет. Стоят вплотную друг к другу, покрытые густым слоем снега. Трудно отделить взглядом одно дерево от другого. И если человек в маскхалате сидит где-то у самой верхушки, увидеть его можно, только разве подойдя вплотную к дереву. Но зачем такая тактика? Наверное, чтобы мы, русские, тоже боялись»

7 февраля 203 лыжбат во второй половине дня выходил в район Присморжье. Затем сосредоточился в Ершино в резерве командира корпуса.

8 февраля 203-й лыжный батальон находился в районе Ершино, проводя частью сил разведку на Дубовицы. 

Можно предположить, что до 14 февраля батальон находился  в деревне Гридино, в ЖБД СЗФ, он упоминается 12 февраля как находящийся в прежнем районе, а затем 13 февраля, как ведущий разведку в направлении Дубовицы, Васильевщина.

14 февраля 203 ОЛБ контролировал дорогу Кутилиха – Мал Дубовицы.

В этот день комбат составил донесение, о выделении, согласно приказа штаба фронта,  роты в составе 78 человек,, из которых 63 без лыж. В батальоне оставалось 134 человека. В разведке находилось 21 человек, в заграждении и на охране дорог  71, в деревне 42 человека.

Таким образом, ясно, что 14 февраля в батальоне осталось в строю  212 человек. Это еще раз подтверждает, что в Онуфриево, Великое Село батальон потерял две трети личного состава.

Также эта докладная дает представление о том, чем занимались лыжники – разведка, заграждение дорог противника и охрана своих дорог.

Охрана своих дорог была просто необходима, сплошной линии фронта не было и диверсионные группы противника часто нападали на наши обозы, подрывали мосты, об этом есть воспоминания солдат СС, воевавших в районе Залучье – Черенчицы-Кулаково.

Заграждение дорог противника заключалось в том что саперы выставляли мины на дорогах, а лыжники или пехота прикрывали выставленные мины, нападая на обозы противника. Поэтому противнику пришлось ввести систему конвоев, выделяя в сопровождение обозов «ударные взводы» на санях, практически каждый конвой означал стычку с нашими пехотинцами или подрыв на мине.

Куда выделялась рота, пока неизвестно, рота выделялась согласно приказа Северо-Западного Фронта, и ушла в Ершино, вероятно в помощь 7 ГСД, которая вела бой за Черенчицы, Кулаково и другие опорные пункты, которые обороняли эсэсовцы. В полках дивизии оставалось по 20-50 активных штыков, и появляются сводные батальоны, в атаках участвуют и 204. 205. 225 лыжные батальоны, которые атакуют противника вместе со стрелками.

Также 17 февраля была проведена отчаянная операция по взятию Черенчиц. По данным штаба корпуса в 2-30 17 февраля 60 человек  на 12 пароконных санях, по дороге Онуфриево – Черенчицы, внезапно ворвались в Черенчицы и захватили около 10 домов. Десантники удерживали занятые дома до середины дня 17 февраля. К своим не вернулся ни  один боец, участвовавший в десанте. Части штурмовавшие Черенчицы не смогли оказать помощи десантникам.

Отчаянная операция явно была спланирована штабом фронта и плохо увязана с другими частями на местах. Об этом можно судить по шифрограмме штаба 15 СБр, которая докладывала, что 288 СП никак не помогает десантникам, а сама бригада пытается установить связь с десантом. Состав десанта не известен, ясно, что не из 7 ГСД, и не из 15 СБр, возможно, что это 3 рота из состава 203 ОЛБизьятая по приказу штаба фронта.

Косвенно на это может указывать список погибших лыжников 3 роты составленный командиром 3 роты лейтенантом Журавлевым и политруком роты младшим политруком Кочкиным. Именной список погибших лыжников 3 роты на 70 человек, в списке указано место гибели и захоронения д Ануфриево (Онуфриево), но не указано даты гибели, только виза о проверке списка - 24 февраля.Правда нельзя исключить что они погибли 4 февраля в бою у Онуфриево. Но стоит отметить, что на схеме от 19 февраля, приведенной ниже, обозначены все три роты 2 и 1 совместно с 3 ротой. При этом командир отряда определял лыжников как две роты общей численностью 100 человек, т.е. от 3 роты за несколько дней практически никого не осталось.

В списке два радиста, два командира взвода, помощник командира роты, два помкомвзвода, шесть командиров отделений, все это говорит о полной гибели двух взводов роты. Если эта догадка верна то лыжники погибли не в Онуфриево, а в Черенчицах, во время отчаянного десанта 17 февраля 1942 года.

Не стоит думать, что наша пехота не хотела помочь десантникам, у нее просто не хватало сил. Как свидетельствовал сам противник, немцы были поражены самоотверженностью красноармейцев. С непостижимым упорством, без авиационной и артиллерийской поддержки русские пехотинцы шли под жесточайшим пулеметным огнем не уничтоженных огневых точек немцев. Чтобы успешно завершить атаку, им не хватало сил, они увязали в море оборонительного огня, преодолеть который не удавалось, 5 атак за 16 часов. В таких условиях потери с обеих сторон были очень высокие.

Поэтому можно предположить, что большие потери батальон понес не только от танков, но и во время наступательных боев против оборонявшихся эсэсовцев.

17 февраля батальон вел разведку в направлениях Черный Ручей, Чапово, Кутилиха, Большие Дубовицы.

16 февраля 203 лб вел разведку в направлении Черный Ручей, Чапово, Кутилиха, Большие Дубовицы. Штаб батальона находился в Гридино.

Из воспоминаний Черняева «Вскоре наш 203-й отдельный еще называющийся лыжным (но уже без них) переместили выше по Ловати, непосредственно в распоряжение штаба 1 гв.с.к. Деревня, где он стоял, кажется, называлась Рахлицы. Задача наша была теперь - разведка. По-пятеро или по-трое мы направлялись за 10-15 км. в тылы к немцам, на три-четыре дня. Занимали позицию вблизи дорог. И фиксировали, что происходит: сколько и когда прошло солдат, повозок, грузовиков, конных, патрулей, орудий... Словом, все, что на участке, назначенном на три дня данной группе, происходило, штаб должен знать во всех деталях. В стычки самим не ввязываться. Только если налетим на засаду или в случае погони.

Все бы ничего и дело явно нужное. Но опять же главная наша беда - кормежка. С собой давали столько, что хватало едва на сутки. Ведь постоянно на морозе, укрыться негде, да и что это за еда: хлеб, комбижир, редко - по банке тушенки. Вместо воды - снег.

Проработали мы так примерно месяц. И ходили не в сторону Демьянского котла, а на левый берег Ловати, к югу от Старой Руссы. Были разные эпизоды. В общем, ничего примечательного. Маршруты менялись, но быстро осваивались, по каждому из них ходили не раз. Про один эпизод все- таки расскажу - когда нас чуть было не подвел наш перманентный голод. К ночи вышли на опушку леса, впереди в километре деревня, от нее в сторону Старой Руссы - тракт, за которым нам предстояло наблюдать днем с позиции чуть севернее деревни. Нас трое. Я старший. Говорю: может заглянем в деревню, накормят хоть или подзапасемся чем-нибудь . Согласились. Пошли напрямик полем. От луны светло... Шепчу: в первый дом не пойдем. Давайте вон третий выберем, огонек в окне теплится.

Обошли задами первые два дома. Ребята встали за огородом, я пошел к крыльцу, потянулся, тихонько постучал в стекло. В избе погасили свечу. Но никто не вышел. Через минуту постучал сильнее. За окном появилось женское лицо. Замахала на меня руками. Слышу в сенях открывается дверь.

Поднялся на крыльцо. Из-за двери: "Кто это?" "Свои". "Кто свои? Партизаны?" "Нет, красноармейцы". "Зачем?" "Есть хочется"... Приоткрыла дверь. Говорю: "Со мной еще двое". "Ладно, зовите". Сбегал за ними, вошли. Дед и двое малышей. Уставились на нас. Я говорю: "Мы на минутку, проголодались, второй день ни крошки во рту". Дед: "Откуда вы, сынки?" "С

той стороны Ловати, в разведке мы". Дед невестке, видно: "Не зажигай, так покорми, луна вон". Усадили за стол. Женщина побросала в миски картошки, капусты, выставила молоко, хлеб. Хлеба еще и с собой запихнула в карманы шинелей. Такая вся ладная, быстрая, напряженная, хорошенькая лицом. Дед говорит: "Опасно ведь здесь, сынки. Патрули каждый час по деревне проезжают. Смотрите... Все больше с той стороны (указал в сторону Старой Руссы). Обратно днем уходят". "А в самой деревне стоят?" "Стоят. Целое отделение. В сельсовете, там дальше" (показал в противоположную сторону). Стали прощаться. Старик перекрестил каждого. Молодка протянула из-под фартука руку и жалко улыбнулась. Мальчишки как встали с самого начала, так все эти несколько минут с места и не сходили, глядя на нас. Дед попросил выйти не в огороды, чтоб следов не оставлять (он не знал, что мы уже "наследили", подбираясь задами к его дому.) Так и сделали. Вышли, делая паузы, один за другим на улицу и почти бегом ринулись к околице. Уже за деревней собрались свернуть с дороги к лесу - навстречу две повозки. Бросились в сторону. Но - снег, хотя и не такой глубокий, как тогда под Онуфриевым. Нас сразу заметили. Послышались немецкие возгласы . Открыли стрельбу из винтовок, мы в ответ - из трех ППШ: довольно мощный залп. Одна лошадь, бедная, сразу завалилась. Немцы залегли, но лежа им нас не было видно. Я велел чередоваться: один отстреливается, двое бегут к лесу.

Так довольно быстро мы добежали (если можно было назвать это бегом - снег по колено!) до леса... под свист пуль, которые явно шли много выше нас. Отдышались. Я говорю: "Все! Задание на этот раз нам не выполнить. С утра пойдут по следам. Будем возвращаться". К утру были в штабе. Ребята пошли к себе, я - к начштаба докладывать. Он всегда лично расспрашивал, "что принесли". Полковник Рубцов, четыре шпалы, простой ремень, валенки квадратная бородка, черноватый, интеллигентный, вежливый, с улыбчивыми глазами.

Доложил "как на духу". Он посмеялся: "Ну ничего! В другой раз восполните, надеюсь. Отдыхайте"... Мне с этим полковником еще пришлось встречаться в совсем другой обстановке. Запомнился он мне навсегда.»

Нужно отметить, что разведка ходила именно к Демянскому котлу, это подтверждают и донесения комбата, который докладывал о передвижении противника по дорогам и расположении частей противника, а также документы  1 ГСК.

19 февраля 203 ОЛБ атаковал противника в д Кутилиха.

Эту операцию проводил сводный отряд в составе двух рот 203 лб (100 человек), роты заградбата(41 человек), взвода сапер (35 человек). После неудачной атаки Кутилиха, отряд отошел в лес западнее Кутилиха, вел разведку Черный Ручей, Кутилиха, Дубовицы, одновременно прикрывая дорогу Кутилиха - Мал. Дубовицы.

Операцией руководил майор Барон – начальник 1 отдела штаба 1 ГСК, чья группа вела бои в этом районе. Утром 19 февраля на развилке дорог Кутилиха, Малые Дубовицы, Черный Ручей майор составил боевое донесение, которое позволяет понять как проводилась атака.

Атака началась в 4 часа утра. Атака на Кутилиха проводилась одновременно с налетом нашей авиации на Кутилиха и Черный Ручей.
Противник встретил лыжников огнем минометов из Кутилихи и Больших Дубовиц. Также противник вел сильный огонь из крупнокалиберных и станковых пулеметов, в основном из чердаков зданий.

Встреченные сильным огнем лыжники отошли. Среди причин срыва операции майор указывал следующие – командир 2 роты растерял людей в лесу, и вывел на рубеж атаки всего 8 человек, саперы которые должны были заминировать дороги  ведущие в Кутилиху, не сделали этого(точнее одну дорогу они заминировали, но мины почему то не рвались под транспортом противника, вторую дорогу саперы заминировать не смогли), командование не обеспечило продуктами бойцов и поэтому бойцы имели низкие боевые качества и были недовольны командованием батальона.

Схема операции 203 ОЛБ против д Кутилиха 19 февраля. 

Из воспоминаний Черняева «Однажды батальон выполнял "боевую задачу" в полном (оставшемся!) своем составе. Выступили к границе Демьянского котла, как я понял – к деревеньке, расположенной южнее "знаменитого" Залучья. Шли все время лесом. Иногда по просекам, чаще - напрямую. Мой взвод, как и следовало ожидать, определили в передовое охранение (помимо комбатовой "любви" ко мне, я хорошо "читал карту"). Оно бы ничего, но это одновременно значило что мои двенадцать ребят должны были прокладывать тропу для остальных в метровом рыхлом снегу. "Главные силы" батальона следовали шагах в двухстах за нами. Измотавшись, мы делали себе передышку. Подождав подхода батальона, двигались дальше... Самого комбата почему-то опять не было. Возглавлял тот же начштаба, все еще младший лейтенант. Каждый раз, когда батальон нас догонял, он "проверял", правильно ли я "веду", не сбились ли мы с курса на назначенный нам объект. Я его с картой в руках уверял, что идем куда надо. Но полной уверенности у меня не было: карты, в отличие от немецких, помеченных 1939 годом, у нас были старые, образца 1914 года. Тем не менее получилось "точка в точку" к моей радости.

Вышли на опушку - прямо в виду искомой деревни. Я послал связного к младшему лейтенанту предупредить, чтобы остановил батальон, а сам пришел ко мне. Ледяной вал с пулеметными вышками, из-за которого едва были видны дымящиеся трубы домов, отстоял от леса шагов на 20-25, то есть совсем рядом. Спрашиваю: какая у нас задача? Отвечает: разведка боем Разведка боем - это имитация наступления, с ее помощью обнаруживается система огня противника и вообще прочность обороны на данном участке.

Время было подходящее - смеркалось. Значит огневые точки легко засечь и подсчитать. Спрашиваю: как же мы это будем делать при всего двух "дегтярях", без минометов и вообще "без ничего", кроме автоматов и винтовок, даже нет противотанковых гранат (впрочем, против ледяных укреплений бесполезных). Начштаба прошептал мне секрет: будет поддержка с воздуха. И пошел назад развертывать батальон для атаки (так он сказал).

Это удалось сделать скрытно. Нас не обнаружили, хотя в этой морозной "вековой" тишине мы отчетливо слышали немецкий говор , выкрики, смех из-за ледяного вала и с вышек. Простояли около часа. Стемнело. Вдруг послышался характерный шум моторов. Летели "У-2", легкие ночные бомбардировщики, на которых воевали обычно девушки. На нашем фронте их ласково называли "керосинками" (в других местах, судя по послевоенной литературе, иначе: "кукурузник", "этажерка", "тарахтелка" еще как-то). Это двухместный с открытыми кабинами биплан, со скоростью, вроде не больше 150 км/час, верткий, маневренный, способный сесть где попало и летать хоть между деревьев. Попытки "мессершмиттов" их сбивать, как правило, не удавались, а для Ме-109 иногда кончались гибелью. (Сам позже видел, как один такой истребитель "Ме-109" - самый быстрый в истории винтовой авиации самолет со скоростью 650 км/час – коршуном спикировал на "У-2", а "керосинка" юркнула вплотную к ледяной поверхности Ловати между довольно крутых тут ее берегов. Вынырнула прямо из-под пулеметной очереди "мессера", а тот, не совладав с почти вертикальным пике, врезался в лед и разлетелся на мелкие кусочки. )

Так вот, тройке "У-2" и предназначалось обеспечить нам "поддержку с воздуха". Немцы их тоже услышали. И забегали, засуетились за ледяным валом. "Керосинки" появились из-за деревьев и, встреченные шквальным ружейно-пулеметным огнем, сбросили по бомбе. Тявкала и одна зенитка. В этот момент младший лейтенант дал ракету и мы, стреляя перед собой, утопая в снегу, двинулись к деревне. Не думаю, что кто-нибудь успел добежать до ледяного ограждения. Немцы открыли ураганный огонь, в том числе - фланкирующий, с крайних вышек. К счастью, большинство из нас было в маскхалатах: на снегу, да еще в темноте прицельно стрелять по нам было невозможно. Но плотность огня была такая, что мы сразу же поползли обратно. "У-2" удалились в противоположную сторону, развернулись, опять сбросили по бомбе и ушли совсем уже над нами. Младший лейтенант во вторую "атаку" нас не бросил: немцы продолжали бешено обстреливать все пространство между лесом и валом. Сколько мы оставили в снегу своих я не узнал и потом, но вроде немного, несколько человек.

Начштаба, видно, счел, что задание выполнено и дал команду отходить тем же путем. А мне - в арьергарде, последним со своими двенадцатью, которые все уцелели.__»

До марта 203 ОЛБ в документах 1 ГСК не упоминался, вероятно, вел бои в районе Черный Ручей, Кутилиха, в составе группы майора Барон. 28 февраля сводный отряд майора Барон  овладев Черный Ручей  продолжал прикрывать дорогу Присморожье – Кутилиха и вел разведку в направлении Кутилиха, Бол. Дубовицы.

Такие разведки не обходились без потерь. Так 25 февраля будучи в разведке был ранен пулеметчик 203 ОЛБ Осин Николай Федорович, его разведгруппа сполкнулась с разведгруппой противника. Был тяжело ранен.

В дальнейшем до 26 марта 203 ОЛБ в сводках 1 ГСК отсутствует. Чем занимался батальон в этот период можно судить из воспоминаний сержанта Черняева.
«По-видимому, где-то в начале марта батальон перебросили в район Поддорья. Это большое село на реке Редье (она течет параллельно Ловати в сторону Старой Руссы). Оно в том месте было километрах в пятнадцати от Ловати, которая считалась на этом отрезке условной линией фронта, что совсем не значило, что все расположенные тут деревни были заняты немцами. Летом и осенью было так, но с появлением Демьянского котла территория стала как бы ничейной. Из большинства деревень немцы ушли. На этот раз наш 203-й отдельный (и опять лыжный - выдали, хотя не на всех, новые лыжи) должен был встать гарнизоном в деревеньке в пяти километрах от Поддорья, фактически в "нейтральной" зоне, в ощутимом отрыве от каких бы то ни было других частей 1 гв.с.к. и 7-й гвардейской дивизии, к которой мы формально были приписаны еще с Москвы. Задача была, как я потом понял, "присутствовать" на территории и гонять немцев, если они вознамерятся вновь здесь укрепиться.

На марше к новому нашему расположению имели место два эпизода, значимые, может быть, с точки зрения оценки моего тогдашнего состояния. Солнечный день. Ведет нас адъютант-старший, о котором я уже говорил. Комбата как всегда нигде не видно. Я рядом, во главе колонны - вроде как тоже командир. То и дело залегаем под пулеметным огнем с транспортников, отстреливаемся в надежде хоть раз "попасть": ведь так низко летят, совсем на уровне деревьев. Проходим напрочь сожженную деревеньку. Много замерзших трупов. Из сугробов торчат голые ноги. Это значит, наши сдирали с немцев их кованные яловые короткие сапоги Младший лейтенант затевает разговор: мол, почему так плохо все у нас получается, - справедливая война, храбрый народ... Я нагло отвечаю: потому что этим храбрым народом в батальонах, дивизиях и, скорее всего, в армиях руководят примерно такие, как вы и, в особенности, как наш комбат. Он мне: много на себя берете, сержант, и вообще - почему вы такой злой, почему вы ставите себя выше всех?!... Ну вот, отвечаю, научная дискуссия и закончена: вы - лейтенант, я - сержант, вы - умный, я - дурак, на том и кончим. Шли мы, видно, не напрямую от Ловати, потому что дня нам не хватило до места Ночевали на каком-то хуторе, не помню уже - с жителями или без. Лыжи оставили в большом, почему-то очень высоком сарае, прямо примыкавшем к жилым помещениям огромной избы. На утро обнаружили, что пол овина лыж, оставленных в этом сарае, исчезла. То ли деревенские ребята растащили, то ли партизаны присвоили. Днем мы с ними пересеклись на пути... Еще одно свидетельство, что "порядок" в батальоне оставался таким же, как во время боев за Онуфриево-Великое Село .

Пошли дальше, теперь уже почти все - пехом. Впереди те, у кого сохранились лыжи. Партизаны нас предупредили, что на таком-то перелеске, вдоль канавки дорога минирована немцами. Вышли к этой дороге , вытянулись вдоль нее. Снег выше колен. Идти - мученье. И вдруг впереди взрыв, крик. Один подорвался.

…

"Работа" в этом гарнизоне состояла в том, чтобы с перерывами в двое суток ходить в разведку - радиально на расстояния примерно в 10-12 км от "штаба". На этот раз ходили парами. Я - то с Чугуновым, то с Малофеевым. Два эпизода из наших с ними вылазок я опишу. Оба связаны с Поддорьем. Уходили под вечер, возвращались к ночи следующего дня. На этот раз, по бедности или разгильдяйству хозвзвода, с собой пайка совсем не давали: мол, прокормитесь у крестьян. Поэтому, естественно, первая задача состояла в том, чтобы найти такой дом, где готовы принять и накормить. "Техника" - точно как в "Василии Теркине": заходишь - и к хозяйке - "не найдется ли попить?" Иногда, действительно, этим и ограничивалось. Приходилось  искать более "догадливых" хозяев.

Так вот. Подошли мы однажды в сумерках к Поддорью. Осмотрелись с пригорка. Вроде ничего подозрительного. Наметили дом поприличнее.

Постучали. Опять же старик и молодуха ("классический", видно, вариант!).

Спрашиваю: "Немцы были?" "Да, каждый день почти заходят, десять- пятнадцать человек как обязательно", - ответил старик. "А партизаны?" "Эти тоже навещают, спасу от них нет, обирают так, что не знаем, дотянем ли до лета... Так что вы уж не взыщите - чем Бог послал. Вы первые - из Красной Армии-то!"

Поели. Малофеев говорит: "Старшой, давай поспим. Все равно в темноте ничего не увидим, немцы ночью не ходят"... "Случается, ходят", - прервал его старик. Я, однако, согласился. Улеглись на полу, не снимая шинелей, шапку на магазин автомата - довольно удобная подушка. Прошло немного времени, старик трогает меня за плечо. "Послушай, как тебя.., нарветесь вы так, и себя, и нас погубите. Шли бы уж по своим делам". Я внял. Стал поднимать Малофеева. Ни в какую, хоть стреляй. Старик тоже начал его тормошить - ворочается, молчит, не поднимается. Выволочь его удалось лишь к рассвету (уже март был). Осторожно пошли по кромке оврага, порядок домов здесь спускался к реке. Сумеречное утро. Ни огонька в окнах. И вдруг винтовочный выстрел, свистнула пуля. Оглядываюсь, на крыльце дома, метрах в пятидесяти, стоит наш солдат и, перезарядив, вновь целится в нас. До сих пор не могу объяснить свою мгновенную реакцию: вместо того, чтобы упасть на землю и открыть огонь по нему, я поднимаю автомат над головой и кричу: "Ты что, о...л?!" Он опускает карабин, мы спускаемся к дому. Солдат подозрительно оглядывает наши необычные штаны. Подхожу вплотную. Еще раз на всякий случай крою его самыми убедительными для русского человека терминами. Паренек немножко перепуган своим выстрелом без предупреждения. Из дома выбежали еще трое. "Кто такие?" - кричит один. Я в ответ: "Кто у вас старший? Ведите к нему!" Вошли в дом. За столом - старший лейтенант в гимнастерке, поверх - меховая безрукавка. Козыряю, представляюсь, уже почему-то совсем уверенный, что - свои. Просит предъявить документы. Выкладываем красноармейские книжки. Смеется: "А мы и не знали, что вы здесь тоже работаете".  Оказалось, дальняя разведка аж! 34-й армии, которая держала фронт с востока Демьянского котла. Прощаясь, я все-таки не удержался: "А если б я в ответ на выстрел вашего часового, полоснул бы из двух автоматов?!" "Ну ведь не полоснул же!" - возразил старший лейтенант... Во второй раз столкнулись в этом же Поддорье уже не со своими, а с немцами. На этот раз я был с Чугуновым. Этот крестьянский сын был более послушный и уважал меня преданно.

Подойдя к Поддорью с того же пригорка, где произошла стычка со своими, осмотрели село. Смеркалось. В избах появлялся тусклый свет. Выбрали дом, не тот, что в прошлый раз, а поближе к околице. Старуха, увидев нас в окно, замахала руками, но все-таки вышла в сени, приоткрыла  дверь. "Что вы, что вы, уходите!"... Быстро удалились и залегли на том же пригорке: задача-то ведь - наблюдать за немцами!

Не знаю уж, увидел ли нас кто, когда мы спускались к дому старухи, или каким-то другим способом было обнаружено наше присутствие в селе, но минут через двадцать мы заметили двух немцев, крадущихся вдоль главного порядка домов с винтовками на изготовку. Прямо на нас по пригорку, но еще не видя нас, шли еще двое. И еще двое вышли на дорогу, ведущую к той деревне, где стоял наш батальон и откуда мы пришли: так что дорогу к отходу назад нам отрезали. Выход был один. На противоположной от нас стороне деревни, прямо за рекой, начинался лес. Спасение - там. Но для этого надо пересечь село. Уже было достаточно темно. И как только те двое, что шли по самой деревенской улице, миновали нас и зашли в очередную избу, мы, уже не таясь, сделали бросок - все решали секунды. Но нас сразу же заметили те, что шли по пригорку, и открыли огонь.

Мы успели заскочить за дом. Чугунов лежа, я стоя выпустили несколько коротких очередей по тем двоим, которые первые нас обнаружили и залегли на пригорке. Но и от домов появились немцы, в нашу сторону пошла ракета, потом другая. Мертвенный свет навис над нами. Задерживаться было нельзя: теперь уже они знали, где мы, и наверняка начали бы обкладывать нас спереди и сзади. Бросились в сугробы на склоне к другой речке, протекавшей между деревней и опушкой леса. И уже не оглядываясь, проваливаясь едва ли не по пояс, зашагали (как ни старались бежать!) к лесу. По нам нещадно палили, но неприцельно, было уже темно. А ракеты взлетали над домами: немцы полагали, что мы пробираемся по задам, за плетнями огородов.

Отдышавшись за деревьями, двинулись напрямую от Поддорья, то есть в противоположную от "базы" сторону. Километра через два свернули вправо и далеко, уже вне видимости села обогнули его. К утру явились в батальон. Младший лейтенант, начальник штаба, сдержанно похвалил: хорошо, что постреляли, - немцы, мол, должны знать, что мы тут рядом и если они попытаются осесть в Поддорье, покоя им не будет.

…

Когда мы в начале апреля уходили из деревни, эти девчонки и бабы все вышли на улицу. Остатний наш батальон выстроился и двинулся откуда пришел - за Ловать. А женщины стояли и смотрели на нас, молча, никто даже не взмахнул рукой. Страшно было оглянуться.
В середине апреля 1942 года батальон перебросили в район той самой деревни Бяково, куда зимой комбат посылал меня из Рамушево в странную разведку. На этом участке было самое короткое расстояние между краем Демьянского котла и основными силами немцев под Старой Руссой.»
Приказа чем занимался 203 ОЛБ пока не найдено, но догадатся несложно. В этой местности проходил стык Калининского и Северо-Западного фронтов, причем крупных сил Красной Армии в этом районе не было. Лыжники разведкой и патрулированием  не давали противнику возможности нападать на наши обозы или создавать опорные пункты выстраивая новый наземный коридор из кольца окружения, обеспечивали стык фронтов. Поддерживали порядок в нашем тылу.

26 марта в связи с ухудшением обстановки на фронте, 203 ОЛБ получил приказ оставить занимаемый участок и форсированным маршем сосредоточится в Ляховичи.

Но только 28 марта 203 ОЛБ выступил  из Самбатова, с задачей к исходу дня сосредоточится в Ляховичи. Задержка с выступлением была связана, вероятно, с целью  дождаться возвращения своих патрульных и разведгрупп. Деревня Самбатово располагалась примерно в 8 км восточнее Поддорья, после войны эта деревня перестала существовать, осталось воинское захоронение, в котором захоронено около 9000 солдат и офицеров Красной Армии. Вероятно, именно в этой деревне располагался 203 ОЛБ в марте 1942 года.

 Марш затянулся и 29 марта 203 ОЛБ провел в движении из Самбатова в Ляховичи.

31 марта 203 ОЛБ находясь в резерве корпуса получил приказ занять для обороны рубеж 2 км сев запад отм 45,4.
1 апреля 203 ОЛБ  занял оборону по западной опушке рощи 4 км юго-западнее Чернышево, прикрывая все дороги идущие на восток между Чернышево, Жуково.

7 апреля 203 ОЛБ и 3 рота заградбата получили приказ сосредоточиться к 15-00 7.4.42 в лесу восточнее  Закорытно и поступить в распоряжения начштаба 1 ГСК.

8 апреля 52 сбр сосредоточилась в Бяково и окрестностях, 203 ОЛБ сосредоточился  в кустарнике 1 км юго-западнее Бяково.

Из воспоминаний сержанта Черняева

«Примерно через сутки случилось потрясшее меня происшествие. Днем я пытался как-то укрепить свой участок на случай появления немцев.

 Предполагалось, что они могут выйти на нас с противоположной стороны лесной прогалины. Попробовал даже пристрелку из появившегося откуда-то у нас немецкого 50 миллиметрового миномета. (Назывался - "лягушка", этакий - на платформочке, наш аналогичный 47 миллиметровый - на сошках.) На ночь выслал дозор - трех человек на ту самую противоположную опушку, в сотне метрах от нас.

Утром дозор должен был вернуться. Но уже солнце высоко, а ребят все нет. С двумя сопровождающими пошел искать. И застали страшную картину. В старой воронке от бомбы, где они с вечера расположились, густо застелив дно еловыми ветками, лежали вразброс все трое, растерзанные штыками, с обезображенными лицами. Не надо быть д'Артаньяном, чтобы понять, что тут произошло: заснули - с голодухи, от холода, от слабости. И немецкая разведка, чтобы выстрелами себя не обнаружить, прикончила их вот таким зверским способом. Ни винтовок, ни автомата при них, конечно, не было. Я буквально остолбенел от ярости и ужаса. Когда мы их приволокли в расположение, сами измазавшись в крови, - на всех, кто приходил посмотреть "похороны", вид погибших произвел жуткое впечатление: будто воочию увидели свою собственную ближайшую судьбу.»

К 11 апреля 203 ОЛБ вел бои в  подчинении 52 СБР. 

 

Схема расположения 52 осбр в обороне 11 апреля 1942 года
Схема дает ясное представление о силе бригады и лыжников перед началом немецкого наступления.
В 203 ОЛБ было 65 активных штыков при 1 ручном пулемете и 25 автоматах.
В целом 52 СБр с приданными частями имела 342 активных штыка, при наличии 3 станковых пулеметов, 25 ручных пулеметах, 66 ППШ, причем почти треть в 203 ОЛБ, 9 минометов 50 мм, ПТР - 2 штуки. Судя по схеме  было 7 - 82 мм и 2 - 120 мм миномета.
 

14 апреля противник начал проводить свою операцию «Забортный трап»,  стал наступать навстречу своей деблокирующей группировке. Основной удар противника пришелся на 52 СБр и придание ей 154 и 203 ОЛБ, а также на находящиеся рядом части. Противником 52 бригады, как и раньше, оставались части СС, с приданными им частями вермахта. Удар противника был очень страшной силы.

У сержанта Черняева наступление противника вызвало самые тяжелые воспоминания, поэтому стоит рассмотреть их по дням сопоставляя с документами и данными противника.

Из воспоминаний сержанта Черняева о 14 апреля

«Началось распределение людей вокруг перекрестка. Видимо, приказ был: батальону прикрыть именно это место на направлении Бяково- Рамушево.

Здесь мы днем и встретили первую, скорее всего, пробную на данном участке волну немецкого прорыва.

Позиция была "слепая". В лесу с густым хвойным подлеском немцев можно было увидеть, лишь когда они подойдут совсем вплотную. Определяли "мишени по звуку", по вспышкам близких выстрелов. Укрыться от пуль можно было только за стволами деревьев, стоя. Но тогда ты подставляешься под осколки мин и снарядов. Все так и случилось.

Примерно в полдень немец открыл по нам (конечно, уже знал, что мы здесь!) массированный минометный огонь. Отчетливо выделялись редкие взрывы гаубичных снарядов. Наши стояли разреженно. То и дело стали слышны вскрики и протяжные стоны раненых. Вдруг я услышал буквально поросячий визг. Выбежал из-за своего дерева в кустах на дорогу и увидел, как за ноги и за руки через перекресток несут комбата. (Верьте - не верьте, но ранен он был, как потом мне сказали, самым подобающим ему образом – в ягодицу, поверхностно!) С этого момента его уже никто из оставшихся никогда не видел. Может, где-то потом он свое "довоевывал" в каком-то другом качестве...

После очередного минометного налета немцы начали прочесывать лес длинными пулеметными очередями. Пули выли, особенно рикошетившие от деревьев. Потом все замолкло. И через несколько минут подлесок и кусты перед нами разверзлись очередями из автоматов и винтовок. Мы также вслепую ответили очередями из "дегтярей" и ППШ. Через минуту мой первый диск был пуст. По нам продолжали бить, но мы уже поняли, что немцы на сближение не идут, хотя их выкрики были слышны вполне отчетливо.

Через некоторое время на нас вновь обрушился минометный шквал. Значит, небольшое затишье им нужно было, чтобы чуть-чуть оттянуть своих. Мины рвались и в верхушках деревьев, не достигая земли. Свист мин и грохот разрывов - оглушающий. Уже невозможно было расслышать, что тебе кричал "сосед" метрах в десяти от тебя. И опять вскрики и протяжные вопли раненых. Как только прекратился налет, услышали команду "по цепи": "Отходим!" Бегом стянулись к перекрестку на ту же дорогу, по которой пришли ночью. Бегом, сопровождаемые веерами пулеметных очередей, ринулись скопом назад. Сколько мы оставили своих в этом месте, уже никто посчитать не мог. Младшего лейтенанта среди нас я уже не увидел, хотя вроде бы от него должна была исходить команда на отход после "эвакуации" комбата. Те, кто, не успели выбежать на дорогу, отходили вразброс, как попало, прямо по чаще .

К вечеру собрались на старых своих позициях.»

14 апреля были предложения расформировать 203 ОЛБ, обосновывая их тем, что от батальона осталось  около 100 активных штыков, при 1 ручном пулемете и 1 миномете и батальон не мог действовать самостоятельно. Личный состав предлагалось передать в состав 52 СБР. Из воспоминаний сержанта Черняева, ясно, что в первый день наступления противника были ранены комбат и начштаба, по сути батальон остался без офицеров, по видимому это и была причина по которой комбриг предлагал расформировать батальон. И еще небольшое дополнение о "слепом бое", наши пехотинцы и раньше и позже практиковали его не от хорошей жизни, а только при крайних обстоятельствах . В таких случаях бойцы распределялись группами по несколько человек и вели огонь на "звук" - " на ровном месте немцы минами засыпят сразу же, а тут в зарослях ему еще разобраться надо где мы, а где он".

Командование бригады также считало, что противник просто прощупывает оборону, комбриг докладывал «По докладу комбатов противник мелкими группами автоматчиков просачивается  через боевые порядки бригады. Бросил все резервы. Подготавливаю к обороне Бяково, Закорытно.» 

У противника не было столь оптимистичных настроений, нет даже намека на легкость продвижения вперед.

«14 апреля в утренние сумерки вплоть до 11.00 «Штуки» и Ю-88 подвергли жестокому обстрелу и бомбардировке русские позиции. Наступающие батальоны Ильгена соединились с измотанными солдатами передовых позиций группы Эйке. Русская артиллерия пытается огнем вытеснить с передовой линии прошедших через затопленные леса и болота подразделения.

Боевая группа Бохмана, состоящая в основном из роты эсэсовцев 3-го полка «Мертвой головы», 2-х штурмовых орудий, взвода танков разведывательного батальона, усиленная отдельными подразделениями разведчиков, отправляется от Учнов в район северо-западнее Васильевщины с целью выйти на шоссе на Бяково. Налево отправляется рота саперного батальона. При движении она натыкается на остатки русского лесного лагеря, до этого подвергшегося удару немецкой авиации. Мост через приток Старовской Робьи русские успели взорвать, что не позволило двигаться дальше двум штурмовым орудиям и 8,8-см зенитной пушке. Внезапно немцы подверглись атаке русской пехоты с тыла, завязался бой. Только по его окончании появилась возможность заняться восстановлением моста. Из деревушки Июдкино через болотистый лес наступают мотоциклисты штурмбанфюрера СС Клеффнера. Батальон Буша, стоящий западнее Июдкино, должен атаковать Закорытно, но не может сдвинуться с места. Водные потоки вперемежку со снегом не позволяют солдатам выполнять приказ о движении.

В 12.30 перед батальоном возник водоем, который с момента его обнаружения разведкой стал на 50 м шире и на 1,5 м глубже. На помощь подоспели саперы, но наскоро построенный мост сильным течением уносится далеко в сторону.

Свое слово сказала в этот момент русская артиллерия. Под ее огнем двигаться вперед было невозможно, и Буш дал команду вернуться на исходную позицию. По радио Буш принял приказание Эйке прекратить на сегодня движение и на следующее утро около Июдкино преодолеть водную преграду по вновь наведённому мосту.

Обстановка складывалась пока в целом неудачная для немцев. Ни одной ударной группе не удалось достичь успеха. Из воспоминаний роттенфюрера СС Шабера: «…Мы интенсивно работали на радиостанции. Обергруппенфюрер СС Эйке снова связывается через станцию с дивизионным командным пунктом и хочет знать, как идет наступление. Подполковник Боррис нигде не может обнаружить успехов. Несмотря на задействование всего имеющегося в распоряжении оружия, несмотря на запас боеприпасов (такого у нас уже не было несколько месяцев), несмотря на неукротимое мужество наступательных батальонов к вечеру 14 апреля мы добились немногого…»

Из воспоминаний сержанта Черняева о 15 апреля

«А утром стали пробираться к северу, в сторону основной дороги, ведущей от Бяково к Рамушево. Светило яркое солнце. В валенках мы утопали в провалах между кочками. Мы уже не представляли собой цельного подразделения, - просто группа спасшихся "своих", думаю человек 40-50. Старшим среди нас оказался замполит, бесцветный человек, какой-то всегда посторонний в батальоне. Он выглядел совсем растерявшемся - после этого жуткого "слепого" боя и исчезновения комбата и начштаба. Останавливался пропускал нас мимо себя и все повторял: "Ничего, ребята, ничего, вот соединимся с бригадой, патронов добавят, может поедим... Немного еще!..."

Действительно, пройдя несколько километров, наткнулись на своих. Это была 52-я отдельная стрелковая бригада. От солдат тут же узнали, что сами они давно ее прозвали "отдельно-голодающей". Позлорадствовали: значит, не только мы такие!... Но и обрадовались - все-таки не одни теперь.

Бригаду немцы тоже за день потеснили километров на пять. Как и нам, им тоже удалось оторваться от противника (он просто не торопился – готовил новый, более точный удар).

…

Наступила ночь. 5-6 градусов ниже нуля. Все обледенело на людях и внутри них. Стали разжигать костры. И вот тут у одного из них, самого большого, я увидел командира 52-й "отдельно-голодающей" бригады. Это был невысокий худощавый подполковник, уже в фуражке (мы все - еще в ушанках), в меховой безрукавке поверх гимнастерки. Он бежал к костру прыгая по кочкам и извергал на нас изощренный мат. Бросился затаптывать огонь своими хромовыми сапогами. И не переставал кричать: "Вы что? Такую вашу мать! Совсем спятили?! Немец рядом, вот здесь – протягивает руку - вот за этими деревьями! Вы что - хотите, чтоб всех вас одним х... накрыло?! Такую вашу мать... Тушить немедленно, всем - тушить!" И бросился к другому костру.»

Вот так день 15 апреля выглядит глазами Черняева. И надо кое что пояснить. То что подметил Черняев касаемо отсутствия продуктов верно, продуктов не было. Была распутица, и доставлять грузы за несколько сот километров по гатям было очень сложно, противника в этом плане выручала как авиация, доставлявшая  грузы при необходимости почти к передовой, так и наличие крупной железнодорожной станции в Старой Руссе, где противник выгружал свои эшелоны в нескольких километрах от фронта. Еще 10 апреля  комбриг докладывал, что продовольствия есть только мука и то на два дня считая само 10 апреля. Когда 1 ГСК 18 апреля снабжали продуктами по воздуху, то на весь корпус доставили всего 2 тонны сухарей, 1 тонну консервов и 600 кг шпика, как видим на корпус совсем немного. Так что продовольствия просто не было в достаточном количестве ни в одной части в этом районе.

А еще видно, что день 15 апреля Черняев с товарищами провел в лесу в стороне от Бяково и Закорытно. А именно они притянули к себе как магнит и немцев и наших солдат и основные бои развернулись именно там. Черняев с товарищами вышел к тем, кто уцелел после боев за Бяково и Закорытно. Важно отметить, что командир бригады подполковник Гузенко был со своими бойцами. То что он не давал разжигать костры , было абсолютно правильным, немцы могли накрыть костры из минометов и греющиеся бойцы погибли бы.

Если в штабе корпуса отмечалось довольно сухо «74 и 52 сбр продолжали вести бои с наступающими частями противника понесли потери и несколько потеснились назад. неуспех объясняется отсутствием снарядов, мин  и залпов РС. … 52 сбр вела бой в лесу 500 м южн Бяково и южн 500 м Закорытно, Сутоки. 321 пульбат на участке Коровитчино, Закорытно сдерживает противника в северном и северо-западном направлениях»

Телеграммы комбрига более точно передают ход боя 15 апреля

В 6-00 удерживаю Бяково, Закорытно. Связь с батальонами восстановлена. Связь с тылом прервана. Южнее Бяково три танка противника.  Противник продолжает арт-мин огонь по Бякоо и Закорытно.  Прошу помочь минами снарядами, прошу выслать в Омычкино представителей встречи батальонов.

10-30

Противник при сильнейшей поддержке артиллерии атакует Бяково. Связь 1-3 батальонами нарушена. Связь с гарнизоном Закорытно имею. Дивизион от вас не прибыл.

11-40

Удерживаю Бяково. Передовые части бригады в 600 м  восточнее Бяково. Противник обтекает фланги. Ведет усиленный арт мин и пулеметный огонь по Бяково. КП 1,5 км сев Бяково.

19-00

Отбита четвертая атака на Бяково, связь с гарнизоном Закорытно отсутствует. Потери уточняю.

19-30  Бяково и Закорытно 52 сбр сданы противнику. Передовые части приводятся в порядок и организую оборону 1 км северо-западнее Бяково у дороги Омычкино  пульбат не прибыл, только комбату и двум Т-34 поставлена задача. Снарядов и мин нет. Приказ 041 в 74 сбр не передан.

ОС Генштаба КА 8-00 16 апреля обобщала «52 сбр с 154 и 203 лб после упорного боя с противником силою до пп в ночь на 15.4 оставила Моклоково, а к исходу 15.4 оставила Закорытно и Бяково.»

Противник также подтверждает тяжелые бои за Бяково и Закорытно 15 апреля.

«15 апреля 1942 года. 3.30. Из записок роттенфюрера СС Шабера: «…Непроглядная ночь. Наступательные батальоны возобновляют свои попытки. «Штуки» сбрасывают свой уничтожающий груз на врага. Эскадрильи Не-111 и Ме-110 их поддерживают. «Мессершмитты» страхуют эскадрильи бомбардировщиков. Советы наносят встречный удар. Внезапно в воздухе появляются многочисленные бронированные ИЛ-2, они обрушиваются на передовые отряды. Я вижу, как оттаскиваются за передовой отряд 8,8-см зенитная пушка и несколько 3,7-см орудий. Атака медленно сходит на нет…»

Батальон Буша, перейдя водную преграду по вспомогательному мосту, около полудня подошёл к окраине Закорытно. Немцы врываются в восточную часть деревни, русские не отступают, переходя в контратаки и рукопашные схватки. С громадным трудом, понеся большие потери, после четырёхчасового боя немцы смогли овладеть этой небольшой деревней.

Справа от батальона Буша боевая группа Клеффнера наступает на Бяково по обе стороны шоссе, имея впереди оба орудия. Около 18.30 Бяково, за которое несколько недель назад шли жестокие бои, берется штурмом и оказывается снова в руках «Мертвой головы». Тем самым создается плацдарм для концентрированного наступления в направлении Ловати. Подполковник Боррис переносит свой командный пункт на южную половину Бяково. Ночью 16 апреля 1942 года к Боррису подходят саперный батальон и ударная группа Бохмана. Обе ударные группы Клеффнера и Бохмана входят в подчинение Боррису.»

Из воспоминаний сержанта Черняева о 16 апреля

«Домерзли мы до рассвета. Само собой получилось, что теперь мы, 203- й отдельный (вернее, то, что от него осталось), попали в распоряжение "комбрига-52". Стали растекаться группами по три-пять человек по кустам в линию по обе стороны идущей от Бяково дороги. Еще осенью, видно, по ней была проложена гать. Но после морозов и в наступившую распутицу она вся была покорежена и фактически плавала, а не лежала на грунте. Переходя гать, я заметил сзади, метрах в двадцати две "тридцатичетверки". Танкисты, увидев нас, закричали, машут руками, зовут. Подошли. "Братва, выручайте! Снарядов уже нет: вчера отстрелялись куда попало по кустам. Передвигаться не можем: попробовали - чуть было не утопили оба танка. Стоим вот на этой е... гиблой дороге. Ни туда, ни сюда Голыми руками нас тут возьмут. В пулеметах ничего почти не осталось. Вот   автомат и два пистолета. Все! Может, отобьемся, если вместе?!"

Дело было ясное: танков не спасти и даже подорвать их нечем, а ловушкой они для всех нас вместе с танкистами могут стать хорошей. Но не бросать же ребят! К танкистам - особое почтение, опять же - знаменитые уже "Т-34".

Как только начался минометный налет, танкисты залезли в люки, мы расположились под гусеницами. Повторилось то, что мы уже отведали в первый день: после минометов в дело вступили пулеметы, а вскоре среди кустов замелькали и фигурки немцев, стрелявших "от пуза". Рванули по ним из автоматов. Над нами заработали танковые пулеметы . После паузы последовал очередной минометный шквал - по танкам довольно точный: мины ложились совсем рядом, но, плюхаясь в болото, они выбрасывали осколки вверх. Это нас спасало. По этой второй атаке немцев пулемет стрелял только уже из одного нашего танка. Но опять отбились. Однако стрельба становилась слышна уже и с боков от нас и даже, казалось, сзади. Танкисты вылезли к нам под гусеницы. Один плакал, размазывая грязной ладонью сопли и слезы. Матерился, клял своих начальников, которые заткнули "такие машины!" на явную погибель.

Я сказал: "Ребята, еще 5-10 минут и после очередной атаки мы – как мишень на стрельбище. Бой-то, слышите, уходит вон куда!"

Первыми из-под танка, где мы, лыжники, лежали втроем, полезли два танкиста. Один тут же был срезан из кустов, другой успел скатиться по другую сторону гати.

Мои двое, переждав, вылезли - и сразу за гать - к танкисту, автоматные очереди по ним опоздали. Я выкатился из-под танка последним. Оказалось, что один из моих лыжников ранен в спину. За кустами раздели его. Входное  отверстие было между лопаток, но крови почему-то почти не было. Идти он уже не мог, потащили. Метров через пятьдесят наткнулись на другую нашу группу лыжников, среди них тот замполит. Он очень мне обрадовался. Но я сразу же заметил, что человек "не в себе", что-то бормочет, глаза бессмысленные. В портупеях поверх шинели, а пистолет - в кобуре Не успел я с ним разобраться, как началась очередная автоматная атака немцев. Танкист и мой боец из лыжного уже исчезли вместе с раненым . Замполит стоит за деревом и кричит мне: "Стреляй, стреляй же! Вон туда стреляй!" Я полоснул два раза по кустам - немцы ведь тоже стреляли. Стали отходить. Вытравилось из памяти, как мы к сумеркам , отстреливаясь и маневрируя по кустам и кочкам, добрались до деревни Омычкино - это на правом берегу Ловати, почти напротив села Рамушево.

Помню только, что несколько раз пересекали гать то в ту, то в другую сторону. И в один из таких бросков наткнулись на лежащего прямо на гати того моего раненого лыжника. Он был при смерти, а рядом с ним лежал убитый военфельдшер нашего батальона (запомнил фамилию - Фельдман) со своей неразлучной СВТ. Танкист и лыжник "объяснялись" поодаль с двумя лейтенантами, судя по петлицам - из НКВД. Подошли к ним. "Вот, старшой, - обращается ко мне танкист, - не пускают, документ требуют – почему отходим, раненого не дают нести". Мой замполит стоит молчит, "отключенный" уже совсем. Говорю: "Товарищ лейтенант! Это мои бойцы. У нас почти не осталось патронов. Раненый долго не выдержит, его надо нести в тыл. Пусть они его понесут, а мы с вами здесь давайте останемся и будем "стоять на смерть", как вы требуете от них. Только вот патрончиков бы к автомату!"

Лейтенанты напустили на себя строгость. Есть, мол, приказ - никого не пропускать. Я заметил: непохоже, чтобы мы были первые, скорее наоборот, а потом - на гать редко кто выходит, отходят лесом - там безопаснее. Дело ваше, раз приказ - я готов остаться с вами. Но раненого надо нести, двое не справятся без носилок, и старшего лейтенанта нельзя здесь оставлять - у него явно что-то "соскочило".

Стоим, смотрим друг на друга. Молчим. Оборачиваюсь к танкисту и своему солдату, говорю, указывая на раненого: "Несите". Фельдшерскую винтовку поднял и передал одному из лейтенантов: с вашими ТТ "на смерть" долго не простоишь.

Мнутся, никого вокруг, выстрелы, хотя и не очень густые, где-то уже у нас в тылу.

Два лейтенанта в фуражках с малиновым околышем, затянутые чистые, видно, только сегодня из Рамушево, из большого штаба. И я  "старшой", грязный, мокрый, в мятой рваной шинели, в валенках и даже без треугольничков в петлице.

"Пошли, - говорю, - товарищи лейтенанты, раненого поможем тащить".

И поплелись все вслед за удалявшимися "носильщиками".

Вечерело, когда добрались до полусгоревшего еще осенью Омычкино Здесь, судя по всему, скопились все, кто остался цел - из 52-й бригады

нашего 203-го и еще, наверное, каких-то частей. Не помню, куда делись два лейтенанта, куда пропал мой замполит, куда дели раненого и куда делись те, кто его нес.

Несколько полуразрушенных домов были забиты спящими вповалку солдатами. Протиснуться удалось лишь в третий и хотел уже выбраться – от духоты и храпа. Тут меня окликнули. Узнал Чугунова, того самого из моего взвода деревенского парня, который еще с эшелона ко мне "прилип". Зовет иди, пристроимся как-нибудь. Пролез к нему через тела, втиснулся рядом. Он тут же захрапел. Я не мог заснуть и все думал - не уйти ли, уж больно тошно в этой куче потерянных людей - в прямом, военном, и в переносном смысле, человеческом. Но к вечеру стало опять подмерзать. И я остался.»

16 апреля 203 ОЛБ выбыл из состава 1 ГСК, правда в положении батальона это ничего не изменило, он остался на острие вражеского наступления. Согласно приказа, с целью недопущения дальнейшего успеха противника в направлении Бяково, Омычкино 52 СБр с 154 и 203 ОЛБ, 321 и 363/без одной роты/  пульбаты,  дивизионом РС и дивизионом 37 ГАП с 6-00 16.4.42 поступают в распоряжение командующего УР генерала Озерова. Разгранлиния – Омычкино, Сутоки, Свх. Устье.

То что бригада уже не в 1 ГСК, она по видимому, не знала. Еще утром штаб 1 ГСД принимал шифровки от бригады, с докладами о ходе боев за Бяково и Закорытно, просьбы о помощи, донесение командира бригады написаное им в 18-00 также адресованое командиру 1 ГСК. Кроме того еще позже командир бригады в боевом донесении написал, «Ватутин подчинил меня Озерову». Сосед слева, 74 СБр также докладывала, что стык с 52 СБр прорван противником и связь  с 52 СБр отсутствует. Все это означает, что командование 52 СБр, самостоятельно,  не имея помощи и подкреплений, сделало все, что в их силах – отходили в Омычкино, медленно с боями, с боями в которых группы наших солдат часто погибали, но не отступали и не сдавались. Только поэтому немцы смогли пройти эти несколько километров за три дня (16,17,18 апреля) – первая атака на Омычкино немцами была произведена утром 19 апреля. Даже Черняев несмотря на утерю в своих воспоминаниях нескольких дней, свидетельствует, что бойцы-лыжники разобравшись группами по 3-5 человек, занимали оборону по обе стороны дороги, санинструктор погибший возле раненого, политрук который руководил боем – бойцы делали все, что возможно было сделать в их силах. Надо помнить, сколько бойцов было в бригаде перед началом немецкого наступления и 16 апреля их осталось еще меньше и практически без командиров. Командир 52 СБр в своем донесении написанном в 18-00 прямо говорит , что приданый 203 ОЛБ держит оборону на опушке леса западнее Бяково вдоль дороги Бяково - Омычкино. Ночью его собирались вывести во второй ешелон расположив его между 1 и 3 ОСБ, в батальоне осталось 38 активных штыков. Таким образом ясно что лыжники весь день были в первом эшелоне отражая вражеское наступление, под обстрелами и бомбежкой. Что такое бомбежка в лесу ясно из воспоминаний ветерана попавшего в лесу под бомбежку летом 1941 года "Впервые в этой войне мне пришлось пережить ожесточенную бомбежку в лесу. Лес хорошо маскирует от наблюдения с воздуха, но находиться в нем во время бомбежки намного хуже, чем в открытом поле. От разрывов бомб валятся гигантские деревья, свистят осколки, с глухим звуком впиваясь в мягкую древесину. Небольшие деревья словно жалобно стонут от боли, чуть не до земли склоняясь под напором взрывной волны...
Когда приходится читать о том, как фашистская авиация с немецкой скрупулезностью периодически «прочесывала» лесную партизанскую зону, я легко себе представляю, что переживали партизаны, застигнутые бомбежкой вдали от надежных укрытий. Даже наши, умевшие хорошо скрывать чувство страха шахтеры вышли после бомбежки на лесную дорогу с глазами, расширенными от пережитого." Активные действия авиации подтверждают как наши документы, так и описание боя противником. Воздействием сильного бомбового удара можно объяснить некоторую "ошалелость" политрука. Политруку надо отдать должное, Черняев присваивает ему разные эпитеты, но Черняев неуважительно отзывается о всем начальстве батальона. Между тем политрук по всей видимости последний офицер 203 лыжного батальона, который смог собрать батальон, вывел его на соединение  с частями 52 СБр, а затем вел бой, как видно из боевого донесения,  батальон все еще действовал как воинская часть, а не рассыпался, то что кто то потерялся или переход в полосу другой части надо отнести к трудностям боев в лесу, когда в условиях ограниченной видимости это неизбежно. Можно предположить что это был Кузнецов      Александр          Ильич политрук минометной роты, который числится пропавшим безвести в июне 1942 года - последний офицер командовавший 203 ОЛБ и по всей видимости погибший в этих боях.

Есть также сведения о помощнике начальника штаба батальона лейтенанте Попове Сергее Ильиче. В составе батальона он получил уже два ранения 6 и 12 февраля, но батальон не покинул. Он был тяжело ранен 17 апреля и был эвакуирован в госпиталь. Как видно офицеры своих бойцов не оставляли.

Противник красноречиво описывал каких трудов и потерь стоил ему путь от Бяково до Омычкино 16 апреля.

«Утром 16 апреля они вместе с саперным батальоном готовятся продолжать наступление на Омычкино и взять его. Обе ударные группы продвигались вперед, следуя по обе стороны шоссе. Саперный батальон выдвинулся на первую позицию и обезвреживал местность от многочисленных русских мин. Сильнейший массированный удар немецких бомбардировщиков по району севернее шоссе дал желаемый для немцев результат. Сопротивление красноармейцев в зоне наступления ударной группы Бохмана неожиданно для эсэсовцев оказалось довольно слабым. Это было следствием воздушной атаки. Но так было не везде. В лесном массиве до низины Старовской Робьи отдельные группы русской пехоты продолжали оказывать ожесточенное сопротивление и без боя не сдавались, предпочитая погибнуть, но не отступить или сдаться в плен. С большими потерями ударная группа Клеффнера и батальон Буша всё же смогли зачистить эту территорию. После этого батальон Буша (290-я пехотная дивизия) переходит в прямое подчинение штурмбанфюреру СС Клеффнеру и бросается на правый участок фронта под командование Борриса.

Роттенфюрер СС Шабер: «…Сначала до следующего леса всё идет гладко. А здесь русские оказывают ожесточенное сопротивление. В лесу снова нужно преодолевать заполненный водой участок. Для нашего орудия этот переход невозможен. Снова нужно возводить мост под мощным пулеметным и артиллерийским огнем. У нас есть потери: погибшие и раненые. Спустя несколько часов изнурительной работы временный мост построен. Наше орудие продвигается вперед. К нам подходит генерал-лейтенант Цорн. Он идет к шоссе к лежащим там погибшим товарищам, поднимает еловые ветки и брезент, которым мы их прикрыли, стоит вытянувшись и отдаёт салют…»

Как видно противник неподтверждает захват двух Т-34, учитывая, что линия фронта сильно не изменилась, их могли вытащить ночью. 19 апреля в полосе 52 СБр все еще был один танк Т-34, правда уже без горючего и снарядов.

Из воспоминаний сержанта Черняева о 17 апреля

«Утром повскакали от близких разрывов мин. Бросились наружу. Кто где попало залег, изготовился, кто просто бросился бежать. Мы с Чугуновым устроились за сваленными бревнами недалеко от сруба, где провели ночь: он оказался поблизости от бывшей деревенской околицы Когда немцы появились, стреляя из ближних кустов, их встретили редким беспорядочным огнем. У Чугунова была винтовка. Спрашиваю "Сколько у тебя патронов-то?" В ответ он похлопал по магазину: мол, только тут и больше ничего (то есть пять штук). У меня на поясе два диска пустые еще со вчерашнего дня. Вынул диск из автомата, открыл крышку - в барабане штук пятнадцать. Ну, думаю, все - отвоевались. Увидели немцев перебегающих по берегу речушки, которая в этом месте впадала в Ловать.

Через нее - мост совсем новый, тесовый. "Чугунов, - говорю, - туда, быстро, отрежут!" Бросились во весь рост к мосту. По нам - пулемет. Залегли, поползли за бревнами - скрепами моста, образовавшими что-то вроде парапета. Пули срывают щепки над нашими спинами. Выползли в земляное углубление при выходе моста на дорогу. Залегли. Немцы уже на той его стороне, тоже залегли: мы по ним пощелкали оставшимися патронами. И в этот момент нас спасает, видно, шальной немецкий снаряд (а может и наш!) - рванул прямо посередине моста и обрушил всю середку в речку Отползли к кустам. Видели, как немцы, обойдя Омычкино, долбят из пулеметов по Рамушеву через Ловать.»

Надо отметить, что к Омычкино немцы смогли выйти только вечером 18 апреля на 5 день наступления.

17 апреля 52 СБр подвозила из Омычкино боеприпасы – было привезено 600 снарядов к 76 мм орудиям. Дальнейший подвоз был прерван тем, что авиация противника практически полностью уничтожила транспорт бригады.

Командир бригады энергично собирал всех кто уцелел, отстал от своих и организовывал группы, которые занимали оборону перед Омычкино и севернее.  Штаб бригады уже не составлял боевые донесения, по видимому это просто некому было делать. Все кто мог сражаться сражались до последней возможности. Вместе с бригадой бой вел и 203 ОЛБ.

Противник не мог пройти и метра к Омычкино без боя.

Ранним утром 17 апреля начинается вторая фаза операции. Планируется пробить большой лесной массив в направлении Ловати. Внезапно в 6.00 русские гвардейские минометы «Катюши» накрывают огнем немецкие подразделения южнее Закорытно, где около Сутоки, в долине реки Старовская Робья ведут боевые действия подразделения полка Борриса.

Батальон Буша выступает из леса западнее Бяково с целью поддержать атаку на правом фланге. Из Бякова в лес по направлению к Ловати выдвинулась боевая группа СС Клеффнера.

Из записок Шабера, который стоит со своей передвижной радиостанцией недалеко от гати около Бяково: «…Целый день ИЛ-2 усиленно обстреливают гать и сбрасывают осколочные бомбы. Кроме того, стреляет русская артиллерия и многоствольные реактивные установки. В 50 метрах за мной в лесу стреляет 10,5-см батарея артиллерийского полка «Мертвой головы».

В ночь на 18 апреля о сне не может быть и речи. Русская артиллерия непрерывно обстреливает немецкие позиции, находящиеся в зоне досягаемости. Участок реки Робья является целью ночных атак русских. На севере стоит мощный грохот. Несколько русских батарей обстреливают территорию по обе стороны гати, чтобы помешать ночному подвозу. В этом хаосе не слышно «швейных машинок». Они выбрали гать в качестве объекта бомбардировок…»

Из воспоминаний сержанта Черняева о 18 апреля

«На другой день, в деревне Лука, где стоял штаб 1 гв.с.к. мы встретили десятка два людей из 52-й бригады, прорвавшихся, наверное, еще до нас в эту сторону от Омычкино. Большинство же, как потом оказалось, отошло на север - вверх вдоль Ловати - в расположение 11-й армии.

Таким образом, за три дня немцы прорвали окружение между Бяково и Рамушево и образовали коридор длиной 10-12 км и шириной - 3-5 Наступали они не только изнутри Демьянского котла, но и со стороны Старой Руссы в направлении того же Рамушева, но более широким фронтом В результате значительная часть левого берега Ловати, включая Поддорье, о котором я рассказывал, и ту деревню, где девки пели нам заунывные песни, вновь оказалась в их руках.

Но возвращаюсь к "своей" войне. Оторвались мы с Чугуновым от немцев. Они и не собирались (как выяснилось потом) переходить речушку По тому ее берегу организовали оборону южной части образовавшегося коридора.

Рассуждаем - что делать? Говорю: в Луке стоял штаб корпуса пойдем туда. Пошли, местонахождение деревни было известно еще с зимы когда 203-й занимался разведкой. Вспомнили, что двое суток ничего не ели. Чугунов говорит: "А вот у меня в сумке мясо, разжился вчера от убитой лошади". Достает огромный кус, килограмма на два. Уселись в нескошенной с прошлого года ржи. Яркое предмайское солнце над нами. Он развел костер, приладил мясо в котелке. Набросились, забыв чем может кончиться такой обед! Потом меня неделю "несло"...

К Луке, в которой сохранилось несколько целых домов, мы подошли днем. Штаб охранялся. Но поразительно (хотя позже я сообразил), что на всем нашем пути от места последнего боя до штаба корпуса мы не встретили никаких наших войск, вообще никого, пока не оказались у околицы. Тут подошел к нам лейтенант, спросил: "Откуда? От Рамушева?" На мой ответ он предложил пойти с ним в штаб. У крыльца попросил подождать возле часового. Вернулся и показал рукой, чтоб я вошел. На пороге шепнул: "Начштаба корпуса".

Это был тот же полковник Рубцов, о котором я уже писал. Он встал из-за стола и так мы оба простояли, пока он подробно меня расспрашивал, что "там" произошло. Я уже знал его манеру: он интересовался и тем, что ему явно должно было быть известно. Я докладывал, не стесняясь в выражениях относительно командования 203-го лыжного.

- Значит, что же... Сегодня утром уже никакого организованного сопротивления не было, никто не командовал и все подразделения перемешались?

- Не утром, а уже и вчера этого не было.

Помолчал, отвернувшись к окну. - Ладно. Можете идти.

- Куда идти, товарищ полковник? - осмелился я.

- Адъютант скажет.

Тот лейтенант, который привел меня к нему, и был адъютантом. Лейтенант сказал, чтобы я со своим бойцом шли в деревню такую-то километрах в семи от штаба вдоль берега Ловати. Выдал нам пайки. Там, мол, будет сборный пункт, потом скажут, что дальше вам делать.»

Повторюсь у Черняева из воспоминаний выпадает два дня, по видимому он просто потерял счет дням во время боев на пути от Бяково до Омычкино, поэтому и считал что прошло всего три дня. Реальность было несколько иной.

По поводу двух уцелевших от батальона ветеран немного перегибает, он сам же вспоминает, что основная часть 52 СБр отошла в сторону 11 Армии, это подтверждается докладом командира 52 СБр, а также тем что несколько бойцов лыжников оказалось в тылу врага, и после смогли выйти в полосу 11 Армии. Кроме того он вышел к штабу 1 ГСК, причем из Омычкино он ушел в начале боя, поэтому и оказался вдвоем с Чугуновым.

Вообще надо отметить, что несмотря на точное описание некоторых моментов, все же на его рассказ давит тяжесть поражения.

В течении ночи с 17 на 18 апреля командир 52 СБр занял оборону, собрал группы из потерявшихся и отставших и назначил в них младших и частично средних командиров. Приведя в порядок 321 и 363 пульбаты которые понесли в предыдущих боях потери в 80-85%, занял оборону у отм 32,1. 180 человек - стрелков, лыжников, пулеметчиков, все кто еще мог сражаться заняли рубеж обороны.

Этот рубеж удерживали в течении 18 апреля.

В ночь с 18 на 19 апреля занял оборону в 2,5 км восточнее Омычкино. В течении дня были отбиты две атаки, противник прорвал левый фланг, движется на сев-восток по лесам и болотам в направление Омычкино. Наступление противника поддерживается двумя танками, непрерывным минометным, артиллерийским огнем и авиацией.

Состояние бригады - все комбаты убиты или ранены, многие командиры штаба убиты и ранены, большие потери в подразделениях. Приданный 203 ОЛБ комбат ранен, судьба штаба неизвестна, бойцов осталось очень мало. По приказу Ватутина веду бой с Озеровым.

Так гласила написанное карандашом боевое донесение командира 52 СБр.

Оперсводка Генштаба подтверждают это «52 сбр в течение дня 19.4 отбила две атаки противника из района Бяково в направлении на Омычкино и продолжала вести бой в лесу 1,5 км сев.-вост (по видимому именно этот лес немцы называли «треугольным» - на карте он виден в виде треугольника)., вост. и юго-вост. Омычкино.»

У противника в описании боев за Бяково, Закорытно, Омычкино и леса вокруг них, нет даже намека на легкость продвижения, наоборот.Никаких намеков на не оганизованность в Омычкино нет и следа, наоборот две атаки отбиваются.

«Ранним утром 18 апреля шум превращается в преисподнюю: эскадрильи «Штук» сбрасывают свои 250-кг бомбы в полосе атаки, немецкая артиллерия бьет изо всех стволов, разрываются русские снаряды. Когда «Штуки» улетают, появляются немецкие бомбардировщики, выполняющие серийное бомбометание. Эсэсовцы в ледяной воде и трясине метр за метром продвигаются от Бякова к Омычкино.

Вечером 5-го дня наступления батальон СС Бохмана стоял перед Омычкино.

19 апреля для наступающих не было успеха. Две попытки эсэсовского батальона захватить Омычкино были отражены его защитниками. Как всегда в подобных ситуациях, в дело подключились «Штуки», сбрасывая смертоносный груз на деревню, на русскую пехоту и артиллерийские позиции в «треугольном лесу» севернее Омычкино.

Видя безрезультативность прямых атак на Омычкино, Бохман изменил направление удара и направил боевую группу к реке Ловать. После полудня эсэсовцы форсировали наступление на юг на Омычкино и на «треугольный лес». К исходу дня ценой больших потерь Омычкино перешло к немцам. После этого батальон Буша (290-я пехотная дивизия) берет на себя ответственность за безопасность шоссе между Омычкино и Бяково и выдвигается севернее шоссе, где постоянно прибывает вода.

Кольцо вокруг «котла» прорвано: командир 3-й роты саперного батальона Зеела и командира 1-й роты саперного батальона Мюллер устанавливают связь между наступательными группами

После бомбардировки «Штуками» «треугольного леса» боевая группа Бохмана продолжает наступать по дороге на Новое Рамушево. В «треугольном лесу» обнаружили 15 орудий, которые русские не смогли вывезти из-за безобразного состояния дорог и отсутствия транспорта. По мнению эсэсовцев, это были как раз те орудия, которые почти полностью парализовали атаку немцев в предыдущие дни. Неизвестно, были ли они в исправном состоянии или выведены из строя.»

Таким образом видно, что основная часть 203 ОЛБ совместно с  52 СБр были оттеснены на север, в полосу 11 армии. Все кто уцелел после этих тяжелейших боев, вероятно остался в составе 52 СБр.  

Фроленков Савелий Иванович - боец 203 ОЛБ погиб в бою за деревню Онуфриево (Ануфриево) 4 февраля 1942 года

 Николаев Николай Алексеевич - боец 203 ОЛБ, был ранен в бою 14 апреля 1942 года, после госпиталя сражался в составе 278 СД, 15 бригады морской пехоты, в последующем старшина 1 статьи электрик-торпедист на эскадреном миноносце.

Официально 203-й  отдельный лыжный батальон был расформирован 29 мая 1942г.
Это неоконченная статья о боевом пути 203 отдельного лыжного батальона в последующем статья будет дополнена.

Список потерь 3 роты 203 ОЛБ

Артемьев Николай Степанович - мл лейтенант, замккомроты

Цалов Александр Тимофеевич - лейтенант командир взвода

Майоров Дмитрий Иванович - мл лейтенант командир взвода

Скакун Федор Аристович - санинструктор

Мошенский Иван Ефимович - сержант старший радист

Дмитриев Иван Дмитриевич - к-ц, младший радист

Блох Наум Маркович - к-ц, санитар

Мироненко Илья Аксентьевич - к-ц, санитар

Красильников Николай Иванович - к-ц, санитар

Кузьмин Александр Алексеевич - ст сержант, помкомвзвода

Попков Анатолий Дмитрович - к-ц - боец

Майоров Измаил Сарабханович - к-ц - боец  

Страшников Александр Николаевич- к-ц - боец

Косауров Анатолий Егорович- к-ц - боец

Костиков Кузьма Евтивич- к-ц - боец

Васин Дмитрий Абрамович- к-ц - боец

Сидунов Василий Алексеевич- к-ц - боец

Кокорев Иван Михайлович- к-ц - боец

Орлов Сергей Сергеевич- к-ц - боец

Дьяволтовский Иосиф Григорьевич- к-ц - боец

Синюк Петр Иванович- к-ц - боец

Аверин Сергей Сергеевич- к-ц - боец

Большеков Иван Сергеевич- к-ц - боец

Хамзин Александр Сергеевич- к-ц - боец

Лутонин Иван Степанович - к-ц - боец

Бабкин Василий Михайлович - к-ц - боец

Гудков Михаил  Дмитриевич - к-ц - боец

ВашаковИван Николаевич - к-ц - боец

Яковлев Николай Андреевич - к-ц - боец

Щербаков Михаил Григорьевич - к-ц - боец

Булочников Дмитрий Сергеевич - к-ц - боец

Михайлов Василий Николаевич - к-ц - боец

Садков Константин Илларионович - сержант - помком взвода

Шишкин Алексей Васильевич- сержант - ком отделения

Хабаров Леонид Семенович - к-ц - боец

Жалобин Александр Дмитрович - к-ц - боец

Нарушевич Степан Михайлович - к-ц - боец

Буров Василий Федорович - к-ц - боец

Ревягин Владимир Дмитриевич - к-ц - боец

Хорин Сергей Васильевич - сержант - ком отделения

Капитанов Иван Михайлович - к-ц - боец

Литвинов Илья Петрович - к-ц - боец

Близнюк Иван Ефимович - к-ц - боец

Федоров Владимир Николаевич - к-ц - боец

Кочетков Николай Дмитрович - к-ц - боец

Евдокимов Николай Константинович - сержант - ком отделения

Блинов Николай Михайлович - к-ц - боец

Данилов Алексей Алексеевич - к-ц - боец

Крахмалов Евгений Александрович - к-ц - боец

Савостин Михаил Григорьевич - к-ц - боец

Бехстеев (Бехетеев) Василий Михайлович - к-ц - боец

Кадков Михаил Сергеевич - сержант - ком отделения

Волков Николай Николаевич - к-ц - боец

Чиликов Александр Прохорович  - к-ц - боец

Мартанов Владимир Иванович - к-ц - боец

Еремин Александр  Иванович - к-ц - боец

Попков Василий Иванович - к-ц - боец

Михайлов Леонид  Павлович - к-ц - боец

Михайлов Анатолий Иванович - сержант - ком отделения

Пономаренко Иван Михайлович- сержант - ком отделения

Косенков Петр Васильевич - к-ц - боец

Крюков Александр Сергеевич - к-ц - боец

Пышкин Василий Федорович - к-ц - боец

Мусатов Иван Федорович - к-ц - боец

Биберин Василий Иванович - к-ц - боец

Андрюшин Павел Иванович - к-ц - боец

Кривичев Тимофей Григорьевич - к-ц - боец

Никулин Иван Степанович - к-ц - боец

Шестокрылов Сергей Васильевич - к-ц - боец

Кондратьев Иван Федорович - к-ц - боец

Список погибших лыжников 203 ОЛБ

Фамилия      Имя   Отчество               Дата рождения/Возраст  Место рождения          Дата и место призыва     Последнее место службы         Воинское звание          Причина выбытия  Дата выбытия        Название источника информации          Номер фонда источника информации

Крылов        Василий       Сергеевич             __.__.1922   Рязанская обл., Спасский р-н, с. Добрый-Сот    24.09.1941 Кировский РВК, г. Москва п/п 45 203 олб    красноармеец        пропал без вести   __.06.1942   ЦАМО          58

Жуков          Василий       Федорович            __.__.1923   Переславский РВК, Ярославская обл., Переславский р-н 180 сд 203 олб      красноармеец          ВМН   03.02.1942   ЦАМО          58      818883

Осипов        Константин  Михайлович          __.__.1922   г. Москва          Ленинградский РВК, Московская обл., г. Москва, Ленинградский р-н  203 олб    красноармеец        пропал без вести   __.03.1942   ЦАМО         

Стрелков     Александр   Николаевич           __.__.1923   Владимирская обл., Курловский р-н, Колпский с/с, п. Красная Заря      __.__.1941 Меленковский РВК, Владимирская обл., Меленковский р-н          203 олб        рядовой          пропал без вести   __.02.1942   ЦАМО         

Харьков       Николай       Ефимович             __.__.1918   203 олб        ст. лейтенант    пропал без вести   __.02.1942   ЦАМО          33               

Фролов        Василий       Яковлевич             203 лб 1 гск политрук      убит          04.02.1942   Ленинградская обл., Старорусский р-н, д. Ануфриево, около          ЦАМО          58               

Панов          Николай       Петрович               __.__.1923   203 лб          красноармеец        умер от ран 30.04.1942   ЦАМО          58               

Мамырин     Николай       Владимирович                __.__.1922   Рязанская обл., Спасский р-н, с. Ижевское        01.11.1941 Ново-Деревенский РВК, Рязанская обл., Ново-Деревенский р-н      203 лб         рядовой       пропал без вести          __.03.1942   ЦАМО         

Кузнецов     Александр   Ильич          __.__.1916   Чувашская АССР, Красночетайский р-н, д. Хирлу-Касы  __.09.1941   1 гв. ск 203 лб       политрук          пропал без вести   __.06.1942   ЦАМО         

Сулимов      Михаил        Сергеевич             203 лыжн. бат.       рядовой          умер от ран 26.02.1942   Ленинградская обл., Старорусский р-н, д. Ершино        475 ОМСБ, 65 гв. МСБ    ЦАМО          58     

Петухов       Мих.   Димитрович           14 бр. 203 лыжн. бат.      рядовой          умер от болезни    06.03.1942   Ленинградская обл., Старорусский р-н, д. Ершино        475 ОМСБ, 65 гв. МСБ    ЦАМО          58     

Сажин          Николай       Павлович              203 лыжн. бат.       мл. лейтенант          умер от ран 08.04.1942   Ленинградская обл., Демянский р-н, Ляховичский с/с, д. Ляховичи, юго-восточнее, 1500 м, опушка леса, могила № 1, 1 ряд       475 ОМСБ, 65 гв. МСБ    ЦАМО                  

Моисеев      Андрей        Федорович            14 бр. 203 лыжн. бат.      рядовой          умер от ран 01.03.1942-10.03.1942     Ленинградская обл., Старорусский р-н     475 ОМСБ   ЦАМО          58     

Щуров         Николай       Павлович              __.__.1912   26.06.1941 Балахнинский РВК, Горьковская обл., Балахнинский р-н 203 особ. лыжн. бат.          мл. лейтенант       погиб Не позднее 10.02.1942    ЦАМО

Майоров Александр Михайлович, старшина 203 ОЛБ, погиб в бою 18 февраля 1942 года

Фроленков Савелий Иванович, боец 203 ОЛБ